— Тебе лучше, Тереза? Рука не болит? — робко спросила она, подходя к кровати.

— Где моя мамка? — ныла Тереза. — Он меня уколол! — пожаловалась она сестре, ткнула больной рукой в доктора и глупо захихикала.

— Ну что ж, — сказала блондинка. — против фактов не попрешь, доктор. Здешние кумушки говорили, что вы ничего не смыслите… Словом, не умеете лечить.

— Я, действительно, давно удалился от дел, — сказал доктор, — но я как раз по просьбе своего коллеги относил ему этот чемоданчик, когда ваша матушка встретила меня и вот… — доктор униженно улыбнулся, прикоснулся к замку, и чемоданчик тут же закрылся, сократившись до прежних размеров.

— Вы его украли! — выпалила блондинка.

Доктор Фулл от ярости чуть не захлебнулся.

— Да вам никто такую вещь не доверит. Чемоданчик, должно быть, стоит прорву денег. Я как увидела, что вы Терезу лечить собрались, сразу хотела вас остановить, но потом гляжу, вроде ничего плохого вы не делаете. Но когда вы стали мне заливать, будто несете этот чемоданчик своему приятелю, я сразу смекнула — вы его украли. Берите меня в долю, не то пойду в полицию. Да за такой чемоданчик можно выручить долларов 20–30, не меньше.

В комнату робко заглянула заплаканная мать. Увидев, что девочка сидит на кровати и весело лопочет, мать радостно завопила, кинулась к дочери, упала на колени, вознесла короткую молитву, бросилась целовать руку доктору и тут же поволокла его на кухню, не переставая трещать. Все это время блондинка не сводила с них злобного взгляда. Доктор Фулл покорно пошел на кухню, но наотрез отказался от кофе, анисового печенья и рожков.

— А ты ему вина предложи, — ехидно сказала блондинка.

— Сичас, сичас, — взвизгивала в восторге мать. — Винца не хотите, доктор? — и она мигом выставила на стол графинчик с темно-бурой жидкостью. Увидев, как доктор судорожно тянется к графинчику, блондинка ухмыльнулась.

И вдруг неожиданно доктора Фулла посетили давным-давно забытые чувства: к досаде, вызванной тем, что блондинка так быстро его раскусила, примешалась гордость своим врачебным искусством. Доктор — сам себе не веря — отдернул руку от графина и сказал, смачно выговаривая слова: “Нет, спасибо. Не в моем обычае пить в такой ранний час”, — победно взглянул на блондинку и возликовал, увидев ее удивление. А потом мамаша вручила ему два доллара со словами:

— Я понимаю, что для вас, доктор, это деньги небольшие, но вы ведь не откажетесь еще разок прийти к Терезе?

— Разумеется, сочту своим долгом проследить за течением болезни моей пациентки. А теперь извините, но мне пора идти, — сказал доктор и подхватил чемоданчик: ему хотелось очутиться как можно дальше и от графинчика, и от нахальной блондинки.

— Не торопитесь, — сказала блондинка. — Мне с вами по пути, — и вышла вслед за ним. Доктор Фулл решил было ее не замечать, но она изо всех сил вцепилась в ручку чемодана, и ему пришлось остановиться.

— Послушайте, милочка, — попытался урезонить девушку доктор. — Возможно, вы и правы. Откровенно говоря, я не помню, как чемоданчик ко мне попал. Но вы молоды, вам ничего не стоит заработать деньги…

— Баш на баш, — сказала девчонка, — не то я иду в полицию. А попробуйте пикнуть и делить будем уже на шестьдесят и сорок. И знаете, кто получит сорок процентов? Вы, доктор!

И доктору ничего не осталось, как признать свое поражение и отправиться с девчонкой в ломбард. Девчонка, дробно постукивая каблучками по асфальту, семенила рядом с размеренно шагавшим доктором, не выпуская чемоданчика из рук.

В ломбарде их ожидал непредвиденный удар.

— Вещичка-то не стандартная, — сказал ростовщик: хитроумный замок не произвел на него никакого впечатления. — Мне такой еще ни разу не попадалось. Небось, грошовая японская работа? Предложите куда-нибудь еще. Мне такой нипочем не продать.

В другом месте им и вовсе предложили один доллар. И по той же причине: “Я хозяин, не коллекционер, я вещи для продажи покупаю. А эту вещицу кому продашь? Разве что человеку, который отродясь медицинских инструментов не видел. Откуда вы их только выкопали? Вы их, часом, не сами сделали?”

Его доллар они отвергли.

— Ну-с, — спросил он молодую нахалку, — теперь вы довольны? Видите, чемоданчик продать нельзя.

Девчонка напряженно думала.

— Не кипятитесь, доктор. Может, я чего и не понимаю, но еще не вечер… А вдруг в этих ломбардах ничего в инструментах не смыслят?

— Смыслят. Это их хлеб. И где б этот чемоданчик ни сделали…

Девчонка с ее поистине бесовской сметкой докончила его мысль, не дав ему договорить.

— Так я и думала. Вы и сами ничего про этот чемоданчик не знаете, верно? Ну, а я все разузнаю. Пошли. Я его нипочем из рук не выпущу. Эта штука ценная; как за нее выколотить деньги, я не знаю, но своего я не упущу.

И доктор поплелся вслед за девчонкой в кафе. Не обращая внимания на любопытные взгляды, девчонка открыла чемоданчик — он занял чуть не весь столик — и принялась в нем хозяйничать. Вынула из гнезда крючок и, осмотрев, презрительно отшвырнула, вынула расширитель, отбросила и его, вытащила акушерские щипцы, поднесла к глазам, и тут своим молодым зрением увидела то, чего не разглядел подслеповатый доктор. Доктор Фулл заметил, что блондинка, поднеся щипцы к глазам, смертельно побледнела, бережно вложила щипцы назад в гнездо, потом так же бережно вернула на свои места крючок и расширитель.

— Говори, что ты там увидела? — спросил доктор.

— Сделано в США, — хрипло сказала блондинка. — Патент выдан в июле 2450 года.

Доктор хотел сказать, что она, наверное, ошиблась, неправильно прочла надпись, что, наверное, это розыгрыш, что…

Но он уже понял, что ошибки тут нет.

— Знаете, что я собираюсь сделать, доктор? — вдруг оживившись, спросила девчонка. — Поступить в школу хороших манер. Вам ведь это на руку, а, доктор? Нам теперь придется много времени проводить вместе.

Доктор Фулл промолчал. Он бесцельно вертел в руках пластмассовую карточку, которая уже дважды выручала его в трудную минуту. На карточке прощупывался небольшой бугорок, стоило до него дотронуться, и бугорок с щелчком передвигался на другую сторону карточки. Доктора поразило, что при каждом перемещении бугорка на карточке возникает разный текст. Щелк: “Нож с голубой точкой на ручке предназначается исключительно для опухолей. Для диагноза опухолей применяется инструмент под номером 7, туморопределитель. Поместить определитель…” Щелк. “Взять хирургическую иглу за конец, в котором нет просвета. Приложить к краю раны, которую предстоит зашить, и так оставить. После того, как игла сделает узел, взять иглу…” Щелк. “Верхний конец акушерских щипцов поместить у входа в матку. Оставить там. После того, как щипцы проникнут вглубь и откроются соответственно размеру…” Щелк.

Редактор отдела прочел в левом верхнем углу рукописи: “Фланнери. Начало — Медицина”, механически написал: “Сократить до 0,75” и перебросил Пайперу. Пайпер вел серию статей Эдны Фланнери, посвященную разоблачению врачей-шарлатанов. “Энда — славная девочка, — подумал он, — но как все молодые журналисты, не умеет вовремя остановиться. В ее материалах всегда полно воды”.

Пайпер отпасовал заву статью о муниципалитетах, положил перед собой статью Фланнери и принялся читать. После каждого слова он стучал по странице карандашом, от чего раздавался такой же равномерный стук, как от телетайпной каретки, бегающей по валику. Сейчас Пайпер собственно даже не читал статью, а только пробегал ее глазами. Пока он следил за тем лишь, нет ли отступлений от принятого в “Геральде” стиля. Временами в равномерном стуке случались перебои: это Пайпер, вычеркнув жирной чертой слово “грудь”, вписывал “грудная клетка”, менял заглавное “З” в слове “запад” на строчное, слова, слившиеся воедино при перепечатке, разъединял, соединял разъединенные и в довершение вымарал слово “конец”, которым Фланнери, по обычаю начинающих журналистов, завершала свои статьи. После чего вернулся к первой странице. На сей раз Пайпер читал статью внимательно: карандаш его перечеркивал прилагательные и целые фразы, намечал новые абзацы и убирал старые.