На приветствие «хорманглар — не уставайте!», они ничего не ответили и только удивленно глянули на док­тора.

— Э, — сказал  Петр  Иванович, — покажи-ка.

Один из угольщиков ковылял на самодельном косты­ле, судорожно поджимая обмотанную тряпками ногу. Он нехотя позволил себя осмотреть. Рана была ужасная, видно, угольщик ударил себя топором: «Хорошо, брат, что я вовремя приехал, а то отправился бы ты Ad patres — к праотцам. Гнить бы ты, батенька, начал!» Угольщик сразу же почувствовал уверенные опытные руки и тер­пеливо сносил боль, только изредка издавая сдавленные стоны. Пётр Иванович действовал быстро, професси­онально. Алаярбек Даниарбек,   облачившись в белый халат, извлечённый из хурджуна, кипятил воду и подавал доктору инструменты. Файзи поглядывал нетерпеливо на солнце и расспрашивал угольщиков про дорогу. Только двадцать минут понадобилось Петру Ивановичу, чтобы закончить операцию.

— Ну-с, товарищ больной, — сказал он, отправив Алаярбека Даниарбека к ручью мыть инструменты, — через недельку-другую будешь прыгать козлом. Вода здесь у вас дистиллированная, воздух асептический. Только ходи с костылем, не труди ногу.

— Ты, табиб?

— Да, я доктор.

—  Ты русский? А они кто? — Угольщик показал на Файзи и его бойцов. — Они басмачи? Как ты к ним попал?

— Какие  басмачи? — удивился  доктор. — Они  советские люди, большевики. Красная Армия!

—  Ийе, — удивился угольщик, — где же у них острые сатанинские шапки, где звезды? Ой, ой, — заохал вдруг он. — Зачем же вы поехали на эту гору. Беда вас ждет... Я думал вы из басмачей... Наверху, на перевале, бас­ма-чи...  Только сегодня утром они приехали на перевал. Ждут кого-то.

—  Много их? — быстро спросил Пётр Иванович. — Сердце у него дрогнуло.

—  Сотни три наберётся, — сказал угольщик. — Они ждут кого-то. Сейчас один наш угольщик с перевала шагал. Видел их...

—  Тот... с двумя ишаками?

—  Да.

—  Что же он нам ничего не сказал.

—  Он думает: дел чужого не касайся. Те грабители, кровопийцы из Матчи. Плохой народ. Наших людей обижают, наших женщин, девушек обижают. Пусть в огне сгорят их тела.

—  Ну, выздоравливай, друг, — торжественно пожал руку угольщику доктор и, застегнув сумку, поспешил к Файзи, нетерпеливо пощёлкивающему камчой по голе­нищу сапога.

Новость о басмачах ошеломила Файзи и он явно растерялся. Откуда здесь быть басмачам? Матча лежит далеко на восток. Откуда матчинский бек мог узнать о движении отряда?

Созвали военный совет.

—  Хм, очень мы испугались, — пренебрежительно хмыкнул Алаярбек Даниарбек, — засели господа басмачи на горке, так что же? Больше нам ехать что ли некуда? Они сидят на одной горе, а здесь тысяча горок. На все горы их не хватит. Едем.

—  Куда едем? — удивился Файзи.

—  Поедем! — и Алаярбек Диниарбек перешёл на шёпот:

—  Через Падрут не поедем, через Пять речек тоже. Теперь через Мухбельский перевал поедем, дальше на Тимшут. Придётся к Юнусу послать людей, предупре­дить, пусть за нами поворачивают.

Крепко схватив под уздцы своего конька, он ласково заговорил с ним:

—  Белок ты мой миленький, придётся нам теперь вниз спускаться. Уж ты на меня не сердись, душа моя.

А сердиться можно было, и все сердились. Больше всех злился Амирджанов.

— Какие там басмачи, — ворчал он, — выдумки! Столько сил потратили. Коней надорвали. Сами еле-еле заползли на гору, а сейчас всё насмарку и приходится скатываться, рискуя сломать шею, вниз.

—  Веселее, веселее, — прыгая точно мячик по камням, кричал Алаярбек Даниарбек, — поскорее, видите, солнце клонится к западу, веселее!

Спустились очень быстро. Вверх лезли часа четыре, а здесь через минут пятнадцать уже пили ледяную воду из Шинка.

Алаярбек Даниарбек посмотрел вверх, показал в про­странство дулю и важно сказал:

— Нате, выкусите.

И бодро похлопав по белоснежной, бархатной шее Белка, тропотой помчался вдоль берега. За ним устре­мился весь отряд.

Они ехали с час. Поравнявшись с доктором, Амир­джанов сказал:

— Смотрите, смотрите, вон киик!

— Где, где?! Не вижу.

— Дайте скорее ваш винчестер.

Нетерпеливо дернув плечами, доктор начал стягивать винчестер. Мгновенно прицелившись, Амирджанов вы­стрелил. Раз, другой, третий.

Выстрел прозвучал неестественно громко и тысячным эхом на него отозвались стены ущелья и далекие скалы, над которыми взлетели неизвестные птицы.

— Кто стрелял? — послышался голос Файзи.

— Я. Что и стрелять нельзя? — спросил Амирджа­нов. — Вон киик, я в кийка целил.

— Вы разве не понимаете, что нельзя стрелять? — гневно заметил Файзи. — Если б мой боец так сделал, я бы его расстрелял.

Он не шутил. Амирджанов побледнел, что-то хотел сказать, но предпочёл смолчать. Он протянул безмолвно винчестер доктору.

— Ты тоже виноват, брат мой, — медленно добавил Файзи, обращаясь к Петру Ивановичу, — не должен ты давать своё оружие...  никому. Ты в моём    отряде и... и...

Он подыскивал слово, но так и не сказал его. Долго не оставляло Петра Ивановича чувство неловкости.

«Идиотизм, — мучительно думал он, — и не сообра­зил я. Разве можно позволять стрелять сейчас. Теперь басмачи знают, где мы. И так мечемся, как угорелые, по ущельям...»

Но Алаярбек Даниарбек неожиданно остался очень доволен.

— Они станут нас искать внизу, а мы сейчас наверх... наверх.

Казалось, он сошел с ума. Кинувшись на коне вплавь через безумствовавший Шинк, Алаярбек Даниар­бек промок до костей сам и заставил вымокнуть всех бойцов. После переправы он сразу же подался в дебри, скалы, заросли.

До поздней ночи из последних сил бойцы карабка­лись на перевалы, спускались в ущелья, пробивались через тысячелетний арчовый лес, где росли корявые, покрытые космами седого мха, гиганты в десять обхва­тов, перебирались по валунам через внезапно разверзав­шиеся под ногами потоки...

Как Алаярбек Даниарбек мог разобраться в лаби­ринте перевалов, ущелий, скал, лесов? Но даже Файзи растерялся, когда вдруг он без всяких раздумий, смело повёл отряд по скользким камням в темную бездну, в которую, ревя в облаке водяной пыли, низвергался водо­пад. «Точно Ниагара»,— подумал доктор, вспоминая рисунки Ниагарского водопада. Конечно, здешний водо­пад был во много раз меньше, но все же грохочущие массы падавшей с боль-шой высоты голубой воды произ­водили величественное и грозное впечатление.

«Куда же Алаярбек Даниарбек вздумал лезть?» — спрашивал себя доктор, когда радужные брызги обру­шивались ему в лицо, но окликнуть Алаярбека Даниарбека нечего было и думать, — такой рев стоял в ущелье, похожем на глубокий колодец. Кони жались и вздрагива­ли. Ноги их неуверенно ступали по мокрым, прозеленевшим плитам, отполированным до глянца водой. Сюда серо-голубой свет проникал неверный и дрожа­щий.

Алаярбек Даниарбек, не слезая с Белка, поехал пря­мо, и все «открыли рот изумления», потому что показа­лось, что всадник вместе с конем нырнул в стремнину водопада и неминуемо должен был погибнуть. Но один за другим всадники вступали в стену брызг и оказыва­лись в узком, наполненном громом проходе между водя­ной стеной и каменной мокрой скалой.

Еще несколько шагов — и весь отряд проехал под во­допадом. Теперь всякий понял, что Алаярбек Даниар­бек дорогу знает, и притом дорогу самую сокровен­ную.

—  Теперь Юнус не найдет дороги под водопадом, — сказал Алаярбеку    Даниарбеку Файзи, — придётся нам ждать.

— Зачем? Юнус уже здесь.

—  Как?

Действительно, из-под водопада выезжал уже долго­жданный Юнус с группой бойцов.

Но радоваться и обниматься Алаярбек Даниарбек не позволил.

— Скорее, скорее, — кричал он. — Перевал далеко, времени мало.

На заходе солнца отряд уже ехал по снеговому насту через гигантскую впадину, именуемую геологами «горным цирком». Вся левая сторона «цирка» пламенела в лучах заходящего солнца, а правая тонула в синих тенях. Копыта лошадей поскрипывали в снегу. В разреженном морозном воздухе дышалось поразительно легко, и кони весело бежали, точно им не пришлось весь день караб­каться по скалам и перевалам.