45 «Пожалуй!» – отвечал ей Саша. Он Из слов ее расслушал половину, – Его клонил к подушке сладкий сон, Как птица клонит слабую тростину. Блажен, кто может спать! Я был рожден С бессонницей. В теченье долгой ночи Бывало беспокойно бродят очи, И жжет подушка влажное чело. Душа грустит о том, что уж прошло, Блуждая в мире вымысла без пищи, Как лазарони или русский нищий… 46 И жадный червь ее грызет, грызет, – Я думаю, тот самый, что когда-то Терзал Саула; [77] но порой и тот Имел отраду: арфы звук крылатый, Как ангела таинственный полет, В нем воскрешал и слезы и надежды; И опускались пламенные вежды, С гармонией сливалася мечта, И злобный дух бежал, как от креста. Но этих звуков нет уж в поднебесной, – Они исчезли с арфою чудесной… 47 И всё исчезнет. Верить я готов, Что наш безлучный мир – лишь прах могильный Другого, – горсть земли, в борьбе веков Случайно уцелевшая и сильно Заброшенная в вечный круг миров. Светилы ей двоюродные братья, Хоть носят шлейфы огненного платья, И по сродству имеют в добрый час Влиянье благотворное на нас… А дай сойтись, так заварится каша, – В кулачки, и… прощай планета наша. 48 И пусть они блестят до той поры, Как ангелов вечерние лампады. Придет конец воздушной их игры, Печальная разгадка сей шарады… Любил я с колокольни иль с горы, Когда земля молчит и небо чисто, Теряться взором в их цепи огнистой, – И мнится, что меж ними и землей Есть путь, давно измеренный душой, – И мнится, будто на главу поэта Стремятся вместе все лучи их света. 49 Итак, герой наш спит, приятный сон, Покойна ночь, а вы, читатель милый, Пожалуйте, – иначе принужден Я буду удержать вас силой… Роман, вперед!.. Не и́дет? – Ну, так он Пойдет назад. Герой наш спит покуда, Хочу я рассказать, кто он, откуда, Кто мать его была, и кто отец, Как он на свет родился, наконец, Как он попал в позорную обитель, Кто был его лакей и кто учитель. 50 Его отец – симбирский дворянин, Иван Ильич N., муж дородный, Богатого отца любимый сын. Был сам богат; имел он ум природный И, что ума полезней, важный чин; С четырнадцати лет служил и с миром Уволен был в отставку бригадиром; А бригадир блаженных тех времен Был человек, и следственно умен. Иван Ильич наш слыл по крайней мере Любезником в своей симбирской сфере. 51 Он был врагом писателей и книг, В делах судебных почерпнул познанья. Спал очень долго, ел за четверых; Ни на кого не обращал вниманья И не носил приличия вериг. Однако же пред знатью горделивой Умел он гнуться скромно и учтиво. Но в этот век учтивости закон Для исполненья требовал поклон; А кланяться закону иль вельможе Считалося тогда одно и то же. 52 Он старших уважал, зато и сам Почтительность вознаграждал улыбкой И, ревностный хотя угодник дам, Женился, по словам его, ошибкой. В чем он ошибся, не могу я вам Открыть, а знаю только (не соврать бы), Что был он грустен на другой день свадьбы И что печаль его была одна Из тех, какими жизнь мужей полна. По мне они большие эгоисты, – Всё жен винят, как будто сами чисты. 53 Благодари меня, о женский пол! Я – Демосфен твой: [78] за твою свободу Я рад шуметь; я непомерно зол На всю, на всю рогатую породу! Кто власть им дал?.. Восстаньте, – час пришел! Я поднимаю знамя возмущенья. Ура! Сюда все девы! Прочь терпенье! Конец всему есть! Беззаботно, явно Идите вслед за Марьей Николавной! Понять меня, я знаю, вам легко, Ведь в ваших жилах – кровь, не молоко, И вы краснеть умеете уж кстати От взоров и намеков нашей братьи. [79] 54 Иван Ильич стерег жену свою По старому обычаю. Без лести Сказать, он вел себя, как я люблю, По правилам тогдашней старой чести. Проказница ж жена (не утаю) Читать любила жалкие романы Или смотреть на светлый шар Дианы, В беседке темной сидя до утра. А месяц и романы до добра Не доведут, – от них мечты родятся… А искушенью только бы добраться! 55 Она была прелакомый кусок И многих дум и взоров стала целью. Как быть: пчела садится на цветок, А не на камень; чувствам и веселью Казенных не назначено дорог. На брачном ложе Марья Николавна Была, как надо, ласкова, исправна. Но, говорят (хоть, может быть, и лгут), Что долг супруги – только лишний труд. Мужья у жен подобных (не в обиду Будь сказано), как вывеска для виду. вернуться Саул – библейский царь. Он приказывал играть для него на арфе, чтобы заглушить мучения совести. вернуться Демосфен (384–322 до н. э.) – выдающийся афинский оратор. вернуться Строфа 53 состоит из 13-ти стихов, тогда как вся поэма написана одиннадцатистрочной строфой. По всей вероятности, в текст ошибочно включены черновые варианты двух стихов. |
