36 «Не обвиняй меня так строго! Скажи, чего ты хочешь? – слез? Я их имел когда-то много: Их мир из зависти унес! Но не решусь судьбы мятежной Я разделять с душою нежной; Свободный, раб иль властелин, Пускай погибну я один. Всё, что меня хоть малость любит, За мною вслед увлечено; Мое дыханье радость губит, Щадить – мне власти не дано! И не простого человека (Хотя в одежде я простой), Утешься! Зара! Пред собой Ты видишь брата Росламбека! Я в жертву счастье должен принести… О! Не жалей о том! – прости, прости!..» 37 Сказал, махнул рукой, и звук подков Раздался, в отдаленье умирая. Едва дыша, без слез, без дум, без слов Она стоит, бесчувственно внимая, Как будто этот дальний звук подков Всю будущность ее унес с собою. О, Зара, Зара! Краткою мечтою Ты дорожила; – где ж твоя мечта? Как очи полны, как душа пуста! Одно мгновенье тяжелей другого, Всё, что прошло, ты оживляешь снова!.. По целым дням она глядит туда, Где скрылася любви ее звезда, Везде, везде она его находит: В вечерних тучах милый образ бродит; Услышав ночью топот, с ложа сна Вскочив, дрожит, и ждет его она, И постепенно ветром разносимый Всё ближе, ближе топот – и все мимо! Так метеор порой летит на нас, И ждешь – и близок он – и вдруг погас!.. Часть вторая High minds, of native pride and force, Most deeply feel thy pangs, Remorse! Fear, for their scourge, mean villains have, Thou art the torturer of the brave! Marmion. S. Walter-Scott. [50] 1 Шумит Аргуна мутною волной; Она коры не знает ледяной, Цепей зимы и хлада не боится; Серебряной покрыта пеленой, Она сама между снегов родится, И там, где даже серна не промчится, Дитя природы, с детской простотой, Она, резвясь, играет и катится! Порою, как согнутое стекло, Меж длинных трав прозрачно и светло По гладким камням в бездну ниспадая, Теряется во мраке, и над ней С прощальным воркованьем вьется стая Пугливых, сизых, вольных голубей… Зеленым можжевельником покрыты, Над мрачной бездной гробовые плиты Висят и ждут, когда замолкнет вой, Чтобы упасть и всё покрыть собой. Напрасно ждут они! Волна не дремлет. Пусть темнота кругом ее объемлет, Прорвет Аргуна землю где-нибудь И снова полетит в далекий путь! 2 На берегу ее кипучих вод Недавно новый изгнанный народ Аул построил свой, – и ждал мгновенье, Когда свершить придуманное мщенье; Черкес готовил дерзостный набег, Союзники сбирались потаенно, И умный князь, лукавый Росламбек, Склонялся перед русскими смиренно, А между тем с отважною толпой Станицы разорял во тьме ночной; И, возвратясь в аул, на пир кровавый Он пленников дрожащих приводил, И уверял их в дружбе, и шутил, И головы рубил им для забавы. 3 Легко народом править, если он Одною общей страстью увлечен; Не должно только слишком завлекаться, Пред ним гордиться или с ним равняться; Не должно мыслей открывать своих, Иль спрашивать у подданных совета, И забывать, что лучше гор златых Иному ласка и слова привета! Старайся первым быть везде, всегда; Не забывайся, будь в пирах умерен, Не трогай суеверий никогда И сам с толпой умей быть суеверен; Страшись сначала много успевать, Страшись народ к победам приучать, Чтоб в слабости своей он признавался, Чтоб каждый миг в спасителе нуждался, Чтоб он тебя не сравнивал ни с кем И почитал нуждою – принужденья; Умей отважно пользоваться всем И не проси никак вознагражденья! Народ – ребенок: он не хочет дать, Не покушайся вырвать, – но украдь! 4 У Росламбека брат когда-то был: О нем жалеют шайки удалые; Отцом в Россию послан Измаил, И их надежду отняла Россия. Четырнадцати лет оставил он Края, где был воспитан и рожден, Чтоб знать законы и права чужие! Не под персидским шелковым ковром Родился Измаил; не песнью нежной Он усыплен был в сумраке ночном: Его баюкал бури вой мятежный! Когда он в первый раз открыл глаза, Его улыбку встретила гроза! В пещере темной, где, гонимый братом, Убийцею коварным, Бей-Булатом, Его отец таился много лет, Изгнанник новый, он увидел свет! 5 Как лишний меж людьми, своим рожденьем Он душу не обрадовал ничью, И, хоть невинный, начал жизнь свою, Как многие кончают, – преступленьем. Он материнской ласки не знавал: Не у груди, под буркою согретый, Один провел младенческие леты; И ветер колыбель его качал, И месяц полуночи с ним играл! Он вырос меж землей и небесами, Не зная принужденья и забот; Привык он тучи видеть под ногами, А над собой один лазурный свод; И лишь орлы да скалы величавы С ним разделяли юные забавы. Он для великих создан был страстей, Он обладал пылающей душою, И бури юга отразились в ней Со всей своей ужасной красотою!.. Но к русским послан он своим отцом, И с той поры известья нет об нем… вернуться Высокие души, по природной гордости и силе, Глубже всех чувствуют твои угрызения, Совесть! Страх, как бич, повелевает низкой чернью, Ты же – истязатель смелого! Мармион. С<эр> Вальтер-Скотт. (Англ.). |
