Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Валя, бронзоволосая, в платьице апельсинового цвета, легонькая, как осенний подсохший листок, закричала, захлопала в ладоши, бросилась к Юрию, повисла на его шее, поджав ноги в белых сапожках. Юрий засмеялся, поспешно заложив руки за спину, чтобы они случайно не изувечили сестренку. Он неумело ткнулся губами в ее щеку, забылся, махнул рукой, поддел висящее материно пальто; оно с шуршанием шмякнулось на пол и, как убитое, раскинуло руки-рукава. Женька захохотал.

Мать, держа на отлете руки, испачканные мукой, с молитвенным восхищением смотрела на Юрку. Он ткнулся обветренными, колючими губами и в ее щеку.

— Познакомьтесь. Это и есть голубятник Женька. Я писал о нем, — весело буркнул Юрий, ставя под вешалку чемодан и поднимая лыжи и пальто.

— Раздевайся, будь гостем, — пригласила Женьку Агриппина Ефимовна. — Наплавались, поди, досыта!

— Значит, сносят нас? — спросил Юрий.

— Сносят, сынок! По всему городу идет эта катавасия. Старое сносят, новое строят. Люди перебираются в новые дома. В мебельных магазинах все под метелку. Старье люди бросают. И кровати, и столы, и колченогие табуретки, и обшарпанные стулья. Все, что раньше собирали по крохам для хозяйства, — все летит на свалку. Пройдись-ка по кварталу: всюду кадушки валяются, ковшики, лопаты, дровишки, бочки какие-то, кочережки, совки… Даже ломы, топоры и пилы… Осточертело все это людям. В новых домах ни к чему этот хозяйственный хлам.

— Ты продала дом?

— Продала, сынок. За гроши продала. Весной переедем в новую квартиру.

— Красота! — обрадовался Юрий.

Матери уже за пятьдесят, но выглядит она еще крепкой, движения ее, несмотря на полноту, молодые, лицо почти без морщин, и голос без хрипотцы, а глаза ясные, серьте, пришедшие из девической дали.

Мать была портнихой. Раньше она работала в ателье, а сейчас, уйдя на пенсию, шила на дому. Она хорошо чувствовала современный стиль одежды, схватывала особенности быстролетной моды. Шила она только избранным знакомым. Разве на маленькую пенсию проживешь?

Большая комната в доме походила на салон крошечного ателье: посредине овальный полированный стол, на нем стопа журналов мод, в углу — швейная машина, у стен — два дивана в парусиновых чехлах, между окнами в простенке — трюмо…

Кроме Юрия была у Агриппины Ефимовны еще дочь. Как только дочка вышла замуж и уехала в другой город, Агриппина Ефимовна всю свою материнскую любовь отдала — нет, не отдала, а обрушила на своего младшего, на Юрку. Она тряслась над ним. Она готова была выцарапать за него глаза любому обидчику. А Юрка злился на такую любовь. «Ты что — кошка или медведица?» — как-то грубо спросил он ее…

Юрий потащил Женьку в свою комнату. В чемодане, который он нес, вдруг что-то зазвенело, затрещало, завозилось.

— Что это? — испугалась Валя.

— Ожили, черти! — и Юрий с Женькой переглянулись загадочно и засмеялись.

— Мама! Ставь раскладушку, застилай ее, — распорядился Юрий.

— Да вы сначала поешьте! — закричала мать из кухни.

— Мы сыты, — откликнулся Женька.

Небольшого роста, ладно сложенный, в черном кителе речника с золотыми нашивками на рукавах, он весь так и светился доброжелательностью. Его голубые глаза, пухлые щеки и губы дышали добротой.

Кровать, стол, забитая книгами этажерка да портрет отца на стене — больше ничего в комнате Юрия не было. Отец, обский капитан, в темном кителе, в фуражке с золотым крабом, задумчиво смотрел на сына, словно спрашивал: «Ну, как ты живешь без меня? Неужели плохо?» Юрию всегда чудилось, что он спрашивает именно об этом. И Юрий мысленно отвечал ему: «Ничего живу! Ты не беспокойся. Я не забываю тебя».

— Ты здорово похож на него, — удивился Женька. — Прямо копия.

И действительно, их черные глаза, немного выпуклые лбы, мягко очерченные пухловатые носы, нервные большие губы, широкие, с ямочками, подбородки были одинаковы.

— Давно он?..

Уже два года.

Валя притащила раскладушку.

— Ну, как ты? Чего ты? — спросил Юрий, усаживаясь за стол и выкладывая сигареты и спички.

— А чего я?.. Учусь…

— Родичи как — папа, мама, Валерка?

— А чего им? Едят, ходят, работают, — сдержанно ответила Валя и, распахнув, высоко вскинула простыню. Та, пузырясь, немного поплавала в воздухе, пока не улеглась на раскладушку.

— Ты сейчас в девятом? Куда после школы двинешь?

— В театральное училище! — почему-то вызывающе ответила Валя, словно ждала насмешки.

— Ох ты, актрисой будешь? — восхитился Женька. — Это здорово! — Он глаз не спускал с девчонки.

— Здорово-то здорово, а вот попробуй попади в училище, — серьезно заговорила Валя, взбивая кулаками подушку. — Там на одно место сорок заявлений.

— А ты не теряйся, иди смело, — возразил ей Юрка. — Вдруг у тебя такие способности, что все ахнут?

— Конечно, — поддержал Женька.

— Правда, ребята?! — Лицо Вали так и обдала горячая радость.

— А я вот, похоже, ошибся, — загрустил Женька. — Черти! Я орнитологом хочу быть, птиц изучать хочу! А стал рулевым мотористом.

— Зачем же ты…

— Да я сначала поступил в речной техникум. Брат у меня механиком плавает. Отец — капитан. Так что я потомственный речник. Вообще-то жизнь и работа речников мне нравятся… Жить на реке, плавать по Оби — это тебе не фунт изюма. Сама понимаешь. Но у меня вот какая чертовщина получилась. Наткнулся я как-то — ни с того ни с сего — на книгу о птицах и начитался там о розовых чайках. Они редко встречаются: гнездятся где-то на Севере, у черта на куличках. Еще узнал про куропаток розовых. Их в тундре немало, но вот, представляешь, чучела розовой куропатки ни один музей в мире не имеет. Розовую чайку имеют, а куропатки нет. И знаешь почему? Подстрелят ее, упадет она и вдруг прямо на глазах у охотника начинает выцветать, ее розовые перья гаснут, белеют. Что-то с ними происходит после смерти птицы. Значит, розовый цвет — это цвет ее жизни!

— Как интересно, — удивилась Валя.

— А потом я разыскал еще книги о птицах. Альбатросы, орлы, фрегаты, буревестники!.. И так мне эта наука — орнитология — понравилась, что я прямо почувствовал призвание к ней. Но было уже поздно: кончал техникум.

— Вот жалко-то! — вырвалось у Вали.

— Он же, Валюха, голубятник! — весело воскликнул Юрий. — И фамилия-то у него Голубев. До сих пор как пацан лазает по крышам и свистит. Засунет в рот два грязных пальца и… — Юрий по-разбойничьи, оглушительно засвистел.

В кухне ойкнула мать, а они, все трое, расхохотались…

Валя убежала помогать Агриппине Ефимовне.

Эх, все-таки неплохо дома! Чисто, уютно, тепло. Это не то что общага в затоне. Юрий, улыбаясь, прошелся по комнате, разбросил руки, потянулся.

— Ну, Женька, сегодня мы нажремся настоящих сибирских пельменей. Мать у меня мастерица делать их. Помню, я еще пацаном был, собирались на пельмени к деду с бабкой все родственники. Это, брат, были особенные вечеринки. Сходились человек двадцать. Попробуй-ка одна хозяйка приготовить пельмени на такую ораву… С утра мама и бабка начинали рубить сечкой в деревянных корытцах замороженное мясо: свинины — поменьше, говядины — побольше, лук там, конечно, перец. — Юрий взмахивал сразу двумя руками, чтобы подчеркнуть самые важные слова. — Мясо обязательно нужно рубить. Из мясорубки выходит фарш котлетный, а у рубленого мяса совсем другой, пельменный вкус. Да еще в него подмешивают снег. Он тоже дает особый привкус. Так и растолкуй в будущем своей жене. Пельмени — это зимнее блюдо. Они любят мороз и снег. Перед тем как варить, их нужно заморозить — и это тоже придает им особый привкус.

— Да ты чего, Юрка?! — изумился Женька и захохотал. — С таким смаком толковать о жратве! Уж не погибает ли в тебе великий кок?

— Запомни, рулевой моторист: повар высокого класса равен деятелю искусства. Он — художник. Он — фрегат среди птиц. Только создает свои произведения не с помощью красок, звуков или слов. Его оружие — запахи, от которых слюнки текут, разные там сногсшибательные соусы да подливки, всякие, понимаешь, вкусовые оттенки. Хорошее блюдо не делается, а соз-да-ет-ся! Понял, балбес? Хотя твой тонкий вкус выше редьки да селедки не поднимается.

99
{"b":"199981","o":1}