— Не могу я спокойно! Сейчас из дома отдыха звонили: лошадь пришла, а кошева пустая. А к нам Винтик прибежал, и к поводу варежка пристыла. Отсюда спасательная экспедиция выезжает на вездеходе, все коммунисты едут. Я проситься стал — они ни в какую. Что делается, что делается!.

— А ты спокойно говори! Спокойно говори! — механически повторял Игорь, о чем-то напряженно размышляя.

— Не могу я спокойно, сколько раз тебе говорить! — нетерпеливо закричал Женя. — Ты тут тепленький сидишь, а им-то каково? Они в опасности, понятно?

— А ты все верно разузнал?

— Куда вернее! Все своими ушами слышал... Горка, давай соберем ребят и пойдем на поиски! Пусть у нас своя спасательная будет. Коммунистам можно, а пионерам нельзя?

— Кто-то нам позволит... И не надейся...

— Мы и спрашиваться не будем. Заберем лыжи и пойдем. Сережку надо выручать, понятно?

— Нет, такое дело не годится, — решительно сказал Игорек. — Пока ребят соберем, пока до места дойдем — сколько времени зря пропадет! Надо другое придумать.

— Трусишь, да?

— Глупости! Нам надо живых найти, а не... — Игорь запнулся: даже подумать было страшно о том, что этот высокий фронтовик с медалями, дядя Гриша, и худенький Сережка, с которыми он сидел сегодня за праздничным столом у гостеприимной Анны Алексеевны, лежат теперь замерзшими где-то в лесу. — Одним словом, надо с вездеходом ехать...

— Не возьмут. Сказано тебе — я уже просился.

— Обхитрить надо. Ты вот что, беги за лыжами, а я свои возьму.

Игорь скрылся в сенях. Женя с недоумением посмотрел ему вслед. Ясно: Игорь что-то придумал. И Женя побежал домой...

Минут через пятнадцать, вздымая клубы снега, из Собольского вылетел вездеход и на полном газу помчался в сторону леса. Впереди в лучах фар кипела поземка.

Вдруг за самой околицей фары осветили две мальчишеские фигурки, старательно скользившие за обочиной дороги.

Машина догнала их, остановилась, и ребята услышали удивленный возглас Сундукова:

— Тьфу ты пропасть! Да это Женька с Игорьком!

Распахнулась дверца кабины, на подножку вышел Сундуков:

— Игорь, ты чего это задумал? А ну, марш домой!

— Мы не пойдем домой, пап, — невозмутимо сказал Игорь.

— Игорь, кому говорю?

— Коммунистам можно, а пионерам нельзя? Так, да? — опять возразил Игорек.

— Хитрят мальцы! — засмеялся стоявший в кузове Авдонин. — Они нарочно из села вышли, чтоб мы их подобрали!

— Я им похитрю! — рассерженно закричал Сундуков.

— Женька, сейчас же домой! — вторил ему Семен Кузьмич.

— И вовсе мы не хитрим, товарищ Авдонин! — оскорбленно сказал Игорь. — Не хотите на машину брать — не надо, сами дойдем. Пошли, Жень!

От отцовского окрика Жене стало не по себе. Но он уже не мог отставать от приятеля, а тот все шел и шел не оборачиваясь. Женя двинулся за ним. Но не выдержал, оглянулся: обдуваемая поземкой машина стояла в поле, дверца кабины была открыта. Там, видно, совещались.

Прошла еще минута, машина на малом ходу догнала ребят. Сундуков спрыгнул с подножки.

— Марш в кабину, спасатели!

— Снимай лыжи, Женька!

— Будет у меня с тобой разговор дома, Игорь, ох, и будет! — сказал Сундуков.

— Ладно, поговорим, — хладнокровно сказал Игорь, забросил лыжи в кузов и полез в кабину.

Женя последовал за ним.

Вездеход рванулся вперед, к лесу, пролагая широкий след в сугробах.

Григорий Силачев с племянником Сережей Мерсеневым выехали из Собольского под вечер. Лес начинался километрах в пяти от села. Пока до него добирались, стало быстро темнеть. Мороз крепчал, в небе проступали звезды.

Лес в сгущавшихся сумерках казался черной непроницаемой стеной. Отдельные сосны уже не различались. Узкий осколок луны мелькал за зубчатыми вершинами деревьев, то появляясь, то исчезая и с наступлением ночи становясь все светлей и ярче. Казалось, луна следит за дорогой, то и дело заглядывает в просеку, словно ей любопытно взглянуть на путников, узнать, тут ли они еще и куда едут.

Дядя Гриша, усыпляемый лесным покоем, задремал. Сережа подобрал выпавшие из его ослабевшей руки вожжи и кнут. Глухо ворчали разрезаемые полозьями мерзлые сугробы. Под дугой тихонько звякало колечко, за которое привязывают узду. Попискивали гужи, брякала отставшая подкова на ноге у Серко. В лесу было так хорошо, спокойно, что пригревшийся под большим красным одеялом Сережа и сам начал подремывать...

И вдруг, как от толчка, все исчезло: перестали двигаться звезды над вершинами деревьев, куда-то пропал осколок луны, стих шум снега, прекратилось поскрипывание полозьев. Только и слышно было, как тяжело дышит старый Серко и глухо рокочут неспокойные сосны.

Сережа очнулся от забытья и выглянул из кошевы. Серко стоял, понуро повесив голову, принюхиваясь к дороге. Что он там нюхает? Дорогу потерял, что ли? В сумеречной полумгле впереди лежала белая пелена снега, замкнутая в черные стены леса. Поверх лесного коридора мерцали звезды.

Сережа присмотрелся и различил, что просека раздвоилась: от той, по которой они ехали, отделился и уходит в сторону еще один лесной коридор. Куда ехать: направо или налево?

После раздумья Сережа потянул вожжи влево, собираясь направить лошадь в новую просеку. Но Серко не тронулся с места: покрутился, потоптался и опять склонился к снегу. Сережа еще раз подергал вожжи, постучал кнутом по облучку, но Серко ни с места.

«Надо дядю Гришу будить, вот что!» — решил Сережа.

— Дядя Гриша! А дядя Гриша! Серко остановился, а я дороги не знаю.

Громко всхрапнув, Силачев очнулся:

— Что такое? Встал, лодырь?

Силачев выхватил вожжи и сильно дернул их. Серко перебирал ногами, но с места не двинулся.

— Он дорогу потерял, дядя Гриша. Там еще одну дорогу видно, — доложил Сережа.

— Где? — Силачев отогнул воротник тулупа и осмотрелся. — Верно, еще просека. Куда это нас занесло?

Он встал и начал оглядываться более внимательно. Все кругом пряталось в сгустившихся сумерках, дороги не было видно, и это озаботило Силачева. Он вышел из саней. Проваливаясь в снег, пробрался к лошади, потрепал морду.

— Куда затащил нас, старый черт? Где теперь дорога, а? Силачев потыкал кнутовищем в снег, твердого наката нигде не нашел и сказал Сереже:

— Племяш, я в ту просеку схожу. Посмотрю, может примета какая окажется...

— Хорошо, дядя Гриша. Только вы недолго.

— Сейчас вернусь. Ты не бойся, я рядом буду.

Подхватив полу тулупа, время от времени втыкая кнутовище в снег, Силачев побрел к левой просеке. Она привела на большую забураненную поляну, на которой различались какие-то закругленные холмы.

«Приисковые отвалы, — определил Силачев. — Так и есть, Суковатка. Значит, мы на правильной дороге стоим. Конь, не обманет — старый, бывалый, дорогу знает...» Чтобы убедиться, что это действительно Суковатский прииск, Силачев прошел на середину поляны и еще раз осмотрелся. Точно, Суковатка, сомнений быть не могло...

Силачев повернул обратно. Он решил не идти по своим следам, а сократить путь и выйти к лошади прямо через лес. Шагов через пять он почувствовал, что провалился в яму. «Что за черт! Откуда там яма взялась? » — удивился Силачев и стал выбираться. Он усиленно работал ногами, загребал локтем, но снег, как вода, расплывался под ним и утекал куда-то вниз. «Куда это меня занесло?» — недоумевал он.

Силачев все больше погружался в снег. Полы тулупа встопорщило вокруг него крупными складками, а самого тянуло и тянуло вниз, словно засасывала какая-то бездна. Страшная догадка мелькнула в уме. Когда-то с ним уже случалось такое. Только тогда он был мальчишкой, и, самое главное, он не был тогда калекой, как теперь.

Григорий стал отчаянно барахтаться, биться, стремясь скатиться от опасного места, выбраться из провала. «Да, так и есть, в шахту валюсь!» — задыхаясь, подумал он. Ноги уже болтались в пустоте, мимо тела в глубину струями сползал снег, под боком, под сбившимся тулупом трещали и ломались какие-то мелкие сучья.