Несмотря на сопротивление родителей, Элизабет не только вышла замуж за Геннадия, переехала жить в Россию, но и приняла российское гражданство. Таким поступком она показала серьезность отношения к браку.

Все это любящим ее Геннадием было оценено по достоинству. Он оказался однолюбом, а поэтому Элизабет, купаясь в их любви, часто ловила себя на тревожной мысли: «Такого безмерного семейного счастья не может быть в реальной жизни. Если же мне повезло не только его увидеть, но и прикоснуться к нему, то оно должно вот-вот меня покинуть. Ему обязательно должны прийти на смену горе, трагедия и беда».

Чтобы отдалить от себя и своей семьи трагедию, а она, по ее мнению, все равно должна была свершиться, Элизабет, оставаясь одна дома, становилась в спальне на колени перед распятием Христа и часто исступленно молилась Богу, прося его о заступничестве и милосердии.

Вроде бы в бизнесе и личной жизни Голдобеевых ничего не предвещало беды, но чуткое сердце молодой женщины уже чувствовало ее. Она пыталась имеющимися у нее средствами защитить свое семейное гнездо от разорения. Однако чему быть, того не избежишь и не минуешь. Как говорится, се ля ви.

Однажды утром Юрий Андреевич, находясь в своем кабинете на фабрике, просматривая деловые бумаги, услышал телефонный звонок. Подняв трубку, он бездумно бросил в нее привычную фразу:

— Я слушаю!

— Юрий Андреевич? — услышал он обычный в таких телефонных разговорах вопрос.

— Он самый, — ответил он беспечно. — Кто звонит и чем я обязан вашему звонку?

— Мы с вами не знакомы, но надеюсь, что в будущем мы познакомимся и подружимся.

— Без вступления, пожалуйста, постарайтесь короче выразить свою мысль. Я занят, — недовольно бросил Голдобеев в трубку. Он не любил пустословия, тем более с незнакомым человеком да еще по телефону.

— Могу короче, — услышал он раздраженный голос в трубке. — Возьмите бумагу, карандаш, так как вам предстоит записать один адрес в Тузове: улица Горького, дом восемнадцать, квартира тридцать девятая.

— Для какой надобности вы сообщили мне этот адрес? — делая на календаре соответствующую запись, поинтересовался Голдобеев.

— По этому адресу в почтовом ящике находится для вас очень важное письмо.

— Почему вы не отправили его мне по почте на мой адрес? К чему такая загадочность?

— Вопрос касается безопасности вашей семьи. Почему письмо не отправлено по вашему адресу… — задумчиво произнес собеседник, размышляя над вопросом.

— Вот именно! — произнес Голдобеев встревоженно.

— Я хочу убедиться в том, что оно не затерялось, вас заинтересовало и попало к вам в руки.

Частые гудки, раздавшиеся из телефонной трубки, показали Голдобееву, что разговор его с абонентом закончился.

После непродолжительного размышления Голдобеев позвонил начальнику отдела милиции полковнику Комину и сообщил ему о заинтриговавшем его недавнем телефонном разговоре с неизвестным лицом. Комин посоветовал ничего не предпринимать, так как он пошлет по известному адресу участкового инспектора, который проверит сигнал и о результатах проверки доложит ему рапортом. Ну а он уж, в свою очередь, без волокиты постарается уведомить его о результатах проверки.

Примерно через полтора часа полковник Комин уже был в кабинете Голдобеева с толстым конвертом в руке. На конверте было напечатано: «Голдобееву Юрию Андреевичу. Лично».

Конверт Коминым не был вскрыт. Вручая его Голдобееву, он сказал:

— Адресованный вам, Юрий Андреевич, конверт лежал в почтовом ящике с номером квартиры, хозяйка которой уже несколько месяцев лежит в больнице. Кроме нее, других жильцов в ее квартире нет. Положив адресованный вам конверт в ее почтовый ящик, посланник знал, что его корреспонденция не попадет в чужие руки, а только в ваши. — Интересно, о чем здесь пишут? — распечатывая конверт, произнес Голдобеев.

Из конверта он извлек подробную справку о работе фирмы «Стимул» в уходящем году, какая прибыль получена ее производственными единицами и какую прибыль от нее получило семейство Голдобеевых.

Ознакомившись с данной справкой, Голдобеев произнес:

— Информация мне знакома и, что характерно, абсолютно достоверная.

После этого он не спеша приступил к чтению машинописного текста письма. Прочитав его, он положил письмо на стол, после чего стал внимательно читать приложенную к письму вырезку из газеты.

Комин не мешал ему знакомиться с содержанием письма, а когда убедился, что тот с ним полностью ознакомился, после слов: «Вот теперь мне понятно, зачем и для чего затеяна вся эта свистопляска», — спросил у Голдобеева:

— С содержанием письма мне можно познакомиться?

— Читай! — задумчиво произнес Голдобеев. — Кто-то угрожает расправиться со мной и моей семьей, требует у меня ежегодную дань в размере двадцати миллионов рублей начиная с уходящего года.

— Аппетит неплохой, — заметил Комин, отрываясь от чтения письма.

Голдобеев дождался, когда Комин отложил в сторону прочитанное письмо, после чего спросил его:

— Что теперь скажешь, Геннадий Трофимович?

— Если исходить из текста письма, как он изложен, по солидному запросу и угрозам, то можно предположить, что за письмом этим стоит некая крупная преступная группировка, которая надеется тебя запугать и выиграть у тебя сражение.

— А может быть, это просто предновогодняя шутка? — попытался упростить решение проблемы Голдобеев.

— Хотелось бы так думать, но не похоже. Как намерен поступить, если оправдаются худшие опасения?

— Посоветуюсь с сыном, а потом решим, — задумчиво ответил он Комину.

— Юрий Андреевич, вы мне позволите взять письмо для производства экспертизы?

— Завтра утром, Геннадий Трофимович, вы сможете его взять у меня, а сегодня я хочу, чтобы мой сын прочитал его в подлиннике.

После ухода Комина Голдобеев, пригласив секретаря, преклонных лет женщину, поручил ей «не слезать» с телефона, пока не найдет ему сына и не передаст ему просьбу о немедленном свидании с ним.

Когда Геннадий Юрьевич ознакомился с текстом письма неизвестного рэкетира, он с любопытством поинтересовался у отца:

— Папа, что это значит?

— То, дорогой мой Геннадий Юрьевич, что за нас с тобой, по-видимому, взялась банда крутых субъектов, которые собираются доить нас и жить за наш счет.

— И как ты на это смотришь?

— Как я могу смотреть, если то, что имею, добываю своим горбом, а поэтому и ломаного гроша никому не дам, если на то не будет моей воли, и плясать ни под чью дудку не собираюсь.

— Я тоже считаю, отец, не стоит нам пасовать перед какими-то уголовниками.

— Но ты обратил внимание на то, к чему нас может привести отказ? Рэкетир не зря вложил в конверт вырезку статьи из газеты «Труд», где говорится о преднамеренном и хладнокровном убийстве двадцать девятого декабря девяносто второго года в Москве на улице Теплый Стан председателя правления Технического коммерческого банка господина Ровеского и сотрудника Главного управления охраны Российской Федерации Ильюшенко. Бандит тонко дает нам понять, что если мы не будем с тобой сговорчивыми, то нас постигнет участь погибших господ.

— Невеселая картина, отец, нарисована тобой, но все равно мы не должны сдаваться. Если мы сдадимся, то я перестану уважать себя как человека и уеду жить во Францию под крылышко тестя.

— Ни о какой, Геннадий, капитуляции не может быть и речи, но с сегодняшнего дня и часа вся наша семья должна перейти на военное положение, исключить из своего «репертуара» загородные прогулки, посещение злачных и других общественных мест. Чтобы не стать заложниками, мы с тобой без охраны не должны никуда выходить.

— И до каких пор, отец, мы будем бояться бандитов? — недовольно поинтересовался Геннадий.

— Пока милиция не Выведет их на чистую воду.

— И ты думаешь, что такой факт вероятен?

— Будем надеяться, другого нам сейчас просто не дано.

— Нет, отец, я с бандитами буду вести не оборонительный, а наступательный бой.