Меня не надо было упрашивать. Я помнил, где дом Наташиных родителей, и тут же погнал машину в нужном направлении. Но правила нарушать не стал — ночное происшествие давало знать о себе.

Высадив Наталью и выехав затем на улицу, я вдруг вспомнил про Авдеева. Мне его поведение совсем не нравилось. Напечатал какие-то не те фотографии, содрал сто долларов… Наверное, надо сдачу с него потребовать. Хотя бы в плане информации.

Я наудачу остановился у «Эль Торо». Мне повезло: Авдеев как раз выходил из припаркованного «Ситроена» голубоватой масти — за рулем, однако, был не он.

— Игорь, погоди! — крикнул я, пока фотограф не скрылся в офисе. Тот обернулся, узнал меня и поскорее нажал кнопку звонка — видимо, ему не слишком хотелось сегодня встречаться со мной.

Но я перехватил Авдеева раньше, чем ему открыли дверь.

— Чего надо?

— Поговорить хочу.

— Мы все дела с тобой уже закончили… Давай, отваливай, у меня работа срочная…

— Хамить старшим не надо, — тихо сказал я.

Игорь быстро взглянул на меня. В этот момент открылась дверь.

— У тебя поговорим? Или на улице? — спросил я.

— Пошли ко мне, — сделал Авдеев выбор. И, надо полагать, резонный.

— Хватит типа тусоваться вокруг меня, — начал он, едва мы прошли в его лабораторию. — Я тебе все сказал, и я давно не в этой теме…

— Ты Энвера Тоциева знаешь?

— Кто ж его не знает?

— Я, например.

— Я говорю о нашем круге.

— Это правда, что без его санкции ни один конкурс красоты в Москве не проходит?

— Тебе кто это сказал?

— Михаил.

— Да че он знает! Ему Томка по ушам проехала, вот он и повторяет.

— Ну, а на самом деле?

— Короче, чего тебе надо?

— Узнать, какого хрена ты мне напечатал фуфла?

— Позвать охрану? — осведомился Игорь.

— Земля круглая, чувак. Мне не жалко баксов, только я привык платить за качественный товар. Фото Истоминой у тебя есть? Настоящее фото?

— Я не работал с ней, — неохотно сказал Игорь.

— А с конкурса?

— Только общий вид. Крупно у меня сохранилась только Дина… и еще четыре девушки.

— Черт бы тебя побрал, — зло сказал я.

У Игоря тревожно бегали глаза. Интересно, что его беспокоило? Может быть, он думал, потребую я обратно свою сотку или нет?

— Карину Фоминскую где-нибудь можно сейчас найти?

— Я же сказал, она давно не в теме.

— А почему?

— По-моему, замуж за америкоса вышла… Не помню.

— Из агентства «Винтер» кого знаешь?

— Вообще, с директором общался.

— Он как мужик, ничего?

— Да так… Деловой. Но голубой при этом.

— Понял. А если мне понадобится с Тоциевым поговорить?

— С министром культуры тебе будет встретиться легче. Тоциев даже в России почти не бывает.

— Его в Москве недавно видели.

— Откуда ты знаешь?

— Михаил сказал… Ладно. Дай мне телефон директора «Винтера»… Нормальный дай, чтоб без бычьего дерьма на этот раз.

Игорь полез в свой органайзер, начал перебирать визитки.

— Вот, — он протянул мне прямоугольную карточку.

— Гориканов Эдуард Сергеевич, — прочел я вслух.

— Ты с этим педерастом поосторожнее, — посоветовал мне Авдеев. — У него друзья ого-го какие есть.

— Ладно, разберемся, — процедил я, пряча визитку.

Запиликал телефон.

Михаил сообщал, что звонит из больницы, где немного задерживается, но через час будет ждать меня дома.

— Говори, куда ехать, — сказал я.

Поскольку телефон работал по-прежнему плохо, мне пришлось повторить адрес вслух, чтобы не было ошибки.

— Ты бывший мент? — спросил вдруг Игорь.

— А что, похоже?

— Если ты все-таки сыщик, можно будет с тобой поговорить?.. Мне тоже нужна информация кое о ком.

— Не сыщик я.

— Ну и ладно… Не очень и хотелось.

Я собрался еще раз сказать Авдееву насчет хамства, но передумал. Я полагал, что больше с ним не встречусь.

Однако будущее показало иначе.

Секретарша Эдуарда Сергеевича Гориканова очень вежливо сообщила, что директор может принять меня завтра в три часа дня, если я буду так любезен представиться и назвать цель визита. Я представился, а целью визита назвал профессиональный интерес, не вдаваясь в подробности.

Потом позвонил Наташе. Она сказала, что все в порядке, папа вроде бы собирается проведать «фазенду» не раньше следующих выходных, да и то еще не уверен. Я сообщил ей о своих планах, потом пошел к машине, стоявшей, как обычно, под окном кухни, что уже стало серьезно раздражать соседей.

Егоров жил на улице Рябиновой. Следовательно, по дороге я должен был миновать Верейскую, то есть место, где подобрал Сурка, прежде чем ехать за Диной. Сделав соответствующую пометку в голове, я поехал дальше, намереваясь после Миши немедленно посетить «Оберон».

Дом Михаила я нашел сразу. Выходя из машины, я взял мультифору с тремя фотографиями — из портфолио Дины, распечатку с сайта и страницу из журнала. Подошел к подъезду и нажал нужную кнопку на панели домофона. Динамик неразборчиво что-то прохрипел, я назвался. Щелкнул замок двери.

Я поднялся на лифте до шестого этажа, вышел на площадку и позвонил в дверь квартиры. Меня, видимо, ждали в прихожей. Дверь тут же открылась, но не успел я даже сообразить, кого вижу перед собой, как на мою голову обрушился такой удар, по сравнению с которым прикосновения в моем доме и в «Пикнике» были всего лишь детскими щелбанами.

В носу неприятно защекотало, и я открыл глаз. Сначала — только правый. Почти все поле зрения занимала ворсистая плоскость, рыжеватая и немного грязная. Я открыл левый глаз, и понял, что моя голова лежит на ковровой дорожке, ворсинки от которой лезут мне в ноздри.

Попытался приподнять голову, но тут же взвыл: боль была такая, что в глазах поплыли разноцветные круги. Не слишком ли часто в последнее время моя голова кажется кому-то похожей на боксерскую грушу?

Сволочи! Охая и шипя сквозь зубы, я приподнялся и сел на полу. Посмотрел на часы — почти четыре! Ничего себе, на сколько я вырубился! Перед глазами все дрожало и плыло. К горлу подступала тошнота. Поскольку я еще минуты две-три не мог вспомнить, кто я такой и зачем здесь нахожусь, можно было предположить, что легкое сотрясение мозга мне сегодня обеспечили.

Потрогал голову. На волосах что-то липкое. Посмотрел на пальцы. Кровь, что же еще? Кровь обычно и бывает красного цвета. Такого же, как то пятно, что находится шагах в трех от меня, на полу в дверном проеме, ведущем в комнату…

Однако это вряд ли была моя кровь — похоже, я потерял значительно меньше, мышку не утопить. А вот в этой луже…

Я подполз к комнате и заглянул туда. Все! Непереваренные остатки поглощенного за обедом «биг-мака» тотчас вылезли на пол, в сопровождении ужасных звуков и прямо в лужу начинающей сворачиваться крови.

В полуметре от моего лица находились босые ноги, облаченные в дешевые спортивные брюки. Тапочки валялись неподалеку. Все это принадлежало не кому иному, как Михаилу Егорову. Он лежал на спине, головой в сторону окна, широко раскинув руки. Невидящие выпученные глаза смотрели в потолок, словно пытаясь увидеть на нем некую надпись, недоступную тем, кто пока жив. Михаил был мертв.

Дрожащей рукой я утерся, потом попытался встать на ноги. Они почти не слушались, и это было плохо: мне надо было рвать отсюда, пока не поздно. Что же это такое: меня не удалось подставить с Диной, теперь решили использовать для того же самого Мишу?

Однако я валялся в квартире больше двух часов. За это время можно пятьсот раз натравить на место преступления милицию. А раз это не сделано, значит… Значит, сейчас никому не нужно, чтобы я попался.

Мозги еще работали плохо. Я какое-то время тупо смотрел на труп молодого человека. Его убили тем же образом, что и Дину — перерезали горло от уха до уха, залив кровью довольно большую площадь на полу комнаты… От Дины крови было значительно меньше…