Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сразу двумя щетками Михаил Дмитриевич яростно, словно желая соскрести начавшуюся седину, расчесал негустые бакенбарды. Шумно булькая и отфыркиваясь, прополоскал рот, пуская фонтаны через широкие ноздри носа, с утиной бороздкой на кончике. А затем, разинув перед зеркалом рот, осмотрел зубы — нет, все еще крепки. Удовлетворенный этим осмотром, подумал, что здесь, в Журжево, есть очаровательное созданьице — румыночка лет восемнадцати, дочь аптекаря. Осиная талия, ножки Золушки! Притаившись, стоит у занавески окна, когда он проезжает мимо на коне. Надо бы произвести разведку, заглянуть в аптеку.

Михаил Дмитриевич опять опрыскал себя духами. На миг показалось, что стало прохладнее, но только на миг, и снова охватила волна зноя.

Он поглядел в окно, выходящее в вишневый сад. Жужжали пчелы. За обрывом, внизу, шагах в ста, бликами искрился на солнце синевато-серый Дунай, катил свои широкие волны мимо зеленых островов, словно бы верхушек потопленного леса. Виднелось плетение канатов высоких мачт застывших торговых судов. А на рущукской стороне — череда удаляющихся гор с редутами.

У ворот усадьбы какой-то, похожий на турка, мужчина, лет сорока, вел тихий разговор с его помощником по штабу — майором Рядовым. Кто бы это? «Турок» передал пакет с сургучными печатями. Майор распечатал конверт и стал внимательно читать бумагу. Что-то сказав незнакомцу, пошел один к дому.

— Михаил Дмитриевич! Нам, кажется, посчастливилось, — входя в комнату, воскликнул Радов. У него добродушное широкое лицо, но глаза под бровями с тонким золотистым гребнем проницательны и цепки. — С рекомендательным письмом от полковника Артамонова прибыл Константин Николаевич Фаврикодоров, в прошлом волонтер-севастополец, кавалер Георгия 4-й степени… В совершенстве владеет турецким языком… Полковник знает Фаврикодорова по Крымской кампании и ручается. На меня он сделал отрадное впечатление… Это как раз тот, кто нам необходим.

…В Кишиневе расположилась сейчас Главная квартира, а полковник Генерального штаба Артамонов ведал сетью разведчиков-разузнавачей, подбирал переводчиков, готовил проводников, накапливал сведения о неприятеле.

Только сегодня утром Скобелев говорил майору Радову, как хорошо было бы заслать от себя толкового лазутчика на ту сторону. Донесения из Рущука и Видина, поступившие на прошлой неделе от болгарина Енчо Георгиева, оставляли неясным, что происходит именно в Систово. Правда, голубь, присланный оттуда, принес под крылом немаловажные сведения, что на линии Никополь — Систово у турок одиннадцать батальонов, но сведения требовали уточнений. У зимницких казарм в полночь зажгли солому, дали знать Енчо, что голубь благополучно долетел.

Недавно собирал руководителей разведки помощник начальника штаба Действующей армии — вздорный пустомеля генерал Левицкий. Был там и Радов. Левицкий требовал:

— Постройте по всему берегу Дуная на высоких местах вышки для наблюдений за правым берегом… И чтобы ваши лазутчики подавали с той стороны сигналы.

Ума палата!

— Зовите севастопольца! — оживленно потребовал Скобелев, и его мгновенно утратившие кротость глаза выразили нетерпение. Он быстро надел белый китель, до того висевший на спинке стула.

На пороге появился невысокий, крепкого сложения мужчина, с карими спокойными глазами на смуглом лице, старательно зачесанными назад еще темными, но уже в проседи волосами и короткой, тоже седоватой бородкой. Мужчина браво щелкнул каблуками стоптанных, запыленных туфель.

— Волонтер греческого легиона его императорского величества Николая I — Фаврикодоров! — представился он, держа левую руку как-то неловко, не выпрямляя.

— Ох, голубчик, как вы нам надобны! Вот так! — генерал ребром ладони энергично провел по своему горлу, словно перерезая его. Он не выговаривал «р» и «л», поэтому у него получалось: «гоубчик». — Будем знакомы — Скобелев.

Крепко пожав небольшую сильную руку Фаврикодорова и не выпуская ее из своей, оглушил вопросом:

— В Систово на разведку пойдете?

Фаврикодоров ошеломленно молчал.

…Он родился в небольшом македонском городке Мирмекии в состоятельной семье. Получил неплохое образование. До двадцати лет разъезжал с отцом-торговцем по Турции и безукоризненно изучил турецкий язык, нравы, обычаи.

После Крымской войны остался в России, приняв ее подданство. Двадцать два года тихо и мирно прожил в Кишиневе, занимаясь бакалейной торговлей. Здесь женился на милой женщине Ольге, родились у них сыновья Иван да Михаил.

Как только началась эта война, Иван пошел добровольцем. Константин Николаевич тоже решил стать в строй, и никакие мольбы жены не смогли изменить его решение.

«Я должен, Оля», — только и твердил Константин Николаевич, считая, что его вполне могут использовать переводчиком. Быть рекрутом — поздновато, возраст не тот, да и рука…

— Стать шпионом? — с недоумением опросил сейчас Фаврикодоров этого молодого генерала. Лицо у Скобелева гладкое, с суховатой кожей, на ней ни морщинки, губы сочные.

— Пустые слова! — вспылил генерал, поглядев недобро. — Для институток! Быть лазутчиком русской армии стоит не меньшего, чем защищать севастопольские бастионы. И для старого солдата, смею заверить, почетно.

Фаврикодоров вдруг устыдился. Собственно, почему он так шарахнулся? Скорее всего, от неожиданности и, что скрывать, от вдруг возникшего страха. Ведь знал лучше других: турки сдерут кожу с живого, попадись он им в руки. Но, в конце концов, ему ли бояться смерти? Только вопрос: сумеет ли войти в роль? Попробует, раз очень надо! В детстве он с друзьями по улице устраивал дворовый цирк, и, кажется, не плохо. Что же, придется в годы преклонные записаться в лицедеи.

Выпрямившись и словно становясь во фронт, Фаврикодоров сказал:

— Сделаю все, что в моих силах! — будто бросился на бастион, не оглядываясь.

— Другого ответа и не ждал, — с облегчением произнес Скобелев, глаза его под широкими бровями подобрели. — Что такое? — кивнул он на левую руку Фаврикодорова.

— Ранен при Черной речке штуцерной пулей, выше локтя, навылет.

— Ясно, — с удовлетворением в голосе произнес генерал, — это нам не помеха, — и обратился к майору: — Петр Семенович, устрой Константина Николаевича на короткий отдых, заготовь ему пропуск для предъявления нашим аванпостам, выдай денег, а вечером мы поговорим о деталях операции.

— Деньги у меня есть свои, — поспешно и как-то даже испуганно заверил Фаврикодоров.

…Когда часа через два Радов возвратился, то застал Скобелева в превосходном настроении. Он определил это безошибочно, потому что генерал, как обычно в таких случаях, насвистывал пустенький романс, неведомо где услышанный, а глаза его, затененные длинными ресницами, стали синими:

Мадам, я вам сказать обязан:
Я не герой, я не герой,
Притом же я любовью связан
Совсем с другой, совсем с другой.

— Ну-с, определил нашего севастопольца? — весело спросил он Радова по-французски.

— Так точно!

— Сегодня я блондин, — объявил Скобелев и с силой шлепнул кулаком правой руки левую ладонь. Это означало, что у него действительно отменное расположение духа. — Сейчас пообедаем и будем чаировать. — Вообще-то, равнодушный к чаю, Михаил Дмитриевич знал, что Радов обожает сей напиток, и захотел сделать ему приятное.

Майор с готовностью согласился — любил эти трапезы, Михаил Дмитревич был интересным собеседником и большим мастером рассказывать пикантные истории.

— Круковский! — звучным вибрирующим голосом, словно окликал за версту, позвал своего денщика Скобелев.

Маленький, широкий в бедрах солдат вытянулся у двери, помаргивая почти белыми, серебрящимися ресницами. До войны был он поваром и при генерале состоял в этой же роли.

— Щи готовы? — грозно спросил Скобелев.

— Никак нет, звестно, мъясо сыровато, — заикаясь и предчувствуя бурю, ответил денщик.

2
{"b":"200346","o":1}