— А зачем мне идти, Шмяк? Следовать за человеком, который меня не хочет и не возьмет, если б даже захотел?

Я не знал, что ей ответить. У меня в груди будто кинжалы ворочались в свежих ранах. Я смотрел на свои сандалии и делал вид, будто у меня что-то застряло в горле.

Мэгги шагнула ко мне, обняла и положила голову мне на грудь.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Я знаю.

— Я скучала по вам обоим, но и по тебе одному я тоже скучала.

— Я знаю.

— Я не буду с тобой спать.

— Я знаю.

— Поэтому перестань, пожалуйста, об меня этим тереться.

— Конечно, — сказал я.

И в этот момент Джошуа ввалился в калитку, едва не сбив нас с ног. Равновесие-то мы удержали, так что никто не упал. Джош прижимал к щеке все того же ручного крольчонка. Кроль дергал задними лапами. Мессия был божественно пьян.

— Знаете чего? — выговорил он. — Я люблю заек. Не сеют они, не жнут, а также не гавкают. И посему, отныне и впредь, я постановляю: если со мной приключится что-нибудь гадкое, вкруг меня всегда будут зайки. Так и запишем. Давай, Шмяк, записывай. — Он махнул мне кроликом и опять вывалился в калитку: — Где это дребаное вино? У меня тут зайка совсем высох!

— Видишь? — сказал я Мэгги. — Нельзя такое пропускать. Зайки.

Она рассмеялась. Моя любимая музыка.

— Я тебе сообщу, — сказала она. — Где вас искать?

— Понятия не имею.

— Я тебе все равно сообщу.

Настала полночь. Вечеринка свернулась, и мы с учениками теперь сидели на улице перед домом. Джошуа отключился, и Варфоломей подложил ему под голову одну из своих собачонок. Иаков перед уходом недвусмысленно дал понять, что в Назарет нам лучше не соваться.

— Ну что? — произнес Филипп. — Наверное, к Иоанну вернуться тоже не получится.

— Извините, что я верблюдов не нашел, — сказал Варфоломей.

— Тут смеялись над моими желтыми волосами, — сказал Нафанаил.

— Я думал, ты из Каны, — сказал я. — У тебя тут разве нет семьи, где мы могли бы кинуть кости на ночь?

— Мор, — ответил он.

— Mop, — кивнули мы. Бывает.

— Эй, вам, наверное, пригодится, — раздался голос в темноте.

Мы подняли головы: из мрака вышел низенький, но крепкий мужик с нашими верблюдами в поводу.

— Верблюды, — сказал Нафанаил.

— Мои извинения, — произнес мужик. — Племянники привели их к нам домой в Капернаум. Простите, что так долго вел их обратно. — Я встал, и он передал мне поводья. — Их накормили и напоили. — Мужик показал на Джоша, самозабвенно храпевшего на терьере. — Он всегда так напивается?

— Только если арестуют какого-нибудь крупного пророка.

Мужик кивнул:

— Я слыхал, что он сотворил с вином. А также, говорят, сегодня в Кане он исцелил калеку. Это правда?

Мы подтвердили.

— Если вам негде остановиться, можете пойти со мной в Капернаум, денек-другой поживете. Наши мальцы угнали вашу скотину, так что мы перед вами в долгу.

— У нас денег нет, — ответил я.

— Ну значит, будете чувствовать себя как дома, — сказал мужик. — Меня зовут Андрей.

И так нас стало шестеро.

Можно объехать весь мир, но всегда найдешь чему поучиться. Например, по пути в Капернаум я выяснил, что если очень пьяного парня повесить на верблюда и часа четыре поболтать, почти вся отрава из него вытечет — не с одного конца, так с другого.

— Перед тем как мы войдем в город, кому-то придется верблюда помыть, — заметил Андрей.

Мы шли по берегу моря Галилейского (которое совсем не море). Луна была почти полная, и в озере она отражалась, словно лужица ртути. Чистить верблюда выпало Нафанаилу — он теперь официально считался новеньким. (Технически говоря, Джошуа еще не познакомился с Андреем и Андрей не согласился присоединиться к нам, поэтому считать официальным новеньким его мы не могли.) Нафанаил так здорово управился с верблюдом, что ему поручили вычистить и Джошуа. Едва погрузившись в воду, Мессия на миг вышел из ступора и успел промямлить нечто вроде:

— И у лис есть норы, и у птиц гнезда, только Сыну Человеческому негде главу преклонить.

— Как это грустно, — отозвался Нафанаил.

— Весьма, — подтвердил я. — Макни-ка его еще разок. У него вся борода в блевотине.

И вот так, приведенный в более-менее божеский вид и перекинутый через верблюда просыхать, под лунным светом Джошуа въехал в Капернаум, где встретили его совсем как дома.

— Вон! — визжала старуха. — Вон из дома, вон из города! Из Галилеи тоже можете убираться, но здесь вы не останетесь.

Над озером занималась красивая заря, все небо выкрасилось желтым и оранжевым, волны нежно плескали в борта капернаумских рыбачьих лодок. Деревенька располагалась от воды в одном броске камня, и золотые солнечные зайчики играли на черных стенах домов. Свет словно танцевал под музыку чаек и певчих птиц. Дома стояли двумя большими кучами: общие стены, входы — где ни попадя, все строения — не выше одного этажа. Между ними лежала главная улица. Вдоль дороги — несколько лавок, кузница, а на отдельной площади — синагога, судя по виду, вмещавшая гораздо больше народу, чем те три сотни, что проживали в деревушке. Однако на берегу таких деревень было множество, они перетекали одна в другую, и мы догадались, что синагога, видимо, обслуживала несколько селений. Центральной площади с колодцем не было: жители брали воду из озера или источника неподалеку — чистая студеная вода била фонтаном в рост двух взрослых мужчин.

Андрей разместил нас в доме брата своего Петра, и мы сразу уснули в большой комнате, в куче детворы. А всего через несколько часов пробудилась теща Петра и погнала нас со двора. Джошуа обеими руками держался за голову, словно опасаясь, что она свалится с шеи.

— Не нужны мне в доме нахлебники и шалопаи! — орала старуха, меча за ворота мою котомку.

— Ай! — морщился от шума Джошуа.

— Мы в Капернауме, Джош, — сообщил я. — Нас привел человек по имени Андрей, потому что его племянники умыкнули наших верблюдов.

— Ты же мне говорил, что Мэгги умирает, — сказал Джошуа.

— А ты разве ушел бы от Иоанна, если б я сказал, что Мэгги просто хочет тебя видеть?

— Нет. — Он мечтательно улыбнулся. — Хорошо было встретиться с Мэгги. — Улыбка сменилась хмурой гримасой. — Живой.

— Иоанн бы не стал ничего слушать, Джошуа. Ты последний месяц просидел в пустыне, ты не видел ни солдат, ни даже писцов, которые шныряли в толпе и записывали все, что Иоанн говорил. Это было неизбежно.

— Так надо было Иоанна предупредить!

— Я предупреждал Иоанна! Я предупреждал Иоанна каждый день. К голосу разума он прислушивается не больше тебя.

— Надо возвращаться в Иудею. Последователи Иоанна…

— Станут твоими. Хватит подготовки, Джош. Джошуа кивнул, не сводя глаз с земли под ногами.

— Пора. Где остальные?

— Филиппа и Нафанаила я услал в Сефорис — верблюдов продать. Варфоломей спит в камышах с собаками.

— Нам понадобится больше учеников.

— Джош, мы — банкроты. Нам понадобятся ученики, у которых есть работа.

Через час мы стояли на берегу озера — там, где Андрей с братом закидывали сети. Из них двоих Петр был повыше ростом и худее, а седая грива его была еще нечесаннее, чем у Иоанна Крестителя. Андрей же собирал волосы бечевкой, чтобы не падали на лицо. Оба мужика совершенно голые — так все ловили тут рыбу недалеко от берега.

Джошу-то я смешал из древесной коры средство от головной боли, и тут стало ясно, что оно помогает, но, видимо, не до конца. Я подтолкнул Мессию к берегу.

— Я к этому не готов. Мне чудовищно.

— Спроси.

— Андрей, — позвал рыбака Джошуа. — Спасибо, что привел нас к себе. И тебе тоже спасибо, Петр.

— Теща вас вышвырнула? — спросил Петр. Он закинул сеть, подождал, пока та расправится, затем нырнул и собрал ее в охапку. Попалось три крохотных рыбешки. Он выпутал их из ячеек и бросил обратно в озеро: — Подрастите.