— А тебя мы примерно покараем, Элрик, — сказал Ариох. — Немедленно. Покорив тебя, я смогу целиком и полностью утвердить Хаос в этом измерении.
И одна золотая рука начала вытягиваться, становиться все длиннее и больше и наконец оказалась перед лицом Элрика. Но альбинос извлек свой меч со всем мастерством, которое приобрел за прошедшие годы, и этот огромный клинок издал угрожающий клич, бросая вызов всем мириадам обитателей Нижнего, Среднего и Высшего Миров: приходите и познакомьтесь, накормите меня и моего хозяина; ведь этот меч не был чьей-то собственностью — он стал независимой силой, преданной только самой себе, но в то же время настолько зависящей от мастерства Элрика, насколько сам Элрик зависел от его энергии, без которой вполне мог погибнуть. Именно эта сверхъестественная связь, которая была загадкой для мудрейших из философов, и сделала Элрика тем избранником судьбы, каким он стал, но в то же время лишила его счастья.
— Этого не должно быть! — Ариох убрал руку, едва скрывая свой гнев. — Сила не должна противиться силе! Не сейчас. Только не сейчас.
— В мультивселенной есть кое-что еще, помимо Закона и Хаоса, мой господин, — спокойно сказал Элрик, по-прежнему держа перед собой меч. — И жизнь не сводится к твоему противостоянию с одним только Законом. Не гневи меня слишком сильно.
— О самая отважная и опасная из моих душ, ты воистину как никто другой годишься на то, чтобы стать моим избранным смертным, возвышенным над всеми другими, править от моего имени и быть наделенным моей силой. Тебе будут принадлежать целые миры, целые сферы будут подчиняться малейшему твоему капризу. Ты испытаешь все возможные наслаждения. Ты ощутишь все. И будешь ощущать вечно. Не платя никакой цены и не боясь никаких последствий. Вечное наслаждение, Элрик!
— Я достаточно ясно выразился, мой повелитель, в том, что касается вечности. Может быть, когда-нибудь в будущем я решу, что моя судьба полностью связана с тобой. Но до тех пор…
— Я изменю твою память. Уж это-то мне по силам!
— Только в некоторой степени, владыка Ариох. Но над снами даже ты не властен. Во снах я вспоминаю все. Но с этими дурацкими прыжками из плоскости в плоскость, из сферы в сферу миры воспоминаний и снов перемешиваются с мирами реальности и сиюминутности. Да, ты можешь изменить мою память, мой господин. Но не воспоминания моей души.
От этих слов безумный граф Машабак снова зашелся в смехе.
— Гейнор! — Сумасшедшие глаза графа остановились на его бывшем слуге. — Освободи меня, и я награжу тебя в десять раз больше против того, что обещал.
— Смерть, — сказал вдруг Гейнор. — Смерть, смерть, смерть — вот все, чего я ищу. И ни один из вас не желает дать ее мне!
— Потому что мы ценим тебя, дражайший, — прочирикал, словно испуганная птичка, сладкоречивый юноша, подняв голову. — Я — Хаос. Я — все. Я властелин Нелинейного, вождь Хаотических Частиц и величайший сторонник Энтропии. Я ветер ниоткуда, и я потоки всех миров. Я владыка Бесконечных Возможностей! Ах, какие великолепные перемены грядут на лике мультивселенной, ах, какие невероятные и извращенные браки будут освящены жрецами ада, ах, какие чудеса и наслаждения будут в этом мире, Элрик! Ничто невозможно предсказать. Единственная истинная справедливость в мультивселенной, где все, включая богов, могут случайно появиться на свет и случайно быть уничтожены! Уничтожение планомерного развития, и вместо этого утверждение вечной революции. Мультивселенная в постоянном кризисе!
— Боюсь, я слишком много времени провел с более кротким народом, обитающим в Молодых королевствах, — тихо сказал Элрик, — а потому меня не привлекают твои обещания, мой господин. Да и угрозы твои меня не очень страшат. Мы с принцем Гейнором отправились на поиски того, что нам нужно. Если мы можем способствовать друг другу в наших поисках, то я думаю, ты должен отпустить нас, чтобы мы продолжили начатое.
Услышав это, Ариох передвинул свой изящный крестец по визжащему шару и капризно сказал:
— Проклятый может идти и дальше. Что же до тебя, мой непокорный слуга, то я не могу наказать тебя напрямую, но в моих силах замедлить твои поиски, пока этот слуга, на которого я могу положиться в большей степени, чем на тебя, не достигнет своей цели. После чего я обещаю ему больше, чем обещал Машабак. Я обещаю ему смерть без обмана.
Из-под необычного шлема Гейнора раздалось сдавленное рыдание, он упал на колени, словно в приступе благодарности.
После этого Ариох в каждую руку взял по золотому молотку, и его юное лицо озарилось радостью. Он ударил сначала одним, а потом другим молотком по податливой поверхности эктоплазменного чрева, и за каждым ударом следовал невероятный звон, словно ударяли по огромному гонгу, а внутри своей тюрьмы граф Машабак прижимал свои чешуйчатые лапы к асимметричным ушам и в зловещей тишине издавал вой, словно все вселенные страдали от боли.
— Время пришло! — воскликнул Ариох. — Время пришло!
Падает с криком Элрик, тоже прижав руки к ушам. Падает и Гейнор, он корчится и кричит таким высоким голосом, что крик слышен даже за звуком гонга.
Потом раздается тихий свист, и Элрик чувствует, как его тело куда-то засасывает — атом за атомом перемещается он из этого измерения в другое. Он пытается сопротивляться этой силе, которой может пользоваться только Герцог Ада, поскольку образующиеся при этом разрывы между разными плоскостями мироздания ведут к разрушению истории миров и народов, но он тут беспомощен, и даже его рунный меч не может ему помочь. Буревестник, кажется, с радостью покидает это безжизненное измерение. Он должен питаться живыми душами, а Ариох не предложил ему из своих запасов ни одной даже самой захудалой душонки.
На его глазах чудовищные часы начинают мерцать, подергиваются дымкой и исчезают из его поля зрения, даже таинственные доспехи Гейнора мутнеют на фоне бледнеющего пейзажа. Потом альбинос видит огромную серую тень, надвигающуюся на него, он видит огромный красный язык, серо-зеленые глаза, белые клыки, клацающие в свирепой пасти, и он понимает, что перед ним голодный оборотень, который так обезумел от голода, что его не страшит даже острие Буревестника.
Но потом оборотень отворачивается, сопит, с его ухмыляющейся пасти, с зубов падает слюна, уши укладываются сначала вперед, потом назад — и зверь одним прыжком взлетает в воздух, направляя свое тело туда, где ухмыляется владыка Ариох, который вскрикивает в искреннем изумлении, когда Эсберн Снар погружает свои клыки в горло одного из тех, в ком узнает своего мучителя.
Для Ариоха произошедшее было настолько неожиданно, что он не смог изменить своей формы. Но и в бегство он обратиться не пожелал, потому что не хотел оставлять своего плененного противника, которого в его отсутствие могли освободить, а одна мысль об этом была невыносима Ариоху. И он боролся на раскачивающихся часах, а проклятые души в безумной спешке пытались уравновесить каждое неожиданное движение сооружения. В последний раз мелькнул перед Элриком Эсберн Снар — его волчье тело горело ярким красно-золотым пламенем, словно он в самозабвенной радости отдавал последние всплески жизни.
Потом Элрик увидел, как эктоплазменный шар упал и полетел к земле, а Ариох и Эсберн Снар по-прежнему оставались сцепленными в схватке. Тут что-то вспыхнуло, а потом Элрик погрузился в темноту, которая поглотила его и безжалостно повлекла сквозь проломленные стены тысячи измерений, каждое из которых издавало свой отдельный вопль протеста, каждое взрывалось своим собственным рассерженным цветом. Элрик летел сквозь мультивселенную, движимый, возможно, последними остатками энергии, которые были в распоряжении Ариоха в этом измерении.
Именно это и предчувствовал Эсберн Снар, именно поэтому он и ждал возможности помочь своим товарищам. Потому что Эсберн Снар на самом деле был человеком выдающейся доброты. Он слишком долго жил в рабстве у злой силы. А из-за этого ему пришлось увидеть гибель всего, что он любил. И вот, хотя и не в силах вернуть себе свою бессмертную душу, решил он воздвигнуть себе хотя бы бессмертное воспоминание, предпринять такое действие, чтобы его имя и имя его возлюбленной, которую он не мог обрести вновь, были навечно связаны в легендах, что будут рассказывать в разных царствах и в разных будущих, лежащих впереди.
