С большим трудом охотники подогнали упиравшуюся лошадь с санями к убитому медведю, к которому она никак не хотела приближаться. Только общими усилиями физического воздействия они смогли подчинить ее своей команде и погрузить в сани медведя. Приехав на кордон, они отдали тушу медведя Петряеву, который пообещал, сняв шкуру с медведя, вычинить ее. За ней Жиган может приехать дня через три.

— Юрий Андреевич, как вы смотрите на то, чтобы Новый год всей семьей встретить в моем доме? Будут банька, медовуха, разные дары природы.

— Спасибо за приглашение, но мы не можем его принять из-за моих французских друзей, которым твои бытовые условия будут неприемлемы. Им нужны теплый туалет, другие удобства, отсутствие которых вы не замечаете.

— Ну, если так, то не обессудьте, — разведя руками, с пониманием улыбаясь, ответил Петряев, вручая отъезжающим охотникам трехлитровый баллон меда, такой же баллон медовухи и несколько низок сушеных грибов.

— На Новый год не помешает, — так он одаривал Голдобеевых за ранее сделанный его жене подарок, заверяя, что эго является неискоренимой русской традицией.

Просмотр видеофильма, снятого Форту Кюнстером, для женщин был жутким зрелищем. Анна-Мария поклялась больше никогда не пускать мужа со сватом и зятем на охоту. Но результат охоты оправдывал те жертвы, которые ждали Трюбона в будущем. Он гордился своим участием в охоте, считая, что в победу над медведем он тоже внес свою лепту, тем более что нашел в выделанной шкуре медведя три отверстия в области живота и конечностей, которые образовались от его пуль.

Известно, что слабостью мужчин всегда были охота, рыбалка, футбол и другие виды спорта. Неожиданно страсть к охоте проснулась и в Трюбоне.

Голдобеевы, видя, как много приятных воспоминаний вызывает у него шкура убитого медведя, подарили ее ему. Своему подарку он радовался так, как будто приобрел в собственность еще одну крупную фирму.

Совместная охота с Голдобеевыми, празднование Нового года вместе с ними дали Трюбону возможность еще ближе познакомиться со своими русскими родственниками и их друзьями. Особенно ему запомнился такой эпизод. Зять на охоте обыденно попросил своего шофера палкой потревожить медведя в берлоге, при этом, как он понял, предварительной договоренности об оказании такой услуги между ними не было. И его водитель, как в порядке вещей, как будто ему каждый день приходилось палкой «шуровать» в медвежьих берлогах, молча и добросовестно исполнил его поручение. А секретарь Трюбона за оказание такой услуги на охоте потребовал бы солидную сумму вознаграждения. Хотя с ним они работали двадцать лет, но их отношения построены только на материальной выгоде обеих, сторон. Схватка зятя с медведем, когда он вышел на него с ножом и рогатиной в руках, просто потрясла его. Если бы он не был очевидцем, то никогда не поверил бы рассказу зятя в возможность такой охоты и посчитал бы его фантазером. Трюбон не мог представить в этой ситуации на охоте ни одного из парней, претендовавших в юности на руку его дочери. Он понял, что бесстрашие зятя и другие его прекрасные качества, которые ему не все пока известны, и покорили сердце Элизабет. Возможно, то, что недавно он увидел и оценил в зяте, Элизабет рассмотрела в нем до замужества.

«При умной, трезвой голове и таких бойцовских качествах мой зять, как промышленник, может сделать очень много полезного для себя, в частности, и для своей страны. Если в России растет молодая поросль промышленников с такой хваткой, то они в скором времени смогут показать себя в деле, лишь бы им никто не мешал в работе», — убежденно подумал Трюбон.

После проводов старого года и встречи нового в узком семейном кругу Трюбон вместе с супругой и личным секретарем улетел к себе домой во Францию, довольный результатами деловой сделки, охотой и отдыхом в семье дочери.

У себя дома, в кругу близких друзей, Трюбон, рассказывая им об охоте на медведя, нисколько не преувеличивал и не фантазировал, описывая ее. Однако все услышанное дамам и господам казалось до такой степени небылицей, что они начинали сомневаться в достоверности рассказа. Тогда он неверующим демонстрировал видеофильм, наслаждаясь произведенным эффектом от его просмотра. Чтобы ошеломить своих слушателей окончательно, он вел их к себе в кабинет и там показывал свой трофей. Шкура медведя лежала на полу возле стола, и каждый мог взять ее в руки и рассмотреть на ней маленькие дырки, куда им был ранен зверь на охоте.

Видя в глазах истинных охотников уже не неверие, а зависть, охотничий интерес и сожаление о том, что они не участвовали в данной охоте, Трюбон начинал говорить им о своих чувствах, которые он испытал, когда оказался безоружным перед разъяренным зверем, готовым разорвать свою жертву на куски, как шапку его зятя.

Его гости, многократно просматривая сцену охоты на медведя, с трудом могли себе представить, что русский промышленник забавы ради мог так рисковать своей жизнью. Трюбон и сам раньше думал бы так же, но, получив неповторимое удовольствие от охоты на дикого, страшного зверя, теперь рассуждал иначе: «Что спорить с людьми, которые ни разу не были на подобной охоте и не испытали тех острых ощущений, которые дает человеку риск?»

Поступив работать шофером в фирму «Стимул», имея заработок в размере ста двадцати тысяч рублей в месяц, по протекции своих покровителей получивший в семейном общежитии одну комнату, Жиган практически с нуля начал свою новую жизнь.

После рождественских праздников по просьбе Геннадия Юрьевича Жиган отвез его на «Волге» вместе с телохранителем в аэропорт, откуда они должны были вылететь в Москву в служебную командировку.

Проводив шефа, Жиган, пообедав в ресторане, покинул аэропорт, направившись через площадь к стоящему на платной стоянке автомобилю. Подойдя к нему, он увидел в его салоне Туляка, машина которого была припаркована рядом с его автомобилем. Около нее стояли четыре спортивного вида парня, которым справиться с ним и избить, как он понял, не составляло особого труда. Жиган понял, что попал в западню. Не видя выхода из создавшегося положения, он, преодолевая страх и желание убежать, под внимательными взглядами «быков» сел в свой автомобиль на место водителя, так как Туляк сидел на переднем сиденье на месте пассажира. Когда он закрыл за собой дверцу, Туляк как бы по праву хозяина поинтересовался у него:

— Здороваться думаешь со мной?

— Привет! — с неохотой выдавил из себя Жиган.

— Привет, моя радость, — беспечно произнес Туляк. — Ты не ерзай на сиденье, в нем иголок нет, — заверил он Жигана.

Жиган на его замечание решил не отвечать, но и двигаться на сиденье перестал.

— У меня есть к тебе разговор, без которого наша дальнейшая совместная жизнь в городе становится невозможной. Лучшего места для толковища не стал искать. Хочешь со мной потрескать по душам?

— Я уже имел честь трепаться с тобой по душам, — напомнил ему Жиган.

— Так ты что, не хочешь со мной шпрехать?

— Поговорю! Куда от тебя денешься? — устало вздохнул Жиган.

— Действительно! — улыбнувшись, миролюбиво согласился с ним Туляк. — Тебе за короткое время повезло узнать слишком много того, что простому смертному знать противопоказано. Ты можешь заложить Таракана с Чирком «сапогу», потянуть за собой моих людей к «хозяину», чего я допустить не могу. Видишь, как много проблем появилось у меня из-за моей доброты к тебе?

— Как же, из-за твоей «доброты» я едва не стал соучастником убийства, чуть коньки не отдал в подвале.

— Та мелочевка осталась в прошлом. Мы с тобой сейчас толкуем о настоящем. Если ты такой умный, то подскажи мне, что с тобой делать, чтобы и волки остались сыты, и овцы целы?

— Что мне тебе советовать, если ты и без меня решил эту задачу?

— А вдруг я приехал к тебе за советом? — посмотрев в глаза Жигану, поинтересовался Туляк.

— Ты не понтишь?

— В полном серьезе, — заверил его Туляк.