Еще через несколько дней оказавшийся не удел Явлинский приезжает в Токио. Показательно, что вновь приглашение Японии, как и в апреле этого года официальное приглашение Госдепартамента США на заседание совета «большой семерки», было направлено не Горбачеву, не Ельцину, а Явлинскому. Очевидно, японцам нужны были не официальные церемонии, а знание истинного положения дел в России, в бывших республиках. Ему была составлена программа, которая включала переговоры «практически с половиной японского кабинета министров, всем руководством правящей партии, с целой когортой бывших премьеров и с премьером нынешним, с ведущими финансистами и банкирами Японии…»[82].

На международном политическом Олимпе авторитет Явлинского по-прежнему высок. К его мнению прислушиваются, его спрашивают. Перемены, грядущие в России, Явлинский сравнивает с шахматной партией — правила игры известны, каждый знает, как должны ходить фигуры, а успех зависит от последовательности ходов, от задуманной комбинации. Реформы, которые предстоит пережить России, он охарактеризовал как программу «на грани разумного риска». По его прогнозам страну ожидало: снижение валового национального продукта, снижение объема промышленной продукции, снижение объема продовольствия, падение объемов добычи нефти, падение производства в черной металлургии и машиностроении, сокращение объемов торговли… Розничные цены возросли за год в 4 раза, оптовые — в 3,5. Денежная масса в обороте увеличилась вдвое. Внутренний государственный долг доберется в конце года до 1 триллиона рублей. Внешняя задолженность (общая) составляет 83 млрд долларов…

Через неделю Григорий Алексеевич вернется в Москву. Начнутся переговоры с нижегородским губернатором Б. Немцовым, который обратился к нему за помощью.

В среду 25 декабря по телевидению с прощальным словом выступит М. Горбачев. Он уходит с поста президента СССР «по принципиальным соображениям». На следующий день — 26 декабря он еще находился в своем кремлевском кабинете. Еще не просохли чернила под его указом о снятии с себя функций Верховного главнокомандующего (право на применение ядерного оружия он передал президенту России Б. Ельцину), а уже 27 декабря Ельцин вселяется в рабочий кабинет Горбачева в Кремле.

Как говорил Бакунин, на следующий день после того, как берут власть, заботятся не об идее, а о самих себе. Заботились о себе и народные избранники. Заменив красный флаг на российский, они поспешили вселиться в Кремль. Но кому-то пришлось остаться в старых зданиях, потому что в Кремле для всех места не хватило. Их оказалось намного больше, чем могли вместить Кремлевские стены, ранее вмещавшие союзный аппарат.

Страна горячо приветствовала и создание СНГ и утверждение в Кремле Ельцина. В Алма-Атинской декларации, принятой 21 декабря 1991 года, все государства Содружества подтвердили, что они гарантируют выполнение международных обязательств, вытекающих для них из договоров и соглашений бывшего Союза ССР. Однако документы СНГ уже не отличались тщательной проработкой. Не были определены компетенции, состав комиссий, которые должны координировать деятельность республик. Было непонятно, как будут проходить границы и кто отвечает за их безопасность, противоречивыми остались военные связи. Все участники хоть и были заинтересованы в создании единого экономического пространства, так и не определили, что под этим конкретно имеется в виду. Кто-то воспринимал СНГ как временное новообразование, необходимое в условиях переходного периода, кто-то говорил о постоянном государственном образовании.

Дальнейшее развитие России и стран СНГ шло под знаком «де»: демилитаризация, денационализация, деколлективизация, деиндустриализация… Пожалуй, единственное, что не имело этой приставки — монополии, они, наоборот, получили благоприятную почву для роста. Авторитет Б. Ельцина был по-прежнему высок.

Понадобился не один год для того, чтобы общественное сознание переосмыслило идею создания СНГ. Сейчас острое ощущение временности, невозможности осмыслить будущее, состояние половинчатости, незавершенности все больше проникает в сознание масс.

Идут годы, слова о стабилизации, произносимые вверху, по образному выражению Явлинского, больше напоминают шаманские заклинания, потому что стабилизации не видно. 20 февраля 1998 года, выступая по телевидению в передаче «Герой дня», Григорий Алексеевич говорил: «У нас сейчас застой и застой очень опасный. Застой в политике, в экономике».

Что же к этому застою привело и как из него выбраться? Когда произошел «номенклатурный реванш»? Или это вовсе не номенклатурный реванш, а пресловутая историческая закономерность? Слишком крепко сидят в сознании людей стереотипы поведения, слишком мало времени прошло после падения «имперского чудища». У власти стоят все те же люди. Все та же армия бюрократов радостно горлопанит: «Мы не сеем, не пашем, не строим, мы гордимся общественным строем» — теперь уже демократическим. Может быть, жизненный цикл социализма еще не успел завершиться? Так или иначе, но экономика, да и все общество вошло в штопор и забыло оттуда выйти.

Г. А. Явлинский, будучи уже в который раз отстранен от участия в государственной жизни, зиму и весну 1992 года провел в своем родном ЭПИцентре. Нынешняя ситуация была очень похожа на ситуацию с отставкой 1990 года. Сейчас так же, как и тогда, он мог остаться в высших эшелонах власти и продолжать работу, но уже не в соответствии со своими идеями, а в соответствии с идеями Ельцина — Гайдара. Одного интересовала власть, другого… Гайдар жаждал отпустить цены как можно скорее, а дальше, дескать, само пойдет, потому что законы рынка универсальны. Однако выражение «само пойдет» может быть применимо разве что к сорняку в поле.

Одно из главных свойств характера Григория Алексеевича, на мой взгляд, полное отсутствие способности к приспособлению. Для него невозможен конформизм. Невольно вспоминаешь характеристику, данную А. С. Макаренко его отцу: свободолюбивый. Не захотел он подчиниться и руководству Гайдара, хотя и имел возможность остаться у власти и при хорошей должности. Пожалуй, это было обусловлено не гордыней и амбициями, а неприятием идей Гайдара, и об этом он неоднократно говорил: «Я не могу участвовать в политике, которую не понимаю и не принимаю».

Наверное, даже революция, наподобие 17-го года, не смогла бы отменить в один день плановую экономику и ввести рыночные отношения. Не один Г. Явлинский, многие не понимали, каким образом экономическое преобразование «само пойдет». Все фазы развития общества, касаются ли они политики, экономики, психологии, не преодолеваются моментально. Необходимо, как минимум, иметь четкую программу выхода из экономического кризиса.

Необходимо подвести законодательную базу под реформы. Закон, а не стремительное повышение цен должен регулировать взаимоотношения товаропроизводителей. Если пустить все эти вопросы на авось, дескать, само пойдет, то оно, скорее всего, зайдет не в ту сторону. Когда один нувориш, он же товаропроизводитель не отдаст вовремя долг другому и нет закона, способного его заставить заплатить долг, то на сцену выйдет преступность. Такие и подобные споры решаться все равно будут, но уже по-своему, без свидетелей.

Нет законодательной базы, нет демократических институтов, нет жизнеспособных судов, нет программы. «Правительство неоднократно критиковали за то, — оправдывался перед прессой Е. Гайдар, — что оно не представило на рассмотрение общества развернутую программу экономических реформ. Но мы считаем, что после одиннадцати широко обсужденных и не оказавших влияния на реальное развитие событий программ представлять двенадцатую было бы не серьезно. Мы считаем, что наша программа должна в первую очередь реализоваться в конкретных экономико-политических решениях, в структурных поворотах, в финансовой политике, в нормативных актах»[83].