Несмотря на это существенное отступление от истины и святости, язычество все же было религией, поисками «неведомого Бога». Его предрассудки свидетельствовали о потребности в вере. Его многобожие покоилось на едва различимом основании единобожия: оно подчиняло всех богов Юпитеру, а самого Юпитера — мистической судьбе. В основе язычества лежало ощущение зависимости от высших сил и уважение к божественному. Оно сохранило память о золотом веке и грехопадении. Оно ощущало потребность в примирении с божеством и искало этого примирения в молитве, епитимьях и жертвах. Многие из религиозных традиций и обычаев язычества были слабым отзвуком изначальной религии, а его мифологические мечты о слиянии богов с людьми, о полубогах, о том, как Геракл избавил Прометея от страданий, были бессознательными пророчествами и плотскими предчувствиями христианских истин.

Только этим и объясняется готовность, с которой язычники, к стыду евреев, приняли Евангелие.[66]

По всему языческому миру был рассеян духовный Израиль, никогда не обрезывавшийся по плоти, но получивший незримое обрезание сердца, совершенное рукой Святого Духа, Который дышит, где хочет, и не связан рамками каких–либо человеческих законов и обычных средств. Ветхий Завет дает нам несколько примеров истинного благочестия вне пределов видимого общения с еврейской Церковью в лице Мелхиседека (друга Авраама, царя и священника, прообраза Христа), Иофора (мадиамского священника), Раав (женщины из Ханаана, которая принимала у себя Иисуса Навина и Халева), Руфи (моавитянки и прародительницы нашего Спасителя), царя Хирама (друга Давида), царицы Савской (которую привела в восхищение мудрость Соломона), сириянина Неемана и особенно Иова, великого страдальца, который радовался в надежде на своего Спасителя.[67]

Элементы истины, нравственности и благочестия, рассеянные по всему древнему язычеству, пришли в него из трех источников. Прежде всего, человек, даже в своем падшем состоянии, сохраняет некоторые черты божественного образа: знание Бога,[68] каким бы неясным оно ни было, нравственное чувство, или совесть,[69] и жажду единения с Божеством ради истины и праведности.[70] Учитывая это, мы можем вместе с Тертуллианом назвать прекрасные и истинные сентенции Сократа, Платона, Аристотеля, Пиндара, Софокла, Цицерона, Вергилия, Сенеки, Плутарха «свидетельствами души, христианской по своей сути»,[71] свидетельствами естества, предопределенного к христианству. Во–вторых, определенное значение следует придать даже самым смутным преданиям и воспоминаниям, которые дошли до нас из общих изначальных откровений, данных Адаму и Ною. Но третий и самый важный источник языческих предчувствий истины — управляющее всем провидение Бога, у Которого всегда были свидетели. В особенности мы должны, вместе с греческими отцами, принять во внимание влияние божественного Предвоплощенного Слова, Логоса,[72] Который был наставником человечества, истинным светом разума, сияющим во тьме и просвещающим всякого человека, сеятелем, насаждающим в почву язычества семена истины, красоты и добродетели.[73]

Лучшая часть язычества, которая нас в данный момент интересует, представлена двумя великими государствами классической античности, Грецией и Римом. Апостолы непосредственно соприкасались с языком, нравственностью, литературой и религией этих народов, в рамках которых церковь и распространялась в течение всей первой эпохи ее истории. Наряду с евреями, греки и римляне были избранными народами древнего мира, и все они жили на одной земле. Евреи были избраны ради вечных ценностей, они хранили святилище истинной религии. Греки подготовили элементы естественной культуры, науки и искусства, которыми предстояло воспользоваться церкви. Римляне создали понятие закона и превратили цивилизованный мир во всемирную империю, готовую послужить духовной всеобщности Евангелия. И греки, и римляне были невольными служителями Иисуса Христа, их «неведомого Бога».

Эти три народа, по своей природе ожесточенно враждовавшие друг с другом, соединились в надписи на кресте, которая, по приказу язычника Пилата, указывала святое имя и царский титул Искупителя, написанные «по–Еврейски, по–Гречески, по–Римски».[74]

Литература древних греков и всемирная империя римлян, наряду с Моисеевой религией, играли главную роль в подготовке мира к христианству. Они создали человеческие формы, в которых воплотилась божественная суть Евангелия, тщательно взращенная во чреве еврейской теократии. Они заложили естественное основание сверхъестественного здания Небесного Царства. Бог наделил греков и римлян изобилием природных даров, чтобы они смогли подняться до самого высокого уровня цивилизации, какой только возможен без помощи христианства, и тем самым предоставили в распоряжение церкви достижения науки, искусства и закона, но одновременно показали, что одни лишь человеческие достоинства никак не могут принести миру блаженство и спасение.

Греки, немногочисленные, как и евреи, но сыгравшие в истории гораздо более важную роль, нежели бесчисленные орды азиатов, были призваны выполнить благородную задачу: явить под солнечным небом и с ясной головой образ человечества, отражающий его природную силу и красоту, но также и его природное несовершенство. Они разработали принципы науки и искусства. Они освободили разум от власти темных сил природы и мрачных размышлений восточного мистицизма. Они обрели ясность и свободу зрелого сознания, смело исследовали законы природы и духа и воплотили идею красоты во всевозможных формах искусства. Они создали подлинные шедевры поэзии, скульптуры, архитектуры, живописи, философии, риторики, историографии, которыми до сих пор восхищается мир и которые до сих пор изучают как образцы формы и вкуса.

Все эти труды обрели свою истинную ценность и полезность лишь в руках христианской церкви, которой они в конце концов достались. Греция дала апостолам богатый и красивый язык, чтобы выразить божественную истину Евангелия, но задолго до того Провидение распорядилось таким образом, что политические движения разнесли этот язык по всему миру и сделали его основой цивилизации и международного общения, подобно латыни в Средние века, французскому языку в XVIII веке и английскому в XIX веке. «Греческий язык, — говорит Цицерон, — знают среди почти всех народов; латинский замкнут в своих собственных узких границах». Греческие учителя и люди искусства последовали за победоносными легионами Рима в Галлию и Испанию. Молодой герой Александр Великий, истинный македонянин по рождению, но восторженный почитатель Гомера, подражатель Ахиллеса, ученик Аристотеля, завоевавшего весь мир своей философией, а потому истинный грек своего времени, замыслил великое дело: сделать Вавилон престолом всемирной греческой империи; и хотя эта империя развалилась на части после его безвременной кончины, она все же донесла греческую литературу до границ Индии и сделала ее общим достоянием всех цивилизованных народов. Дело, начатое Александром, завершил Юлий Цезарь. Под защитой римских законов апостолы могли странствовать повсюду, а при помощи греческого языка — объясняться с жителями любого города, находившегося в подчинении у Рима.

Греческая философия (в особенности Платона и Аристотеля) заложила естественную основу научного богословия; греческое ораторское искусство — основу священной риторики; греческое искусство — основу искусства христианской церкви. Более того, немало классических идей и изречений вплотную приближаются к порогу откровения и звучат как пророчества христианской истины — в особенности духовные воспарения Платона,[75] глубокие религиозные размышления Плутарха,[76] нравственные предписания Сенеки, местами напоминающие учение Павла.[77] Для многих величайших отцов церкви: Иустина Мученика, Климента Александрийского, Оригена и в некоторой степени даже Августина — греческая философия стала мостом к христианской вере, воспитателем, приведшим их ко Христу. Более того, вся древняя Греческая церковь выросла на основании греческого языка и греческого народа, и вне этого контекста ее невозможно понять.