Часть третья She told nor whence, nor why she left behind Her all for one who seem’d but little kind. Why did she love him? Curious fool! – be still– Is human love the growth of human will?.. 1 Какие степи, горы и моря Оружию славян сопротивлялись? И где веленью русского царя Измена и вражда не покорялись? Смирись, черкес! И запад и восток, Быть может, скоро твой разделит рок. Настанет час – и скажешь сам надменно: Пускай я раб, но раб царя вселенной! Настанет час – и новый грозный Рим Украсит Север Августом другим! [56] 2 Горят аулы; нет у них защиты, Врагом сыны отечества разбиты, И зарево, как вечный метеор, Играя в облаках, пугает взор. Как хищный зверь, в смиренную обитель Врывается штыками победитель; Он убивает старцев и детей, Невинных дев и юных матерей Ласкает он кровавою рукою, Но жены гор не с женскою душою! За поцелуем вслед звучит кинжал, Отпрянул русский, – захрипел, – и пал! «Отмсти, товарищ!» – и в одно мгновенье (Достойное за смерть убийцы мщенье!) Простая сакля, веселя их взор, Горит, – черкесской вольности костер!.. 3 В ауле дальном Росламбек угрюмый Сокрылся вновь, не ужасом объят; Но у него коварные есть думы, Им помешать теперь не может брат. Где ж Измаил? – безвестными горами Блуждает он, дерется с казаками, И, заманив полки их за собой, Пустыню усыпает их костями, И манит новых по дороге той. За ним устали русские гоняться, На крепости природные взбираться; Но отдохнуть черкесы не дают; То скроются, то снова нападут. Они, как тень, как дымное виденье, И далеко и близко в то ж мгновенье. 4 Но в бурях битв не думал Измаил Сыскать самозабвенья и покоя. Не за отчизну, за друзей он мстил, – И не пленялся именем героя; Он ведал цену почестей и слов, Изобретенных только для глупцов! Недолгий жар погас! Душой усталый, Его бы не желал он воскресить; И не родной аул, – родные скалы Решился он от русских защитить! 5 Садится день, одетый мглою, Как за прозрачной пеленою… Ни ветра на земле, ни туч На бледном своде! Чуть приметно Орла на вышине бесцветной; Меж скал блуждая, желтый луч В пещеру дикую прокрался И гладкий череп озарил, И сам на жителе могил Перед кончиной разыгрался, И по разбросанным костям, Травой поросшим, здесь и там Скользнул огнистой полосою, Дивясь их вечному покою. Но прежде встретил он двоих, Недвижных также, – но живых… И, как немые жертвы гроба, Они беспечны были оба! 6 Один… так точно! – Измаил! Безвестной думой угнетаем, Он солнце тусклое следил, Как мы нередко провождаем Гостей докучливых; на нем Черкесский панцирь и шелом, И пятна крови омрачали Местами блеск военной стали. Младую голову Селим Вождю склоняет на колени; Он всюду следует за ним, Хранительной подобно тени; Никто ни ропота, ни пени Не слышал на его устах… Боится он или устанет, На Измаила только взглянет – И весел труд ему и страх! 7 Он спит, – и длинные ресницы Закрыли очи под собой; В ланитах кровь, как у девицы, Играет розовой струей; И на кольчуге боевой Ему не жестко. С сожаленьем На эти нежные черты Взирает витязь, и мечты Его исполнены мученьем: «Так светлой каплею роса, Оставя край свой, небеса, На лист увядший упадает; Блистая райским жемчугом, Она покоится на нем, И, беззаботная, не знает, Что скоро лист увядший тот Пожнет коса иль конь сомнет!» 8 С полуоткрытыми устами, Прохладой вечера дыша, Он спит; но мирная душа Взволнована! Полусловами Он с кем-то говорит во сне! Услышал князь и удивился; К устам Селима в тишине Прилежным ухом он склонился: Быть может, через этот сон Его судьбу узнает он… «Ты мог забыть? – любви не нужно Одной лишь нежности наружной… Оставь же!» – сонный говорил. «Кого оставить?» – князь спросил. Селим умолк, но на мгновенье; Он продолжал: «К чему сомненье? На всем лежит его презренье… Увы! Что значат перед ним Простая дева иль Селим? Так будет вечно между нами… Зачем бесценными устами Он это имя освятил?» «Не я ль?» – подумал Измаил. И, погодя, он слышит снова: «Ужасно, боже! Для детей Проклятие отца родного, Когда на склоне поздних дней Оставлен ими… но страшней Его слеза!..» Еще два слова Селим сказал, и слабый стон Вдруг поднял грудь, как стон прощанья, И улетел. – Из состраданья Князь прерывает тяжкий сон. вернуться Она не сказала, ни откуда она, ни почему она оставила Всё для того, кто, казалось, с ней был тоже неласков. Почему она любила его? Пытливый глупец! Молчи: Разве человеческая любовь рождается по воле человека? Лара. Л<орд> Байрон. (Англ.). вернуться Украсит Север Августом другим! – Лермонтов имеет в виду Николая I, сравнивая его историческую роль с ролью первого римского императора Гая Юлия Цезаря Октавиана, которому был присвоен титул Августа, то есть «Священного». Строфа I третьей части поэмы в идейном отношении близка к стихотворению «Спор». |
