2. Не столь многочисленные саддукеи[58] были скептиками и рационалистами, любили блага земной жизни и занимали в иудаизме то же положение, что эпикурейцы и последователи Новой Академии — в греческом и римском язычестве. Саддукеи признавали Писания (в особенности Пятикнижие), но отвергали устные предания, отрицали воскресение тела и бессмертие души, существование ангелов и духов, а также учение о всемогущем Провидении. Среди них были богатые люди, и на какое–то время они завладели должностью первосвященника. К их партии принадлежал Каиафа.

Различие между фарисеями и саддукеями можно наблюдать среди современных иудеев, которые разделяются на ортодоксов и либералов (рационалистов).

3. Ессеи (о которых мы знаем только из трудов Филона и Иосифа Флавия) были не партией, а мистическим или аскетическим орденом или братством и жили по большей части в монашеском уединении в деревнях и пустыне Энгедди близ Мертвого моря.[59] Секта насчитывала около 4 000 членов. Они сочетали спорные, аллегорические толкования Ветхого Завета с некоторыми чужеземными теософскими элементами — последние сильно напоминали положения новой пифагорейской и платонической школ, но были, вероятно, позаимствованы (так же как и гностические и манихейские теории) из религий Востока, в особенности парсизма. Ессеи практиковали обобществление имущества, носили белые одежды, отвергали животную пищу, кровные жертвоприношения, клятвы, рабство и (за редким исключением) супружество и жили в крайней простоте, надеясь таким образом обрести более высокую степень святости. Они были предшественниками христианских монахов.

Во времена апостолов секта ессеев не соприкасалась или почти не соприкасалась с христианством, разве что в форме колосской ереси. Фарисеи же и саддукеи, в особенности первые, неоднократно упоминаются в евангелиях в роли противников Иисуса. В данном случае враждующие группы объединяются, чтобы обречь Христа на крестную смерть, которая завершилась славным воскресением и стала основой духовной жизни как для евреев, так и для верующих язычников.

Какими бы выродившимися и развращенными ни были в массе своей иудеи, ветхозаветное домостроительство было божественным установлением, подготовкой к христианскому искуплению, и в этом качестве удостоилось глубокого уважения Христа и Его апостолов, когда они путем жестких обвинений пытались привести его недостойных представителей к покаянию. Следовательно, неукоснительное выполнение закона не могло не оказывать спасительное действие на сердца, которые уступали его требованиям и добросовестно исследовали Писания Моисея и пророков.

Закон и пророчество — две великие составляющие иудейской религии, которые делают ее прямым божественным вступлением к христианству, «гласом вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему».

1. До пришествия Христа закон Моисеев был самым ясным выражением святой воли Бога. Декалог (десять заповедей) — это чудо древнего законодательства, в его двух скрижалях изложены суть и содержание всякого истинного благочестия и нравственности: высочайшая любовь к Богу и любовь к ближнему. В этих заповедях был сформулирован идеал праведности, а потому они лучше всего подходили для того, чтобы пробудить в человеке осознание великого отступления от закона и ощущение греха и вины.[60] Закон исполнял роль воспитателя, ведущего людей ко Христу,[61] чтобы они могли оправдаться верой.[62]

То же ощущение вины и потребности в примирении постоянно поддерживалось ежедневными жертвами — сначала в скинии, а затем в храме — и всем обрядовым законом, который, будучи чудесной системой образов и теней, постоянно указывал на реалии нового завета, в особенности на единственную и вседостаточную искупительную жертву Христа на кресте.

Бог, будучи справедлив, требует абсолютного послушания и чистоты сердца, а взамен предлагает обещание жизни и наказание смертью. Тем не менее Он не способен хладнокровно обречь человека на смерть: Он истинный, верный и милостивый Бог. Поэтому в нравственном и обрядовом законе, словно в скорлупе, сокрыто сладкое ядро обетования: однажды Он воочию явит идеал праведности, простит раскаивающемуся грешнику все грехи и даст ему силу исполнить закон. Без такого обещания требования закона были бы горькой иронией.

Благодаря закону иудейское домостроительство было религией покаяния.

2. При этом, как мы уже упомянули, в законе было заложено божественное обетование искупления, а потому он был также религией надежды. «Золотой век» греков и римлян остался позади, а иудеи своего еще только ожидали. Вся история, религиозные, политические и общественные институты и обычаи евреев указывали на пришествие Мессии и установление Его царства на земле.

Пророчество, или Евангелие времен закона, в действительности было древнее самого закона, который появился позднее и встал между обетованием и его исполнением, между грехом и искуплением, между болезнью и исцелением.[63] Пророчество началось в раю, когда сразу после грехопадения Господь дал обетование о Том, Кто поразит змея. Пророчество господствовало в эпоху патриархов, особенно в жизни Авраама, благочестие которого, соответственно, зиждилось на доверии и вере; также и Моисей, законодатель, одновременно был пророком и указывал народу на своего великого Преемника.[64] Не будь в законе утешительного мессианского обетования, он непременно привел бы искреннюю душу в отчаяние. Начиная со времен Самуила, примерно за одиннадцать столетий до Христа, пророчество, дотоле проявлявшееся от случая к случаю, приобрело организованную форму в виде постоянного служения и чина пророка. В этой форме оно сопровождало левитское священство и династию Давида вплоть до Вавилонского пленения, пережило эту катастрофу и указывало народу путь во время возвращения и восстановления храма, разъясняя закон и применяя его к жизни, обличая злоупотребления в церкви и государстве, предрекая ужасные кары и искупительную благодать Божью, предостерегая и наказывая, утешая и ободряя и все яснее указывая на грядущего Мессию, Который должен был искупить Израиль и мир от греха и страдания и основать на земле царство мира и праведности.

В глазах Исайи и его преемников победоносное царствование Давида и мирное правление Соломона были исторической и образной канвой для пророческого изображения еще более славного будущего, понять которое вне связи с живыми воспоминаниями и обстоятельствами того времени было бы невозможно. Последующая катастрофа и муки плена послужили к еще большему раскрытию образа Мессии, искупающего грехи народа и через страдания входящего в славу.

Служение пророка было необычным — оно отчасти дополняло, отчасти исправляло служение официального, наследственного священства, не позволяя последнему закоснеть или скатиться в однообразный формализм и поддерживая в нем жизнь и движение. Пророки были, так сказать, протестантами древнего завета, служителями духа, они находились в непосредственном общении с Богом — в отличие от служителей буквы, которые нуждались в преданиях и обрядах.

Время расцвета нашего канонического пророчества пришлось на VIII век до P.X., примерно через семь веков после Моисея, — Израиль страдал тогда под гнетом Ассирии. Главным действующим лицом этого периода, предшествующего плену, был Исайя («спасение Божие»), который появился в последние годы правления царя Озии, где–то за десять лет до основания Рима; его окружали Михей, Иоиль и Авдий в царстве Иудином, а также Осия, Амос и Иона в царстве Израилевом. Исайя достигает в пророчестве наибольшей высоты и шаг за шагом раскрывает образ Мессии — происходящего из дома Давидова, проповедующего Благую Весть нищим, исцеляющего сокрушенных сердцем, открывающего глаза слепым, отпускающего пленников на свободу, идущего как агнец на заклание, берущего на Себя грехи народа, умирающего как праведный за неправедных, торжествующего над смертью и правящего над всеми народами как Царь мира — образ, который полностью воплотился в одной и только одной Личности, Иисусе из Назарета. Исайя ближе всех подходит к кресту, и его книга — это Евангелие Ветхого Завета. В период Вавилонского пленения на первый план выходит Иеремия (то есть «Господь свергает»). Это пророк печали, но также и нового завета Духа. Открыто порицая священников и лжепророков и плача об Иерусалиме, своей святой скорбью, своими горькими испытаниями Иеремия напоминает о миссии и жизни Христа. Иеремия оставался в земле своих отцов, и его горестные стенания звучали над развалинами Иерусалима; в то же время Иезекииль у реки Ховар предостерегал пленников от лжепророков и плотских надежд, призывал их к покаянию, описывал Новый Иерусалим и возрождение высохших костей народа Божьим дыханием; а Даниил при дворе Навуходоносора в Вавилоне видел в Духе смену четырех империй и окончательное торжество вечного Царства Сына Божьего. Пророками восстановления были Аггей, Захария и Малахия. На Малахии, современнике Неемии, ветхозаветное пророчество закончилось, и Израиль на четыреста лет был предоставлен самому себе, чтобы за это время ожидания переварить сытную пищу полученного откровения и приготовить место, где совершится грядущее искупление.