1999 год ПОСВЯЩАТЕЛЯМ Который раз таранят слух мне Три фразы, сбитые в панно: «Не гаснет свет…», «свеча не тухнет…», «Высоцкому посвящено…» Дежурно-скорбные туманы: «Ах, как велик…», «ах, был гоним…» И бьют поклоны графоманы — Гнусней не видел пантомим. Беда вдвойне, что в хоре этом, Не дань отдав – отдав концы, Вполне приличные поэты, Вполне приличные певцы. Так сука мартовская щенит — Где миг застал, там опрастал. Не нужно ваших посвящений. При жизни надо – жил до ста б. А не юродливо во скорби На посвященьях в рай ползти — Вас время завтра вырвет с корнем, А он останется расти. Кто б вам Евангелие листнули — Две строчки надо б знать всего: «Не поминайте имя всуе Господне…» Это про него. 1988 год ПРИМАДОННА «Примадонна» рыжей гривой гонит бриз, Сучит ляжками. А вприпрыжку с ней неистовый нарцисс Под блестяшками. А еще кордебалет, а на лобках — Бирки с ценами. И на махах все летят, как на пинках, По-над сценою. И фонтаны световые кверху дном Бьют, как мочатся. И глазеет городской Великий Гном — Просто хочется. Расстелили над озимыми брезент, Мнут-кобенятся. Вот вам, матушка Россия, и презент. С возрожденьицем! А у девочки глазастой Бьют ресницы, бьют, как ласты. И плывет она глазами По соленой по воде, Где нарядами из тины Щеголяют арлекины, И кудахтают фрейлины В позолоченной узде. И затянутый в гипюре, стар и гнил, Весь – в приказчика, С головой дырявой истовый дебил Прет из ящика. Зимней вишни наглотался – не пропал Босоногонький. Что ж ты, матушка Россия? Это бал. Хоть убогонький. А у девочки глазастой Бьют ресницы, бьют, как ласты. И плывет она глазами По соленой по воде, Где нарядами из тины Щеголяют арлекины, И кудахтают фрейлины В позолоченной узде. Мне витрины городские – зеркала. В них не молятся. И душа моя – ан тоже из стекла — Пни – расколется. Но порежется с осколков целый мир, Сладкий-лакомый. Что ж ты, матушка Россия, этот пир — С вурдалаками? А у девочки глазастой Бьют ресницы, бьют, как ласты. И плывет она глазами По соленой по воде, Где нарядами из тины Щеголяют арлекины, И кудахтают фрейлины В позолоченной узде. 1998 год
ПРО ВОДКУ Все вытерпит мужик исконно русский — Проматерится, разве что, вполглотки, Коль нет обуток или нет закуски, Но не потерпит, если нету водки. Что врать – мы все корнями от сохи. Чьи глубже только, чьи помельче. Но все мы над стаканом – мужики. Нам всем стакан бывает, как бубенчик. Известно с самой древности, что пьет Запойней всех мужик бесштанный самый. И напоказ стакан последний бьет, И поминает непристойно маму. Здесь горечь вековая и тоска Замешаны на ухарстве лубочном — Нам антиалкогольного броска Так просто не осилить, это точно. Любых страстей, любых примеров тьма Не в силах сбить простейшую из истин: Мужик запойный пашет задарма, Отдав за водку все свои корысти. А споенный, когда уж не до дум, Он виноват и совестлив по-русски. И пашет триста с лишним дней в году С надеждой, верой и любовью. Без закуски. 1999 год ПРОРВА А на изгородь туман пригвожден-прибит, Подолом метет пол. К слову слово в ряд – аж в глазах рябит Из высоких хитрых слов частокол. За плетенем – темень-тень утопила двор, Хоть бы лучик где, что ль. В дом полушку хоть – да на воре вор. Рыщет по двору голь – на голь. Что за прорва! Ни покрова и ни крова нам. Вдоль забора – кругом, кругом голова. По России раз-раз-разворованной — Ать-два, ать-два, ать-два!.. Из печи огонь торчит, воет, лижется, Хищным оборотнем – в свет. Красной тряпкой из трубы с красной книжицей — Да хоть бы света луч с того – ан нет! Почернеет на глазах, как задушен. Ненасытен. Стоголов. Гольной голи в разворованные души Сыплет пеплом выгоревших слов. Нищих – прорва. Ни покрова и ни крова нам. Вдоль забора – кругом, кругом голова. По России раз-раз-разворованной — Ать-два, ать-два, ать-два!.. Эй, огня! Свечам господним не до нас, поди. В топку брошенный лик Не согрел теплом своим – так нас, господи! — Вот и скалимся на угли. |
