Но пьяница, шатаясь, подбирался все ближе, и вдруг, споткнувшись, запрокинул голову к луне. Полицейский протянул руку, чтобы его остановить, но вдруг заметил, что это – вовсе не пьяница… Кошмарные глаза наползали на его лицо.

Увидев несущуюся по улице собаку, он пристрелил ее. И тут кто-то закричал:

– Ты убил мою собаку!

Существа находили друг друга в темноте, выползали из своих убежищ: нор, подвалов, останков давно умерших автомобилей. Собирались в стаи и, пошатываясь, двигались по улицам. Добровольцы, обыскивающие дома, разбегались в панике. Иногда им хватало смелости организоваться в некое подобие команд, которые выстраивались на перекрестках под фонарями и начинали палить в древний ужас, шедший на них. Собаки и кошки тоже собирались стаями и, постепенно, сливаясь в одно целое, по улицам покатился единый крутящийся, шипящий, воющий, давящий друг друга кошмар. В городе, не переставая, слышалась стрельба.

Уинстон не понимал, откуда эти выстрелы. Он весь день работал, а под конец с неохотой, но, повинуясь приказу, пришел обратно в дом Уилли и спустился в подвал. Посветив фонариком на три трупа, Уинстон выбрал местечко для засады в дальнем углу, под раковиной: если кто-нибудь и придет, чтобы отобедать или отужинать, ему открывалось отличное простреливаемое пространство на лестнице. Он ждал, а ружейный огонь все усиливался. Снаружи послышались вопли, но он сосредоточился на выполнении своего задания, испытывая даже некоторую радость от того, что сидит здесь, в подвале с трупами. Затем выстрелы вроде как слегка поутихли, и ему почудилось какое-то движение. Он напрягся. Точно, там на лестнице. Он держал наготове фонарь. Подожди, пока оно не спуститься. Удостоверься, что не сможешь промахнуться. Потом раздалось будто царапанье, но звук был совершенно не тем, что он ожидал, да и исходил он из другого места. Поняв, что это такое, Уинстон в панике зажег фонарь и увидел поднимающегося Орвала, который наклонился к нему. Уинстон выстрелил, потом еще и еще раз…

Они рылись в корзинах, заглядывали в термосы. Потом даже потрясли их. Похоже, все было в порядке.

– Хорошо, отойдите, пока я буду распределять пищу.

Один охранник прошел мимо Реттига, оставляя возле каждой камеры несколько сэндвичей. Потом поставил пластиковые кружки, а рядом термосы.

– А теперь слушайте. Как только я отойду, берите. Так как термоса всего два, придется передавать по кругу. Значит, налили – поставили так, чтобы я видел. Мне не нужно, чтобы кто-нибудь ими кидался.

Слотеру было все равно. Он, не отрываясь, смотрел на Реттига.

– Что там на улицах?

– Лучше не спрашивай.

Слотер повел головой, уставясь в пол и, наконец, добрался взглядом до женщины. Прочистил горло.

– Ну, что же, Мардж, большое тебе спасибо.

Она не ответила.

– Позаботься о ней, – попросил он Реттига.

– Обещаю. – Реттиг взглянул на уставившихся на него охранников. – Не перевозбудитесь, смотрите. Я почти ушел. – Он осмотрел все камеры и повернулся. – До встречи, шеф.

– Будь осторожен.

Дверь за Реттигом и Мардж закрылась.

Все четверо молча наблюдали за охранниками.

– Ну, поехали, – сказал один. – Давайте-ка на вас проверим: может, все отравлено или накачано снотворным или наркотиками. А то я проголодался…

Они медленно вытянули руки. Слотер последний. Прожевав совершенной безвкусный, как резина, сэндвич с ветчиной, он почувствовал, будто рот набили песком. Или пылью.

– Эй, я наливаю кофе. – Думая только о стрельбе, доносящейся снаружи, он отвинтил крышку и стал разливать горячий кофе. Налив пластиковые чашки, он передал их дальше.

Но одну оставил себе, потому что наливая жидкость, увидел как в чашку соскользнул тонкий гибкий предмет: всплеск был почти незаметен, настолько он был узок и мягок, что, встряхивая, охранник не услышал постукивания о стенки термоса. Он не посмел оглядеться, чтобы узнать, заметил его кто-нибудь или нет. Продолжал вести себя, как ни в чем не бывало. Затем встал, прислонился к нарам и стал пожевывать сэндвич, помешивая пальцем кофе. Слотер не собирался пить это пойло, хотя и притворился, что пьет, он лишь нащупал пальцем – есть, нашел. Червяк. Натан ощутил нечто длинное, узкое, податливое. Но что же это? На какое-то мгновение он решил, что это взрывчатка, но потом отказался от этой мысли. Какой толк может быть от нее? Ведь использовать ее все равно не удастся. Кроме всего прочего, грохот привлечет внимание. Реттиг не стал бы давать Слотеру то, чего бы тот не смог употребить. Не пластик, черт, что же? Натан наклонился слегка в сторону, чтобы никто не смог ничего увидеть и, вытащив пальцем предмет из кофе, быстро оглядел и бросил обратно. Красный, действительно, напоминает червяка, как он себе и раньше это представлял. Но он так и не разобрал, что же это и как его использовать.

– Боже, какая мерзость этот кофе, – пробормотал Данлоп.

– А ну заткнись и пей, – сказал ему охранник. – Я был прав, – обратился он ко второму, – в него добавлен какой-то препарат. Все они скоро уснут.

– Может навсегда…

– А нам только это и нужно. В конце концов могут выблевать все, что в себя впихнули. Но я им помогать не стану. Запомните, – обратился он к заключенным, – если кому-то станет плохо, будет выкручиваться сам.

Все поставили свои кружки.

– Все так. В кофе какая-то гниль, – сказал Оуэнз.

– Не пейте, – предупредил Аккум. Тут первый охранник расхохотался. Слотер встал и подошел к решетке.

– Ребята, я право не знаю, что с вами происходит, но этот кофе, по-моему, отлично пьется. Если никто не будет, передайте термос мне обратно.

– Осторожней, Слотер, – повторил Аккум.

– Я прекрасно знаю, что делаю. Черт, я горю от жажды.

– Можешь себя ублажить. – И Оуэнз протянул термос. Заключенные передавали его из рук в руки по камерам, и, наконец, его принял Слотер и налил кофе в чашку.

– Оставлю на потом.

– Если это потом состоится. Ты нормально себя чувствуешь? – спросил Натана второй охранник, ухмыляясь.

– Вы, ребятки, даже не знаете, какого удовольствия себя лишаете.

– Я думаю, что через некоторое время ты нам покажешь, какого именно, – отозвался первый.

Слотер пожал плечами и отошел обратно к нарам, делая вид, что с удовольствием отпивает кофе.

– Что ж, мне больше достанется.

Он зевнул. Ложась обратно на койку, он думал о том, был ли во втором термосе такой же червяк, о том, что же это такое и как это можно использовать. Часы на стене показывали половину первого ночи.

На ярмарочной площади люди собирались на помостах и прислушивались к хаосу, доносившемуся из города. Всматривались в темноту. Стрельба и крики явно приближались. Хныкали дети. Площадь и поле за ним были пусты, лишь темные контуры скал виднелись вдали, и лунный свет отражался от снежных вершин. Впервые за долгое время Парсонз заволновался. До сих пор он был полностью уверен в успехе операции. Но вдруг до него дошло, что он привел этих людей в центр пустого пространства, и что такой группой они представляют собой прекрасную мишень. И что катящаяся из города ярость обрушится прямо на них.

– Мужчины с ружьями – выйти вперед и построиться! – крикнул он.

Они наблюдали с хребта, окружающего поле за ярмарочной площадью, смотря на когда-то знакомые предметы. Нервничая, они запрокидывали головы к луне и выли, трясясь от непонятного возбуждения, но люди внизу были сбиты с толку и даже не смотрели в сторону гор. Затем горный кряж опустел. Они отходили, продираясь через лес, спускаясь ниже. Жаждали вкуса, который давно мучил и терзал их, но все же они страстно к нему стремились, раздвигая ветви подлеска, слушая шум, исходящий из распростершегося под ними города.