– Перси, я совсем оправился, – начал Арман, – я только устал, потому что бежал всю дорогу, от самой улицы Сент-Оноре. Могу я все рассказать вам?

Не говоря ни слова, Блейкни закрыл окно и, усевшись рядом с зятем, выслушал его страстный рассказ. Ни одна черта в его лице не выдала волнения или неудовольствия, которое было бы вполне понятно в человеке, встретившем помеху в самом начале задуманного им опасного предприятия.

– Эрон со своими ищейками вернулся к ней вчера вечером, – задыхаясь, сказал Арман. – Они, конечно, хотели поймать меня и, не найдя никого, схватили ее… О Господи!

Он закрыл лицо руками, чтобы Перси не видел его страданий.

– Я это знал, – спокойно произнес Блейкни.

Арман, с изумлением взглянув на него, пробормотал:

– Как? Когда вы это узнали?

– Когда вы вчера ушли от меня, я отправился на площадь дю-Руль, но опоздал.

– Перси! – воскликнул Арман, краснея до корней волос. – Вы это сделали?

– Разумеется! – так же спокойно ответил Блейкни. – Разве я не сказал вам, что буду оберегать вашу Жанну? Когда я узнал о ее аресте, было слишком поздно ее искать, но сегодня утром я как раз собирался идти узнать, в какую тюрьму отправили мадемуазель Ланж. Мне скоро надо уходить, Арман, пока стража не сменилась в Тампле и в Тюильри. Это – самое безопасное время, а мы все уже достаточно скомпрометированы.

Сен-Жюст вспыхнул от стыда, хотя в голосе Блейкни не было и тени упрека, и в глазах светилось обычное добродушие. В мгновение ока понял Арман, сколько вреда причинил он делу Лиги своим безрассудством. Каждый его поступок подвергал опасности задуманный Блейкни рискованный план: дружба с бароном де Батцем, знакомство с Ланж, вчерашнее посещение ее, сегодняшний безумный бег по улицам Парижа, дававший возможность любому шпиону проследить за ним до самого жилища Блейкни. Не заботясь ни о ком и ни о чем, кроме своей возлюбленной, Арман в это утро легко мог привлечь к себе внимание любого агента Комитета общественного спасения и свести его лицом к лицу с Рыцарем Алого Первоцвета.

– Перси, – прошептал Арман, – сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

– Прощать тут нечего, – спокойно ответил Блейкни, – но много такого, что не следует больше никогда забывать, как, например, ваш долг относительно других, вашу обязанность повиноваться и вашу честь.

– Я совсем обезумел, Перси… О, если бы вы могли только понять, что значит для меня Жанна!

– Ну, что касается этого, то мы ведь вчера решили, что в деле чувства я холоден, как рыба, – с беззаботным смехом произнес Блейкни. – Во всяком случае, вы должны согласиться, что я умею держать данное слово. Я поручился вчера за безопасность мадемуазель Ланж, хотя с самого начала предвидел, что ее арестуют, однако надеялся, что успею увидеть ее до прибытия Эрона; к несчастью, он опередил меня только на полчаса. Она арестована, это – правда, но отчего вы не хотите доверить мне ее спасение? Разве нам не удавались гораздо более рискованные предприятия? Даю вам слово, что мадемуазель Ланж не будет сделано никакого вреда, – торжественно добавил он. – Им нужна не ваша Жанна, а вы. Через нее рассчитывают добраться до вас, а через вас – до меня. Честью своей ручаюсь – девушка будет спасена. Постарайтесь поверить мне, Арман. Я знаю, что вам нелегко доверить мне то, что для вас дороже всего на свете, но вы должны слепо слушаться меня, или я не в состоянии буду сдержать слово.

– Что должен я делать?

– Прежде всего немедленно покинуть Париж. Каждая минута, проведенная здесь, увеличивает опасность… о нет, не для вас, – прервал себя Блейкни, заметив, что Арман собирается возражать, – нет, опасность, угрожающую другим… и нашему делу.

– Как могу я уйти в Сен-Жермен, зная, что Жанна…

– Под моей защитой? – спокойно перебил его Перси, положив руку на плечо. – Вы увидите, что я вовсе не такое бесчеловечное чудовище, как вы полагаете. Но я должен думать о других и о ребенке, которого поклялся спасти. Я не пошлю вас в Сен-Жермен. Ступайте вниз и выберете себе одежду погрубее; та, что вы выбрали вчера, вероятно, валяется теперь где-нибудь на площади дю-Руль. В маленьком ящичке вы найдете самые разнообразные паспорта, выберите любой, переоденьтесь и отправляйтесь к заставе Ла-Виллетт. Там вы отыщете Фоукса и Тони; они, вероятно, будут разгружать уголь. Постарайтесь как можно скорее переговорить с ними и скажите Тони, чтобы он немедленно отправлялся в Сен-Жермен к Гастингсу вместо вас, а сами останетесь с Фоуксом.

– Понимаю. Только как же Тони доберется до Сен-Жермена?

– Можете быть уверены, дорогой мой, Тони доберется. А вы делайте то, что скажу я, ему же предоставьте самому заботиться о себе. А теперь, – серьезно добавил Блейкни, – чем скорее вы покинете Париж, тем будет лучше. Держитесь вблизи заставы, перед тем как ее закроют; я постараюсь сообщить вам, как идут дела у мадемуазель Ланж.

Арман молчал, все более и более сгорая от стыда. Он чувствовал, что не заслуживает бескорыстных хлопот о нем сэра Перси. Слова благодарности не шли у него с языка – он сознавал всю их неуместность в данное время. Он был уверен, что все англичане лишены всякого чувства и что его зять, несмотря на все свои бескорыстные геройские подвиги, в делах сердца неминуемо должен был оказаться человеком с притупленной чувствительностью. Однако это не мешало Сен-Жюсту, обладавшему честным, благородным сердцем, с восхищением относиться к своему предводителю. Стремясь загладить свое несправедливое отношение к Блейкни, он решил поступать, как Фоукс, Дьюгерст и другие члены Лиги и беспрекословно исполнять его требования.

Хотя Арман старался казаться хладнокровным, но от его друга не укрылось его волнение.

– Я дал вам слово, Арман, – сказал Блейкни в ответ на его немую мольбу. – Неужели вы не можете верить мне, как верят другие? Ну а теперь ступайте, постарайтесь поскорее увидеться с нашими и послать Тони, куда я сказал, а вечером ждите известий о мадемуазель Ланж.

– Да благословит вас Бог, Перси! – невольно вырвалось у Сен-Жюста. – Прощайте!

– Прощайте, дорогой мой! Спешите! Чтобы через четверть часа вас не было в Париже.

Заперев за Арманом дверь, Рыцарь Алого Первоцвета подошел к окну и широко распахнул его навстречу сырому утреннему воздуху. Теперь, когда он остался наедине с самим собой, его лицо приняло тревожное выражение, а на губах появилась горькая улыбка разочарования.

Тихо опускались вечерние тени. Арман в одежде простого рабочего стоял, прислонившись к низкой стене в самом конце узенькой улицы, выходившей к каналу; отсюда было хорошо видно все, что происходило поблизости заставы Ла-Виллетт.

Он чувствовал себя совершенно разбитым после всего, что ему пришлось пережить в последние сутки, да еще после целого дня непривычного тяжелого физического труда. Придя утром на пристань, Арман нанялся в поденщики и вскоре получил приказание разгружать уголь с пришедшей накануне барки. Он работал усердно, надеясь физической усталостью заглушить душевную тревогу. Заметив, что невдалеке от него Фоукс и Дьюгерст работали, как настоящие угольщики, какими мог быть доволен самый взыскательный хозяин, Арман при первой возможности передал им поручение Блейкни. Спустя немного времени лорд Тони исчез, проделав это так ловко, что Арман не заметил, когда и куда он скрылся.

Около пяти часов рабочие получили расчет, так как наступившие сумерки не дозволяли продолжать работу. К своему великому огорчению, Арман нигде не нашел Фоукса, с которым ему очень хотелось перекинуться хоть немногими словами. Тяжелая физическая работа не успокоила его нервов, и мозг снова усиленно заработал, стараясь придумать, в какую тюрьму заключили Жанну. Вдруг в его голове мелькнула страшная мысль: как мог Перси, на которого нельзя было не обратить внимания, ходить из одной тюрьмы в другую, справляясь о судьбе Жанны? Какая нелепая идея! Зачем он только согласился на его безумный план! Чем больше Арман думал об этом, тем невыполнимее казалась ему затея Блейкни. Сэр Эндрю не показывался, а он сумел бы успокоить Сен-Жюста, заставить снова поверить в находчивость Блейкни.