«Что подумал бы о них де Батц?» – невольно пришло ему в голову.

Между тем Фоукс и Дьюгерст, серьезно обдумав вопрос о переодевании, решили изобразить двух угольщиков и выбрали паспорта на имя Жана Лепти и Ахилла Гропьера.

– Положим, ты вовсе непохож на Ахиллеса, Тони, – в последний раз пошутил Блейкни.

– А теперь, – сказал сэр Эндрю, прямо переходя от шуток к делу, – скажи, Блейкни, где нам ждать тебя в воскресенье.

Рыцарь Алого Первоцвета встал и подошел к висевшей на стене карте; Фоукс и Тони последовали за ним.

– Вот видите, – заговорил Блейкни, водя по карте своим тонким пальцем, – здесь застава Ла-Виллетт. За ней, направо, к каналу ведет узкая улица. В конце ее вы и должны меня ждать. Завтра там будут разгружать уголь, и вы можете поупражнять свои мускулы в качестве поденщиков и, кстати, заявить себя по соседству добрыми, хотя и грязными, патриотами.

– Нам лучше всего сейчас же приняться за дело, – сказал Тони. – Я сегодня же прощусь с чистой рубашкой.

– И не на один день, милый мой Тони. Усердно поработав завтра днем, вы можете переночевать или в повозке, если уже достанете ее, или под арками моста через канал.

– Надеюсь, что и Гастингса ожидает такая же приятная перспектива, – с усмешкой вставил Тони, однако по его лицу было видно, что он счастлив, как школьник, собирающийся уезжать на каникулы.

Лорд Тони был настоящим сорвиголовой, и страсть к опасным приключениям пересиливала в нем, может быть, увлечение геройскими подвигами под руководством предводителя Лиги. Что касается Фоукса, то его мысли больше всего занимал маленький мученик Тампля, и это заглушало присущую каждому англичанину любовь к соревнованиям и приключениям.

Во избежание недоразумений сэр Эндрю еще раз повторил все указания Блейкни.

– А какой будет сигнал? – спросил Дьюгерст.

– Как всегда, крик морской чайки, повторенный три раза с короткими промежутками, – ответил Блейкни. – А затем мне понадобится ваша помощь, – обратился он к Гастингсу и Сен-Жюсту, не принимавшим до сих пор участия в переговорах. – Несчастная кляча, обычная в угольных повозках, не в состоянии будет протащить нас больше пятидесяти – шестидесяти километров. Я рассчитываю добраться с ней до Сен-Жермена, ближайшего места, где можно достать хороших верховых лошадей. Там по соседству живет фермер по имени Ашар; у него есть чудные лошади, которых мне приходилось нанимать; особенно хороша одна, настолько сильная, что легко свезет и меня – а я ведь не легонький! – и мальчика, которого я возьму в свое седло. Завтра рано утром вы оба, Гастингс и Арман, выйдете из Парижа через заставу Нельи и доберетесь до Сен-Жермена, как найдете удобнее. Там вы отыщете Ашара, падкого до денег, и заручитесь хорошими лошадьми. Вы оба прекрасно ездите верхом, оттого я именно вас и выбрал. Одному из вас придется вести в поводу двух лошадей, другому – одну. Вы встретите угольную повозку километрах в семнадцати от Сен-Жермена, там, где дорога поворачивает на Курбвуа. Направо есть небольшая роща, которая сможет служить прекрасным убежищем для вас и лошадей. Я надеюсь быть там около часа по полуночи с воскресенья на понедельник. Ну, все ли вам ясно, и довольны ли вы оба?

– Ясно-то оно ясно, – спокойно сказал Гастингс, – только я крайне недоволен.

– А почему?

– Это слишком легко. Мы не подвергаемся никакой опасности.

– Я так и ждал, что вы заворчите! – сказал Блейкни, добродушно улыбаясь. – Знаете, если вы с такими мыслями соберетесь завтра из Парижа, то, уверяю вас, и вы, и Арман попадете в ловушку гораздо раньше, чем дойдете до заставы Нельи. Вам нельзя будет злоупотреблять гримом: порядочный фермерский работник не должен быть грязным; вас скорее могут открыть и арестовать, чем Фоукса и Тони.

В течение всего этого времени Арман сидел молча, опустив голову, и хотя не поднимал взгляда, однако чувствовал, что Блейкни пристально смотрит на него. Холод пробежал у него по спине, когда он подумал, что не может покинуть Париж, не увидевшись с Жанной. Стараясь казаться спокойным, он вдруг поднял голову, смело посмотрел на Блейкни и спокойно спросил:

– Когда должны мы выйти из Парижа?

– Вы должны сделать это на рассвете, – ответил Блейкни, слегка подчеркивая слово «должны». – Всего безопаснее проскользнуть в ворота тогда, когда туда и сюда снует рабочий люд. И в Сен-Жермен надо прийти пораньше, пока у фермера не разобрали хороших лошадей. Переговоры с Ашаром должны вести именно вы, Арман, чтобы нас не выдал английский акцент Гастингса. Надо обдумать всякую мелочь, предусмотреть всякую возможную случайность, Арман: слишком уж много поставлено на карту!

Сен-Жюст ничего не возразил, но остальные переглянулись с удивлением. Вопрос, предложенный им, был самый обыкновенный, между тем в ответе Блейкни слышался почти выговор.

Гастингс первый прервал наступившее тягостное молчание, подробно повторив все наставления Блейкни.

– Во всяком случае, это нетрудно, – сказал он в заключение, – и мы постараемся исполнить все как можно лучше.

– Главное – чтобы у вас обоих были свежие головы, – серьезно произнес Блейкни, глядя на Сен-Жюста, продолжавшего сидеть с опущенной головою и не принимавшего никакого участия в разговоре.

Снова наступило молчание. Все продолжали сидеть около огня, погруженные в свои мысли. Через полуоткрытые окна с набережной долетали гул из одного из импровизированных лагерей, оклики патрулей, завывания ветра и шум сухого снега, бившего в оконные стекла. Блейкни вдруг встал с места и, подойдя к окну, широко распахнул его. В эту минуту издалека донесся глухой ропот барабанов, а снизу послышался показавшийся всем насмешкой над существующими обстоятельствами крик ночного сторожа:

«Спите спокойно граждане! Все в порядке!»

– Разумный совет! – шутливо заметил Блейкни. – Не пойти ли и нам спать, как вы думаете?

С его лица уже исчезла строгость, но он, казалось, готов был снова улыбнуться; лишь внимательный Фоукс разглядел, что эта веселость была лишь маской, и в первый раз с тех пор, как знал Блейкни, заметил морщину на его обыкновенно гладком лбу и какую-то жесткую линию вокруг губ. С проницательностью истинного друга Фоукс угадал, что было на душе Блейкни, и понял, что сегодня же вечером непременно произойдет объяснение между Перси и Арманом.

– Кажется, мы обо всем переговорили, Блейкни? – спросил он.

– Обо всем, дорогой мой, – ответил сэр Перси. – Не знаю, как вы, но я чертовски устал.

– А где вещи для завтрашнего переодевания? – осведомился Гастингс.

– В нижнем этаже; ключ у Фоукса, – ответил Блейкни.

Он еще пошутил по поводу костюмов и париков, но говорил как-то отрывисто, что не было в его привычках; Гастингс и Дьюгерст приписали это усталости и стали прощаться. Через минуту молодые англичане ушли, и Арман остался наедине с сэром Перси.

– Ну, Арман, в чем дело? – спросил Блейкни, когда шаги его друзей затихли внизу.

– Значит, вы угадали, что… мне надо… вам кое-что сказать?

– Разумеется.

Резким движением отодвинув свой стул, Арман принялся быстро ходить взад и вперед по комнате. Не обращая внимания на его хмурое лицо, Блейкни присел по своему обыкновению на угол стола и принялся спокойно полировать ногти.

Вдруг Сен-Жюст с решительным видом остановился перед зятем и произнес:

– Блейкни, я не могу завтра покинуть Париж.

Сэр Перси молча разглядывал свои ногти.

– Мне необходимо остаться здесь, – решительно продолжал Арман. – Я еще несколько недель не вернусь в Англию. За стенами Парижа у вас есть три помощника, кроме меня, но внутри Парижа я вполне в вашем распоряжении.

Снова на его слова не последовало никакого ответа; Блейкни даже не взглянул на Армана.

– В воскресенье вам будет нужен какой-нибудь помощник, – продолжал он, все более волнуясь. – Я весь к вашим услугам… здесь или вообще где-нибудь в Париже… но я не могу покинуть город теперь – ни под каким видом.