«Безумен утверждавший…» «He is stark mad who ewer saith That he been in love an hour». Безумен утверждавший, что он хоть миг любил. Таким безумцем ставши, он лишь любимым был: твоей любовью жил он, владел твоей тоской… А ты – ты не твердила бессмыслицы такой. «Безоглядна мысли гладь…» Безоглядна мысли гладь (только боль владеет далью). Вера это – ожиданье: что ж без веры ожидать? Покидая свой подвал (сумрак, запах керосина), слепо погляди на синий неба летнего провал. ВО СПАСЕНИЕ 1971–1972 1. ВО СПАСЕНИЕ «Пусть останутся в минувшем…» Пусть останутся в минувшем, когда дни покинут нас, те слова, что наши души прошептали в первый раз. Если всё на свете – тайна, всё чудовищно случайно — пусть вовеки не подслушать нашей тайны никому. «А ты, мой ангел во плоти…» А ты, мой ангел во плоти, еще за то меня прости, что я тебя – земную — небесной именую. Нельзя ж пред женщиною ведь безжалостно благоговеть, а ангелов тревожных жалеть никак не можно. Я не приду к тебе домой — душа твоя и так со мной: таит проникновенье такое отдаленье. А если не простишь, пойму, что ты осталась в том дому у окружной дороги, где зимы-недотроги. «Вдали от милых дней…» Вдали от милых дней печаль всего родней, раз лжет уже воспоминанье, и сердце ошибается в биеньи — вдали от милых дней лишь счастие видней, и, может быть, печаль о нем случайно является забытою печалью. «Уже давно я продал эту книгу…» Уже давно я продал эту книгу, где говорилось о любви прекрасной, что равносильна вечности и мигу, и счастью чистому, и лжи, и муке крестной. Теперь продать мне нечего, а надо б. И вспомнил я старинного поэта, и все, что им таинственно воспето слепой любви в укор или в награду. «Я женщину эту люблю, как всегда…» Я женщину эту люблю, как всегда. Она же, как прежде, как встарь, молода, хоть смотрит больнее, хоть помнит о том, что я ей шептал зацелованным ртом. Я женщину эту люблю, как всегда, хоть вторник сегодня, а завтра – среда, хоть спали до света – да снова темно, хоть, может быть, нет нас на свете давно. «Совесть моя тесная…» Совесть моя тесная, вовсе на краю вот какую песенку я тебе спою: «Ходики да печка. Чайника шумок. Вот бы где навечно я остаться смог. Хороши сторожка, бестолковый пес, и забор заброшенный бузиной зарос. Даже святотатцу в глубине стыда хочется остаться где-то навсегда — кем угодно – сбоку от больших дорог — сторожем, собакой, колыханьем дров. «Ну как тебя благодарить мне…» Ну как тебя благодарить мне в каком борении и ритме, ну как тебя благодарить мне и как любить еще больней? Среди бессонницы, рыданья не мне нашла ты оправданье, лишь счастья нашего наитье оправдано душой твоей. 2. ПРИ ДАЛЕКОМ КОЛОКОЛЬНОМ ЗВОНЕ «Тоньше, тоньше жизнь с годами…» Тоньше, тоньше жизнь с годами, тоньше посвиста птенца. Что не ждали, не гадали — все свершилось до конца. И когда необходимо стану я пред грозный суд, все посмотрят сквозь и мимо — не осудят, не спасут. «В чернозем смертей посеяно…» В чернозем смертей посеяно и грехом воспалено — не искусство, а спасение, нет – виновности вино. Что ж мы ждем от вопля, лепета, наши души разгласив: красота сама бестрепетна, трепет груб и некрасив. «Потаенную жестокость…» Потаенную жестокость в сердце женском не жалей. Потаенно и жестоко преклоняйся перед ней. Ты не знал ее до срока или знал едва-едва — безвозвратно, одиноко сохрани ее слова. вернутьсяЭпиграф достаточно точно переведен в первых двух строках стихотворения. |