— Я полагаю, поощрение, благодарность, — улыбнувшись, наивно предположил Голдобеев.

— Глубоко ошибаетесь, Юрий Андреевич. Здесь начинают вступать силы продажных чинуш, за которыми обязательно последуют неприятности. Вначале меня попытаются подкупить. Если такой номер не пройдет, то меня попытаются опорочить и посадить в тюрьму. Если же и такой номер не пройдет, то руководство без сожаления попытается со мной расстаться. Если ты не дурак, то упираться и идти против его воли не станешь, так как тогда можешь загудеть под фанфары в изолятор временного содержания и в тюрьму, где тебя «по ошибке» поместят к уголовникам. Их отношение к нашему брату всем известно из художественных фильмов, где режиссеры очень талантливо показывают, что бывает со следователями, когда они честно берутся выполнять свои служебные обязанности.

— Это у вас такое начальство, Иван Алексеевич?

— Мне на свое начальство жаловаться грех. Я просто сделал вам экскурс в мир, в котором мы сейчас живем. И не с моим здоровьем пытаться что-либо изменить.

— Так уступите свое место другому, у которого сил окажется больше, чем у вас!

— Юрий Андреевич, дело-то не в здоровье и не в силе, а вголове! У меня голова работает, и если закон предоставит соответствующие полномочия, личную безопасность, то правоведы справятся со своими обязанностями имеющимися у них силами, знаниями. Роль следователя в жизни нашего общества за годы советской власти стала непрестижной. Нас чинуши могут тасовать, как игральные карты. Нас в любое время могут выкинуть из колоды, нас могут спрятать в рукав, тогда как до революции царь-батюшка назначал нас на должность, и только по его указу чинуши могли отстранить следователя от должности. Если бы я сейчас был так защищен, тогда я мог бы без оглядки претворять в жизнь требования закона, смело бороться с правонарушениями, зная, что закон меня защитит.

— Понятно! — задумчиво произнес Голдобеев.

— Так вот теперь ответьте мне, Юрий Андреевич, когда мы покончим с организованной преступностью, которая сейчас является фактом, который уже не умолчишь и не скроешь от народа?

— Придется ждать, притом не один десяток лет, — заметил Голдобеев, с сожалением глубоко вздохнув.

— Вот именно, и, как видите, это происходит не по нашей вине. Вы сегодня мне заявили, что подозреваете в покушении на вас Зиновьева Аркадия Игоревича, известного в преступном мире под кличкой Туляк, утверждаете, что он именно тот человек, который шантажировал вас и занимался вымогательством денег. Предлагаете мне его допросить, записав показания Зиновьева на магнитофон, а потом провести экспертизу, с помощью которой установить, не является ли он одним и тем же лицом: и преуспевающим бизнесменом, и преступником. Исходя из вашего понятия, можно предположить, что предложение дельное и следователю глупо от него отказываться, но я им в своей работе воспользоваться не могу.

— Почему? Вы не желаете мне помочь?

— Вот теперь мы с вами, Юрий Андреевич, подошли к самой сути существующей перед юристами проблемы. На каком основании и в качестве кого я должен буду приглашать к себе Зиновьева? Кто он, свидетель? Если свидетель, то чего? Если подозреваемый, то в чем? У меня официально на него нет никакого выхода. Если я, злоупотребив своим служебным положением, приглашу его к себе и предложу записать показания на магнитофон, то он имеет право не подчиниться мне, одновременно обжаловать мои действия вышестоящему начальству.

— Но его голос можно записать и без его ведома, — резонно заметил Голдобеев.

— Если я последую вашему совету и получу образцы магнитофонной записи голоса Зиновьева оперативным путем, то они для суда не будут иметь доказательного значения, так как мы достигли своей цели с нарушением процессуальных норм. Поэтому такой материал нельзя направлять на дорогостоящую экспертизу.

— Я в ваших нормах сильно не разбираюсь, но если закон препятствует следователю имеющимися у него средствами разоблачать преступника, то он несовершенный и его надо заменять новым, который отвечал бы духу времени, — сделал свое заключение Голдобеев.

— Вы мне, Юрий Андреевич, говорили, что у вас есть свой человек в банде Туляка, который уведомил вас, что вся возня, которая происходит сейчас вокруг вас, учинена Туляком. Если этот человек даст показания в отношении пахана банды, тогда я смогу на законном основании допросить Зиновьева и записать его показания на магнитофон, — заверил Голдобеева Шаповалов.

— Вы меня извините, Иван Алексеевич, но, не получив предварительного согласия того человека на допрос, я не могу сейчас ничего вам обещать, — с сожалением ответил ему Голдобеев.

— Вот так и получился замкнутый круг. Я не имею права нарушить закон, а у вас нет полномочий другого человека.

— Вы мне, Иван Алексеевич, можете сообщить, что может дать опознание человека по голосу? Возможно, тогда я смогу убедить своего человека дать вам требуемые показания.

— Самый современный метод опознания человека по голосу — бизбадовский. Так он назван по месту в Германии, где был впервые применен. На основании этого метода специалисты категорически, научно обоснованно по голосу могут дать следующие данные: пол проверяемого, его возраст, уроженцем какой местности он является, какой имеет акцент, какой его образовательный уровень, чем болен и даже сообщат его личные увлечения.

— То есть, как я понял, если подозрение упадет на настоящего преступника, то ему от своего голоса, ранее записанного на магнитофон, не удастся отказаться?

— Исключено! — убежденно заверил его Шаповалов. — Даже если подозреваемый попытается изменить свой голос с помощью разных прокладок.

— Чисто познавательно ваша информация о бизбадовском методе опознания по голосу интересная и впечатляет, — восхищенно заметил Голдобеев.

— Только, как вы понимаете, этим методом мы пока воспользоваться не можем, — разочаровал Голдобеева уже который раз Шаповалов.

— Что поделаешь, если законодатель считает, что именно так надо в настоящее время поступать, то и нам, как говорится, возражать не приходится. Возможно, так и должно быть. Ведь если сейчас мы начнем злоупотреблять властью и нарушать закон в малом, то к каким злоупотреблениям и нарушениям мы сможем прийти завтра — невозможно будет предугадать. Хотя и сегодня их больше чем предостаточно.

На этом их беседа была закончена, доброжелательно улыбаясь друг другу, простившись, они расстались. Сидя в «Чайке», Голдобеев на всем пути от прокуратуры до фабрики был задумчив и печален. Из беседы с Шаповаловым он сделал для себя один неутешительный вывод. В настоящее время правоохранительные органы ничем реальным его семье в борьбе с организованной бандой не могли помочь. Он вспомнил давнюю поговорку: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

«Ну что же, нам с сыном тоже, по-видимому, придется надеяться только на себя, друзей и трудовой коллектив», — решил он окончательно.

С целью обеспечения безопасности Жигана Геннадий Юрьевич поручил фирме «Феликс» установить за ним постоянное наблюдение. Сотрудники фирмы обязаны были негласно держать его постоянно в поле своего зрения и при возникновении опасности для жизни Жигана немедленно вмешаться, чтобы спасти его. При этом ведущие наблюдение за Жиганом оперативные работники обязаны были немедленно информировать о всех непредвиденных, связанных с Жиганом обстоятельствах не только руководство своей фирмы, но и непосредственно самого Голдобеева.

Сотрудники фирмы «Феликс», которые поочередно вели наблюдение за Барминым, не очень-то перетруждались, так как он, не имея в нужном количестве приличной зимней одежды, обуви, не имея еще друзей в банде Туляка, не имея в наличии больших сумм денег, чтобы тратить их с шиком в ресторане, все свое свободное время проводил у себя на квартире, просиживая часами у телеэкрана. Причин этого служащие фирмы не знали, но поведение Жигана и его график работы ими были изучены в совершенстве. Они ориентировочно знали, когда Жиган должен был выходить из дома, каков будет его маршрут, когда он должен был возвратиться с работы домой.