— Китайцы так боятся моего народа, что выстроили огромную стену — высокую, как дворец, широкую, как проспект в Риме, и длинную, насколько хватает глаз и еще в десять раз больше, — сообщил Ахмад.

— Ага, — ответил я, а про себя подумал: брехливый мешок требухи.

Джошуа не разговаривал с Ахмадом с самой разбойничьей засады, но и он ухмыльнулся от этой байки о великой стене.

— Значит, так, — сказал Ахмад. — Сегодня ночуем на постоялом дворе. Завтра я отведу вас к Валтасару. Если выйдем рано, к полудню доберемся, а там уж пускай у него от вас голова болит. Встретимся у входа на рассвете.

В тот вечер трактирщик и его жена подали нам ужин: пряная баранина с рисом и какое-то рисовое пиво. Напиток вымыл из наших глоток два месяца пыли и песка и приятно затуманил головы. Чтобы сэкономить, мы заплатили только за тюфяки под скошенным потолком гостиницы, и хотя приятно было чувствовать крышу над головой впервые за несколько месяцев, я понял, что мне не хватает звезд. Без них я долго не мог уснуть и лежал, окосев от выпитого. Джошуа заснул невинным сном сразу же.

На следующее утро Ахмад встретил нас перед входом с двумя своими охранниками-африканцами и двумя верблюдами в поводу.

— Поехали. Ваш путь, может, и окончен, а для меня это просто лишний крюк.

Он швырнул нам по корке хлеба и куску сыра, и я понял, что завтракать нам предстоит всухомятку и на ходу.

Мы выехали из Кабула и углубились в горы, пока не вступили в лабиринт каньонов: те петляли среди обветренных скал так, будто Господь ляпнул сюда огромную глиняную лепешку и оставил сохнуть и трескаться. Глина прожарилась до глубоко золотистого цвета, который отражал солнечные лучи такими фейерверками, что тени сгорали, а тень испарялась. К полудню я совершенно не понимал, куда мы едем, и мог поклясться, что мы снова и снова проезжаем по тем же каньонам. Но черные охранники Ахмада явно дорогу знали. В конечном итоге они свернули за угол и вывели нас к отвесной стене высотой футов двести. От прочих обрывов она отличалась тем, что в ней имелись окна и торчали вытесанные из камня балкончики. Дворец, вырубленный в самой скале. В подножии — окованная железом дверь, которую, судя по виду, не под силу сдвинуть и двадцати мужчинам.

— Дом Валтасара, — сказал Ахмад, тыча верблюда, чтобы он опустился на колени.

Джошуа пихнул меня палкой погонщика:

— Эй, ты этого ждал? Я покачал головой:

— Сам не знаю, чего я ждал. Может, что-нибудь немного… не знаю… поменьше.

— А ты бы отсюда сам выбрался, если бы пришлось?

— Не-а. А ты?

— Ни за что в жизни.

Ахмад вперевалку подошел к огромной двери и потянул за шнур, свисавший из дырки в стене. Где-то внутри загудел огромный колокол. (Гораздо позже мы узнали, что так звучит гонг.) В большой двери открылась маленькая дверка, и наружу высунулась девичья голова.

— Чего? — Лицо круглое, высокие восточные скулы, а над глазами нарисованы большие синие крылья.

— Это Ахмад. Ахмад Махадд Убайдуллаганджи. Я привел Валтасару мальчишку, которого он ждал. — И Ахмад ткнул рукой в нас.

Девушка скептически нас осмотрела.

— Тощенький. Ты уверен, что это он?

— Он. Скажи Валтасару, что он мне должен.

— А с ним кто?

— Это его глупый друг. За него платить не надо.

— Мартышечьи лапки принес? — спросила девушка.

— Да, и остальные травы и минералы, о которых просил Валтасар.

— Ладно, подожди тут. — Она закрыла дверь, а через секунду вернулась. — Пускай эти двое зайдут сами. Валтасар должен их осмотреть, а потом займется тобой.

— К чему такая таинственность, женщина, я бывал у Валтасара в доме сто раз. Хватит мне тут мозги су-ричить, открывай дверь.

— Молчать! — крикнула девушка. — Великий Валтасар не потерпит насмешек. Пусть эти двое войдут.

Она захлопнула дверку, и эхо закашляло из окон в каменной стене. Ахмад с отвращением покачал головой и махнул нам, чтобы шли к двери.

— Идите. Не знаю я, чего он там задумал, идите, и всё.

Мы с Джошем спешились, сняли с верблюдов котомки и осторожно двинулись к огромной двери. Джошуа посмотрел на меня так, словно спрашивал, что ему теперь делать, а потом протянул руку к шнуру, но дверь тут же со скрипом приоткрылась — настолько, что внутрь протиснуться мы могли по одному, да и то боком. Внутри разливалась чернильная тьма, если не считать узкой полоски света, которая ничего нового нам не сообщила. Джош снова посмотрел на меня и удивленно поднял брови.

— Я просто глупый друг в нагрузку, — поклонился я. — После тебя.

Джошуа втиснулся в щель, и я последовал за ним. Сделав несколько шагов, мы оказались в полной темноте; дверь за нами захлопнулась с гулким раскатом грома. У моих ног определенно шебуршились какие-то твари.

Перед нами что-то ослепительно полыхнуло и восстал огромный столб красного дыма, освещенный откуда-то сверху. Серой запахло так, что у меня засвербело в носу. Джошуа кашлянул, и мы прижались к двери. Из дыма выступила фигура. Она… он… оно… ростом было с двух обычных людей, но тощее. В длинной пурпурной хламиде, расшитой странными золотыми и серебряными символами, в капюшоне — так, что лица не разглядеть, зато во мраке сияли два рубиновых глаза. Фигура протянула к нам яркую лампу, словно собиралась пристальнее в нас всмотреться.

— Сатана, — шепнул я Джошу, вжимаясь спиной в окованную железом дверь так крепко, что чешуйки ржавчины впились мне в кожу через тунику.

— Это не Сатана, — ответил Джошуа.

— Кто осмелился потревожить святость моей твердыни? — загромыхала фигура. При звуках этого голоса я едва не обмочился.

— Я Джошуа из Назарета. — Джош старался говорить ровно и спокойно, однако на слове «Назарет» голос его дрогнул. — А это Шмяк, он тоже из Назарета. Мы ищем Валтасара. Много лет назад он приходил в Вифлеем, где я родился, и искал меня. Теперь я хочу задать ему несколько вопросов.

— Валтасара нет больше в этом мире.

Темная фигура сунула руку в складки хламиды, извлекла раскаленный докрасна кинжал, воздела его повыше и вонзила в собственную грудь. Громыхнул взрыв, что-то ярко вспыхнуло, раздался рев боли, словно кто-то ранил льва. Мы с Джошем повернулись и кинулись на дверь, царапая железо ногтями и стараясь нащупать задвижку. Из наших ртов вырывались бессвязные звуки ужаса — описать их я могу лишь как вербальный эквивалент бега на длинную дистанцию: долгий ритмичный вой, что прервался, когда из легких, взвизгнув, выскочил последний глоток воздуха.

И тут я услышал хохот. Джошуа схватил меня за руку. Хохот стал громче. Джош развернул меня лицом к смерти в пурпуре. Я оглянулся и увидел, как фигура откинула капюшон: под ним оказалась черная физиономия и бритая голова ухмыляющегося человека — очень высокого, но тем не менее — человека. Он распахнул хламиду, и я убедился: действительно человек. Мужчина, стоящий на плечах двух молодых азиаток, которые прятались под складками хламиды.

— Я просто мозги вам трахал, — пояснил человек. И хихикнул.

Он соскочил с плеч женщин, набрал в грудь побольше воздуху, а потом согнулся пополам от хохота и обхватил себя руками. Из его огромных карих глаз текли слезы.

— Видели б вы свои рожи. Девочки, вы заметили? Женщин, одетых в простые льняные мантии, похоже, все это не так сильно развеселило. Судя по лицам, им было неловко и не терпелось оказаться где-нибудь в другом месте, да и заняться чем-нибудь подостойнее.

— Валтасар? — спросил Джошуа.

— Ага, — ответил Валтасар. Он уже выпрямился, и оказалось, что ростом он чуть выше меня. — Простите — ко мне гости заглядывают не так часто. Так ты и есть Джошуа?

— Да, — ответил Джош. По-моему — резковато.

— Я не узнал тебя без свивальников. А это твой слуга?

— Мой друг, Шмяк.

— Без разницы. Тащи сюда своего друга. Заходите. А девчонки пока займутся Ахмадом.

Он зашагал по коридору в глубь горы, и длинная пурпурная хламида драконьим хвостом волоклась за ним по полу.