Я помог Гале надеть верхнюю одежду. Художница вдруг повернулась ко мне, и мы обнялись, правда, всего лишь на какую-то секунду. Потом она отпрянула.

— Пока, — сказала Галя.

— До встречи, — произнес я.

И девушка покинула квартиру.

Я вернулся на кухню, закурил и несколько минут посидел, приводя в порядок мысли. Затем поднялся, погасил свет и пошел спать.

Проснулся я оттого, что в соседней комнате ругались. Я прислушался. Ругался Паша. Он наворачивал такое многоэтажие, от которого, наверное, могли бы покраснеть не только извозчики, но и их лошади.

Я приподнялся на раскладушке. Голова потрескивала. И вдруг в большой комнате маты стихли и послышалось ни с чем не сравнимое чавканье откупориваемой банки. Я быстро встал и двинулся на звук. Оскар, Паша, Гена и Гарик похмелялись. Нины не было. Видимо, среди ночи или, что вероятнее, под утро, она смылась. Я не стал долго раздумывать, а тоже извлек из припрятанной каким-то мудрым человеком с вечера упаковки пива волшебную баночку и приобщился.

Тут выяснилось, из-за чего матюгался Паша. Его пластинки валялись на полу, а на них кто-то уронил банку из-под шпрот. Масло, естественно, пожелтило конверты и вкладыши. Я, правда, сильно подозревал, что банку свернул сам Паша; его слипшиеся волосы были перемазаны маслом и соусом, рукава — тоже.

Кавардак в комнате царил порядочный, как обычно бывает после подобных пьянок: на столе то, что метко называют коротким словом «сиф»; везде валялись окурки и объедки. Будет Оскару работа.

Впрочем, в этой компании, как и во многих других, была хорошая традиция: оставшиеся до утра помогают наводить в квартире порядок. И, опохмелившись (Паша плюс ко всему еще и тяпнул водочки «для обводочки»), мы взялись за работу. Оскар оставил в комнате Пашу, Гарика и Гену, а меня позвал на кухню мыть посуду. Я, собственно, и мыл ее, а Оскар только вытирал, расставлял по местам и попутно интересовался, кто когда отрубился и кто во сколько ушел. Я сказал, что первыми ушли Юра с Анной, потом — Галя, а в это время в отрубе были уже все. Потом вырубился и я, после того как с трудом сумел закрыть дверь за Галей, а как дополз до раскладушки — ну совсем не помню.

— Значит, Нинка ушла последней. И дверь никого закрыть не попросила, зараза такая…

Трезвый Оскар действительно совсем не походил на Оскара выпившего. Сейчас рядом со мной находился желчный мужик, подозревающий окружающих в гнусных намерениях.

— Попробуй, разбуди кого… — сказал я. — Хотя, конечно, среди ночи нечего было втихаря сваливать. Надо было утра дождаться…

В прихожей появился Гарик в сопровождении Паши. Он заявил, что с удовольствием помог бы еще, но только — экая незадача! — по ряду обстоятельств вынужден покинуть коллектив… Паша закрыл за Гариком дверь, коротким словом выразив к нему свое отношение, и вернулся в комнату.

На время замолчали, и тут Оскар задал вопрос, который я не очень хотел услышать, но, вместе с тем, ждал его:

— О чем вы там с Галиной беседовали?

— Да так, старое вспоминали.

— Правда? — удивился Оскар. Вероятно, он ожидал чего-то другого. — Ты действительно давно ее знаешь?

— Относительно. Но тогда она еще даже не выставлялась. А после «Буревестника» мы немного потеряли друг друга.

— А, помню я этот фестиваль… А про нас она тебе ничего не рассказывала?

— Про кого?

— Про нас. Про присутствующих.

— Немного.

— Ну, она, поди, тебе наговорила всего… И что мы водку жрать только горазды, и что бездельники, и что все мы плохие, только Паша один порядочный, да и тот, если сказать по правде, свинья…

В комнате загремело, послышался Пашин мат.

— Вовсе нет, — сказал я. — Напротив, она считает, что все ее друзья так или иначе уже состоялись как творческие личности.

Казалось, Оскара это объяснение вполне устроило. Как раз мы закончили мыть посуду и вернулись в комнату, которая к этому моменту приобрела более-менее благопристойный вид.

Сели за стол еще врезать по пиву.

— Ты за Галей не слишком-то волочись, — добродушно говорил мне Оскар. Он понемногу терял желчность и подозрительность. — А то Пашка тебе полукультурку отвернет. Он ревнивый.

— Слушай его больше. — Паша вымыл голову и к этому времени убедился, что его пластинки понесли не слишком большой ущерб, посему тоже был добродушен. — Можешь трахать ее хоть до посинения. Или даже жениться, если охота будет.

Я сделал вид, что мне страшно понравилась шутка.

— Так, орлы, — начал другую тему Оскар. — Мне как-никак на работу пора…

— Пошли собираться, — сказал Паша. — Тебе, старик, спасибо за то, что поляну накрыл. Думаю, теперь надо будет тебя в кабак или клуб вытащить. Не по работе, а чисто отдохнуть.

— Я — всегда «за», — заявил Гена. — Действительно, хватит квартирники устраивать. Что уж мы, правда, совсем обнищали?

— Давайте соберемся в субботу, — сказал Оскар. — Но я вношу долю.

— Мы угощаем, — возразил Паша. — В субботу так в субботу. Кстати, у кого как с финансами?

— У Меня будут, наверное, — сказал Гена. — Правда, не шибко много…

— Хорошо, решили, — резюмировал Оскар.

«В два часа дня на углу Большой Почтовой и Бауманской. Машину не бери, приезжай один. Ящик рекомендую уничтожить. Целую».

Даже так — именно «Целую». Я подумал, что, несмотря на все невзгоды, жизнь еще предстоит долгая и интересная.

Удалив почтовый ящик, который выполнил свое назначение, я начал собираться. Но перед тем как выезжать, заглянул в подсобку на предмет какой-нибудь весточки.

Записка была. Наталья выражала неудовольствие тем, что я заблокировал номер и что сам не звоню. А также сообщала, что волосы, которые я ей передал, крашены краской, почти не отличающейся от их естественного цвета. Вроде как информация достовернейшая, получена от знакомого — большого специалиста в области трихологии.

Я почти и не сомневался в том, что результат будет именно таким. Если Наташа честна со мной.

Звонить ей, чтобы проверить, так ли это, я даже и не подумал. Да, я согласен, что Наталью подозревать в прямых каверзах против меня глупо. Но она имеет свойство периодически куда-то пропадать, а потом объясняет, что у нее есть личная жизнь. Сболтнет кому-нибудь что-то не то, и все дела.

Указанная улица находилась не сказать чтобы уж совсем у черта на рогах. Но чертовски далеко от квартиры Никифоровых — те жили на Гарибальди. Конечно, глупо предполагать, что Галя прячет подругу в квартире, где живет сама, и притом с родными. Значит, у кого-то из знакомых?

Гадать можно сколько угодно. Надо просто ехать.

Я добрался на метро до Электрозаводской, затем пересел на автобус и доехал до Гастелло. Там вышел на почти безлюдной в этот час остановке и осмотрелся. Вроде ничего подозрительного.

Хорошо. Я прошел два квартала, потом резко нырнул в арку, ведущую в проходной двор, и на какое-то время затаился за углом, куря сигарету. Опять все спокойно. За мной никто не следил.

Словом, можно было выходить на точку рандеву. Что я и сделал. То и дело оглядываясь, дошел до угла Большой Почтовой и Бауманской. Времени было без семи два.

Женщины опаздывают почти всегда. Поэтому я по дороге купил три газеты — надо же хоть иногда быть в курсе того, что творится вокруг. За полчаса я изучил свежие новости и аналитические материалы, в очередной раз убедившись, что вокруг творится театр абсурда пополам с бардаком. Чего стоит только одна заметка — «Заключенный совершил побег с помощью ложки»… А ну-ка…

«Представители столичной прокуратуры подтвердили факт побега заключенного из следственного изолятора. По предварительным данным, вчера заключенный С. совершил побег, напав на сотрудника СИЗО и нанеся ему тяжкие телесные повреждения с помощью заточенной ложки. Инцидент произошел в помещении для допросов. Затем С. завладел табельным оружием сотрудника, выломал оконную решетку, отстрелив крепежные болты, и успел скрыться, несмотря на немедленно поднятую тревогу.