Рид уцепился за поручень. Он уповал только, что коленные чашечки у него все-таки уцелеют и зубы останутся целы.

Тесей заметил его плачевное состояние и придержал лошадей. Они нетерпеливо зафыркали, но дальше пошли шагом. Царевич посмотрел по сторонам.

— Ты к этому, видно, не привык? — спросил он.

— Да, господин. Мы… путешествуем в нашей стране по-другому.

— Верхом?

— А? Да, конечно. И… э… в повозках, которые снабжены пружинами, чтобы смягчить толчки. — Рид слегка удивился, что в его запасе ахейских слов нашлась «пружина». Но, вдумавшись, понял, что сказал «металлические древки луков».

— Хм! — буркнул Тесей. — Это должно стоить очень дорого. И ведь их, наверно, хватает ненадолго?

— Мы пользуемся железом, господин. Железо и дешевле, и прочнее бронзы, если научиться его добывать и обрабатывать. И железная руда встречается много чаще, чем медная или оловянная.

— Да, так мне вчера сказал Олег, когда я рассматривал его доспехи. Ты знаешь секрет его добычи?

— Боюсь, что нет, господин. В моей стране это не секрет, но я-то занимаюсь совсем другим. Я… ну… планирую здания.

— А твои товарищи знают?

— Возможно. — Рид подумал, что при желании он мог бы экспериментальным путем научиться выплавлять железо. Основная идея заключалась в том, чтобы снабдить горн механическим поддувалом и получить пламя, достаточно жаркое, чтобы железо в руде расплавилось, а потом с помощью присадок превратить его в сталь. Вполне вероятно, что Олег в его эпоху видел, как это делается, и способен по памяти изготовить нужное оборудование.

Некоторое время они ехали молча. Колесница двигалась настолько медленно, что удерживать равновесие Риду было легко, однако толчки отдавались в ногах все так же болезненно. Стук колес теперь почти заглушался шумом ветра в платанах справа и слева от дороги. Он хлестал по щекам холодными руками и заставлял хлопать плащи. Стая ворон пробивалась навстречу ветру. На солнце их черное оперение блестело, как полированное, но затем тучка заволокла светило, и все вокруг сразу потемнело. Дым стлался по крыше глинобитной хижины. Женщины сгибались на пшеничном поле, срезая серпами колосья. Ветер прижимал их грубую коричневую одежду к бедрам. За ними шли двое мужчин, собиравших колосья в копны, и они порой подцепляли копьями задравшиеся подолы.

Тесей, небрежно держа вожжи в правой руке, повернулся и уставился на Рида янтарными глазами.

— Мне еще не приходилось слышать рассказа такого жуткого, как твой, — сказал он.

Американец криво улыбнулся:

— Мне самому было очень жутко.

— Смерч унес вас через весь мир из стран, таких отдаленных, что мы про них даже не слышали, в колеснице чародея… Ты правда веришь, что это случилось? Что вы не отмечены Роком?

— Я… не думаю… что это так, господин.

— Диорей доложил мне, что вы, четверо, как-то странно говорили, будто вы не только из других краев, но и из других времен. — Звучный голос оставался ровным, но безжалостно требовал ответа, а рука легла на рукоять меча. — Что это значит?

«Вот оно!» — сказал себе Рид. Во рту у него пересохло, но свой заранее отрепетированный ответ он произнес достаточно твердо.

— Мы сами плохо понимаем, господин. Подумай, как мы растерялись, да и до сих пор в себя до конца не пришли. И запутались в счете дней. Но и как же иначе, правда? В наших странах нет общего для них царствования или событий, от которых вести отсчет. И мне подумалось, что волшебная повозка, быть может, летела не только через расстояния, но и через годы. Я просто предположил такое, но я не знаю.

Отрицать наотрез он не решился. Слишком много намеков было обронено, да и дальше любой из них мог допустить обмолвку. Тесей и Диорей разбирались в тайне времени ровно столько же, сколько сам Рид, — везде и всегда тайна эта оставалась одинаковой. Им, привыкшим к изречениям оракулов, пророчествам и рассказам о неумолимых предопределениях Рока, идея хронокинеза не должна была представляться такой уж немыслимой.

Так почему же не объяснить им всю правду? Из-за Эриссы!

Голос Тесея стал жестче:

— Я бы не так тревожился, если бы ты не делил ложе с критянкой.

— Господин, — горячо сказал Рид, — она, как и все мы, была унесена по бессмысленной случайности.

— Так ты от нее откажешься?

— Нет, — ответил Рид. — Не могу! — Ему пришло в голову, что это так и есть. Он поспешил добавить: — Наши страдания связали нас прочными узами. Ведь ты, господин, не оттолкнул бы товарища? К тому же между вами и Критом теперь мир?

— Более или менее, — ответил Тесей. — Пока.

Он замер, погрузившись в свои мысли, а потом внезапно заговорил:

— Выслушай меня, гость мой Данкен. Я не хочу ни в чем умалить твою честь, но чужестранца, подобного тебе, легко обмануть. Так дай же я объясню тебе истинное положение вещей. А оно таково: Крит сидит в этой части Всемирного моря, как паук в паутине, и эллинам надоело быть мухами, которых ловят и высасывают досуха. Каждое наше царство, достижимое с моря, должно преклонять колени, платить дань, посылать заложников, держать лишь столько кораблей, сколько дозволяет минос, не предпринимая ни единого плавания, не дозволенного миносом. Нам нужна свобода.

— Прости чужестранца, господин, — рискнул Рид, — но ведь эта дань — лес, зерно, ремесленные изделия — думается мне, освобождает критян от других занятий и тем самым покупает вам защиту от морского разбоя, следовательно, более помогая вам, нежели препятствуя. Ведь так?

Тесей сердито фыркнул:

— Морским разбоем называет это минос. Но почему нашим юношам нельзя отличиться в бою и разбогатеть, взяв левантийский корабль, груженный золотом, или хеттский городишко? А потому что это причинило бы критянам неудобство в их торговле с этими странами, вот почему! — Он помолчал. — Или, например, почему моему отцу или мне не дозволяется объединить всю Аттику? Почему нельзя другим ахейским царям объединить их племена? Что не потребует большой крови. Но нет! Минос препятствует этому хитросплетением договоров — пусть «варвары» пребывают разделенными, а потому слабыми, — насмешливо закончил он, употребив слово, равносильное современному «непросвещенные туземцы».

— Равновесие сил… — начал Рид.

— А весы держит минос! Слушай! В горах на севере и на востоке отсюда обитают настоящие варвары. Они рыщут у наших пределов точно волки. Если мы, ахейцы, не объединимся, в конце концов они на нас нападут и победят. А где «сохранение цивилизации», когда свитки сгорают вместе с городами?.. Цивилизация! — продолжал Тесей после минутного молчания. — Или мы такие неотесанные чурбаны, что не можем соучаствовать в ней на равных правах? Это ведь аргивяне решили, что старые жреческие письмена, какие были приняты на Крите, слишком сложны и неудобны, а потому придумали новые, настолько удобные, что теперь, наверно, половина писцов в Кноссе — аргивяне.

Так вот ответ на загадку линейного письма А и линейного письма Б! У Рида слегка закружилась голова. Не греческое завоевание в дни Гомера — то есть пока еще не оно! — но просто использование удобного чужеземного новшества! Как Европа заимствовала цифры у арабов, обои у китайцев или байдарки у эскимосов. И не для того ли он сам плыл в Японию? Видимо, в Кноссе, да и в других критских городах жило немало ахейцев. Естественно, именно среди них находили писцов, искусных в линейном письме Б, и столь же естественно, что писцы предпочитали пользоваться родным языком, к которому были приспособлены письмена.

Потенциальная пятая колонна?

— Хотя сам я это высоко не ставлю, — продолжал Тесей. — Выдавливать значки на глиняных табличках или марать ими папирус — это не достойно мужчины.

— А что достойно, господин? — спросил Рид.

— Пахать, сеять, жать, строить, охотиться, плавать по морю, воевать, тешиться с женщинами, сделать свой дом надежным для родичей и оставить своим потомкам славное имя! А для нас, царей, еще и укреплять и защищать царство.

Одна из лошадей шарахнулась в сторону. Около минуты Тесей вожжами и кнутом усмирял понесшую было упряжку. После этого он держал вожжи в обеих руках, смотрел прямо перед собой и монотонно ронял слова, не поворачивая головы.