Опять-таки, когда президент Эквадора прибыл в Вашингтон, чтобы познакомиться с великолепной первой леди, президент Кеннеди извинился перед ним, сказав ему, что она нездорова. На следующий день фотографы поместили в газетах снимки, на которых она каталась на водных лыжах в Хианнис Порт вместе с астронавтом Джоном Гленом.

«Когда он настаивал, чтобы Джекки обязательно появилась на каком-нибудь официальном приеме, он всегда сожалел об этом, ибо она приходила или слишком рано или опаздывала, — рассказывает помощник президента. — Однажды Кеннеди настоял на том, чтобы жена приняла группу жен журналистов и издателей, собравшихся на совещание в Вашингтоне. Она пригласила женщин на чай в Голубую комнату, опоздала на пять минут, пробыла минут двадцать и исчезла, не сказав никому ни слова. Позднее, открывая цветочный магазин в Вашингтоне, что входило в обязанность первой леди, она пробыла там лишь 15 минут».

Лидеры демократической партии вскоре стали настаивать на том, чтобы первая леди появлялась на публике так же часто, как и Элеонора Рузвельт.

Они хотели, чтобы она посещала заведения для умственно отсталых, благотворительные базары и помогала бы своему мужу в политической деятельности.

Но Джекки отказалась.

«Я хочу заниматься семьей и детьми, — говорила она. — Если я займусь общественной деятельностью, то у меня не останется времени на детей, а они для меня — самое главное в жизни. Мой муж согласен со мной в этом».

Каждые четыре дня в неделю она уезжала в свой домик, который снимала в штате Вирджиния, а хозяйкой Белого дома на это время оставалась одна из сестер президента или его мать.

«Люди говорили мне, что я должна делать кучу дел в качестве первой леди, — говорила она Нэнси Такерман, — но я не делала совершенно ничего».

В начале Джекки не понравилось в Белом доме. «Я чувствовала себя мотыльком, бьющимся в окно, — говорила она. — Это было ужасно. Мы даже не могли открыть окон, потому что они не открывались годами. Когда мы попробовали развести камины, они начали дымить, так как ими уже давно не пользовались. Иногда я задумывалась над тем, как же мы будем вести семейную жизнь в этом огромном доме».

«Все-таки замечательно быть женой президента», — заметила одна подруга Джекки, навещая ее в Белом доме.

«Да, я его жена. Ну и что?» — фыркнула она.

«Но обрати внимание на всю эту роскошь: на лакеев, слуг, горничных — ведь это фантастика».

«О да, — сказала Джекки. — Это похоже на двор французского короля. Ты звонишь в колокольчик, и тут же прибегают слуги, чтобы обслужить короля и королеву. Слава Богу, что Джек привык к подобному образу жизни. Иначе можно было бы свихнуться от такой роскоши».

Джекки считала, что в доме слишком много прислуги и спросила главного дворецкого об этом. «Я узнала, что значит есть с подноса, когда рядом болтаются четыре лакея, — говорила она. — Вам не кажется, что им можно было бы найти другое занятие?» Позднее она признавалась подруге: «Все это приводит меня в замешательство».

Джекки торопилась организовать свою новую жизнь.

«Поначалу все ошеломляло ее, — говорит Бетти Сполдинг, — она чувствовала себя потерянной. Я помню, как она хотела составить список необходимых вещей и распорядок дня, но у нее ничего не получалось. Тогда Джек вызвался помочь ей, занявшись бюджетом и денежными расходами. Он говорил, что ему по душе такие дела. Он хотел помогать ей в чем мог».

Президент пригласил Тома Уолша в новый нью-йоркский офис посла, чтобы тот вел там бухгалтерскую работу. Мэри Галахер регулярно предоставляла президенту финансовый отчет. Каждый раз, когда он видел, какие суммы тратит на себя его жена, он выходил из себя. Вскоре миссис Галахер стала избегать встреч с Кеннеди. «Я просто не могла выносить его осуждающего взгляда», — говорила она.

Он негодовал, видя, что жена покупает одежду от Живанши за 4000 долларов или тратит 800 долларов на пылесос для конюшни. Но когда он увидел счет из универмага на сумму 40 000 долларов, Кеннеди вспылил.

Он выскочил из своего кабинета и с криком бросился в апартаменты.

«Что это значит, черт возьми?» — кричал он.

«О, Джек, я не помню», — прошептала она.

«То есть как это ты не помнишь?»

«Могу заверить тебя, что я не покупала ни мебель, ни соболью шубу, ничего в этом роде. Так, всякие пустяки, которые нам нужны здесь. Несколько купальных костюмов, одежда для детей и…»

Кеннеди был озадачен. Впоследствии, получив от миссис Галахер отчет расходов за год, он был взбешен. За двенадцать месяцев пребывания в Белом доме Джекки лично потратила на одежду, произведения искусства, еду и выпивку, лекарства, драгоценности, подарки и посещение салонов красоты 105 446 долларов.

«Ты понимаешь, что я получаю только 100 000 долларов в год? Это мое президентское жалование? — спросил ее Кеннеди. — Если бы у нас не было побочных доходов, мы обанкротились бы».

В тот вечер за ужином он объявил, что пригласил Кармин Беллино, эксперта по финансовым делам и старого друга семьи. Беллино недавно помогал Бобби Кеннеди разобраться с финансовыми затруднениями Этель. «Там все было очень запутано, — говорил Бобби президенту, — и Беллино пришлось пожить в доме на Хикори Хилл, чтобы понять, кто же там ворует».

Джекки испугалась.

«Возможно, Кармин спасет тебя, — сказал ей муж. — По крайней мере, он скажет, почему жизнь здесь обходится нам дороже, чем в Джорджтауне, где нам самим приходилось за все платить».

Кеннеди и раньше нападал на жену. Он обвинял ее в том, что она бездумно тратит деньги, говорил, что она транжирка. Когда ей это надоело, она сказала, что он жмот. Но в основном она спускала ему с рук все эти разговоры.

В те времена чеки посылались напрямую в офис посла в Нью-Йорке.

Огромные доходы семье Кеннеди приносил трест, основанный его отцом. Однако нужно было соблюдать разумные пределы: так, чтобы расходы не превышали доходы. Том Уолш заметил, что где-то образовалась солидная брешь. Он все выяснил — дело было в расходах Джекки.

«Ему казалось, что он не должен выходить за рамки своих доходов, — говорит Уолш. — В этом нет никаких сомнений. Все хорошие мужья таковы».

Кеннеди отдавал часть своего жалования на благотворительные цели с тех пор, как он стал конгрессменом в 1947 году, и продолжал делать это во времена президентства. Узнав об этом, его жена расстроилась. «Я бы сама могла воспользоваться этими деньгами, Джек», — сказала она.

Кеннеди истратил 13 миллионов долларов во время проведения своей предвыборной кампании. Это очень расстроило Джекки, которая считала, что деньги, идущие на политику, тратятся впустую, тем более те, которые ограничивают ее удовольствия.

«Я этого не понимаю, — говорила она. — Джек может истратить 100 000 долларов на избирателей, но ему жаль выложить такую же сумму на покупку произведения искусства».

Когда он жаловался ей на то, что она тратит слишком много денег на одежду, она отвечала, что делает это в политических целях. «Я должна хорошо одеваться, Джек, чтобы не подвести тебя. Как общественная личность ты будешь унижен, если я появлюсь на фотографиях в журналах одетой в какой-то старый хлам и буду походить на расплывшуюся домохозяйку. Все будут говорить, что твоя жена — неряха, и перестанут голосовать за тебя». Однако он не прислушивался к подобным аргументам.

«За все те годы, что я знал Кеннеди, он жаловался на Джекки только за то, что она тратит слишком много денег на одежду, — вспоминает Джордж Смазерс. — Я всегда смеялся, когда он заводился по этому поводу, потому что ему в сущности плевать было на деньги. Я путешествовал с ним по всей Европе годами, и он постоянно был набит деньгами.

Когда Джек впервые прибыл в сенат, отец привел его в мой кабинет и сказал: «Джордж, окажи нам большую услугу, объясни Джону все насчет денег. Он считает, что они растут на деревьях и их можно легко найти прямо на улице. Я хочу, чтобы ты растолковал ему, как трудно зарабатывать доллары в наши дни и как нелегко хранить их. Джек не понимает, почему мы должны следить за его затратами».