— Пойдем, Раффа, я расскажу тебе все про Рут Энн. — Высокая худощавая женщина с рыжими волосами увела темноволосую за собой.

Наконец-то она снова на кухне, на настоящей кухне. Конечно, для такого количества людей кухня маловата, но все же намного больше, чем все эти закутки на кораблях и орбитальных станциях, которые они называли кухнями. Шелли где-то нашла чайник и поставила кипятить воду. Бенджи уже снял дверцу топки. В духовке стоял противень с огромным куском мяса, который благополучно подгорал с одного бока.

Шелли протянула Рут Энн два сложенных в несколько раз полотенца, она вынула противень и наморщила нос — запах стоял ужасный. Внутри мясо было сырым, снаружи подгорело. Молодая хозяйка развела слишком большой огонь, да еще эта дверца. Наверное, этой женщине никогда не приходилось готовить в настоящей печи, а электрическая не работает.

Рут Энн осмотрелась. Никакой рабочей поверхности, кроме стола. Шелли, правда, уже убралась на нем, освободила место и роется в ящиках в поисках подходящего ножа. Она прекрасно знает, что именно нужно Рут Энн.

— Нам понадобится еще один рабочий стол, — обратилась Рут Энн к Бенджи. — Мне говорили, что здесь много древесины, так что можешь начать с этого.

— Сесилия, я ужасно устала, я всю ночь не спала из-за малышей…

— Ты не смогла подыскать подходящую семью?

— Нет. — Раффа слегка покраснела, но ей это было к лицу. — Мы с Ронни решили… оставить их у себя. Одна из нянек сбежала с фермером, а та, у которой есть собственные дети, занялась созданием школы, да и о своих детях ей надо заботиться…

— Ты решила их воспитывать? — Такой поворот мог осложнить все дело. — А… ты уверена, что это правильно?

— Хочешь сказать, что Брюн может быть против? — Раффа всегда ставила вопрос ребром. — Не думаю, но даже если так, тем хуже для нее. Я вполне понимаю, почему ей самой трудно воспитывать малышей. Все было так ужасно, бедная Брюн. Но мне мальчики нравятся, я их люблю, люблю еще больше потому, что они ее дети. Если все пойдет так и дальше, мы с Ронни можем остаться на этой планете навсегда, и я, в общем, не возражаю, но кое-чего мне не хватает…

— Милая моя, вам совсем не обязательно оставаться здесь на всю жизнь…

— Нет, обязательно, и не спорь со мной. Мы хотели жить самостоятельно и мы этого добились. Конечно, я не совсем так себе это представляла, но хочешь верь, хочешь нет, мы здесь счастливы. Но вот дети… пройдет еще немало лет, потому что… я не представляю, как можно родить ребенка без современной медицинской помощи. А так мы к тому же поможем Брюн. И себе тоже.

Спорить с ней было бесполезно.

— Как вы их назвали? — спросила Сесилия.

— Рыжего Питером, в честь дяди Ронни, а темненького — Саломаром, в честь брата моей матери.

Неожиданно для самой себя Сесилия почувство-вала комок в горле. Такие знакомые имена. Эти имена наверняка носили и предки Брюн.

— И… когда я смогу повидать маленьких дьяволят?

— Сейчас они спят. Они немного приболели, все дети здесь болеют этой болезнью… ничего страшного.

— Тогда давай накроем на стол. Что касается Рут Энн, если она берется за что-то, то все сразу получается.

— Она одна из тех, кто… кто обижал Брюн?

— Нет. Ее муж — да, но она об этом ничего не знала, узнала только от нас. Где у тебя скатерти?

— Я пустила их на постельное белье для малышей, — ответила Раффа. — Нам остается только стереть пыль со стола.

Когда-то этот стол был частью модного и дорогого гарнитура, но с тех пор, как Раффа и Ронни привезли его сюда, прошло несколько лет. Сесилия постаралась не комментировать общее состояние жилища: в окнах не было стекол, в доме никакой техники, и пол, естественно, покрыт слоем пыли. Но пыль со стола они вытерли.

— У меня до сих пор сохранились почти все фарфоровые сервизы, — заметила Раффа. Она открыла большой буфет, стоявший в углу, и достала стопку тарелок. — Конечно, наверное, здесь лучше бы смотрелись простые тарелки.

Да, сочетание было странное, но Сесилия продолжала молча расставлять на непокрытом скатертью столе тарелки известного фарфорового завода Пирса и Сэмюэлсона. Вдруг она заметила, что запах горелого мяса исчез, и теперь из кухни доносились самые умопомрачительные ароматы жареного мяса и чего-то такого, что напоминало свежеиспеченный хлеб.

Неожиданно в дверях появилась Рут Энн.

— А разве вы не стелете скатерти?

— У нас их не осталось, — ответила Раффа. — Мы использовали их вместо постельного белья…

— Ох, Бог ты мой! А у нас их так много в багаже. Сесилия, а где наши коробки?

— Не знаю, но попытаюсь найти. Какая именно коробка вам нужна?

— Та, на которой сбоку нарисованы стол и стул.

Сесилия отправилась к шаттлу. Коробок было огромное количество, но она нашла нужную. Один из членов экипажа помог ей донести коробку до дома. Там Сесилия поставила коробку на стол и осторожно открыла. Внутри плотной стопкой лежали аккуратно сложенные скатерти и салфетки с потрясающей вышивкой ручной работы.

Сесилия взяла в руки верхнюю скатерть.

— Как вы сумели найти время, чтобы соткать столько полотна?

— Мы его не ткали, — ответила Терри. — Мы не могли взять с собой ткацкие станки. Но Прима… Рут… говорит, что нельзя лентяйничать. Она уговорила мисс Уолтруд достать нам этой материи, а мы ее только вышили. Вам нравится?

Сесилия расправила скатерть. На белом фоне была вышита широкая полоса цветов, деревьев, птиц, звезд и еще каких-то символов. Наверное, религиозных.

— Очень… очень красиво. Вышивка действительно великолепная. На такой скатерти фарфор Пирса и Сэмюэлсона будет вполне уместен.

К этому времени ароматы кухни привлекли и остальных обитателей дома. Сверху спустились мальчики. Они казались намного взрослее и подвижнее, и хотя накануне немного приболели, теперь это было незаметно. Малыши сразу же ринулись к столу, а Рафаэлла попыталась их остановить. Терри схватила Саломара, а Раффа Питера.

— Какие большие мальчики! — запричитала Терри. — Ваши, мэм?

— Да, — ответила Раффа. — Но какая же я «мэм», зовите меня Раффой. Может, вы поможете мне и удержите мальчиков, чтобы они пока не садились за стол…

— Я отведу их в сад и помогу Симплисити следить за детьми.

Когда она ушла, Сесилия посмотрела на Раффу.

— Они никогда не поверят, что ты выносила и родила этих мальчиков. Они поймут, что дети не твои.

— Да, но никто не будет знать, чьи они, — твердо — сказала Раффа.

Сесилия заглянула на кухню. Такой пол, как в этом доме, невозможно отмыть до блеска, но еще бы чуть-чуть, и он заблестел. Рут Энн месила тесто на рабочем столе, который тоже блестел. Одна из женщин мыла посуду, другая резала что-то. Запах стоял потрясающий. Туда-сюда сновали старшие дети, одни приносили какую-то зелень из огорода, другие выносили мусор, третьи — с разрешения Раффы — взялись за мытье пола в гостиной.

Электричество снова включилось незадолго до появления Ронни.

— О Боже, — произнес Ронни, заходя в дом. Женщины склонили головы в молчаливом почтении. —

Ну и сюрприз.

Рут Энн подняла на него взгляд.

— Мы обычно не поминаем имя Божье всуе, — сказала она. — Я думала, вы собираетесь произнести молитву.

— Да, конечно… послушайте, что вы тут такое сделали? Откуда все это?

— Обыкновенная еда, — ответила Рут Энн.

— Никакая это не обыкновенная еда, — возразил Ронни. — Это настоящий пир.

— Тогда можете поблагодарить Бога, — продолжала Рут Энн и сурово посмотрела на Ронни.

Тот покраснел и с трудом вспомнил детскую благодарственную молитву. Сесилия могла бы поклясться, что он ни разу за последние десять лет не произносил эту молитву. В конце все женщины хором сказали: «Аминь».

Хорошо прожаренное мясо было нарезано ровными, красивыми кусками. Булочки напоминали воздушные облака. Картофель покрывала хрустящяя корочка. Свежая зелень, не горькая и не кислая.

— Настоящий пир, — сказала Раффа. — Не представляю, как вам удалось починить эту старую жуткую печь. С тех пор как начались перебои с электричеством, мы столкнулись с ужасными трудностями. Аппарат выпечки хлеба не работает…