Более того, многие критерии, признанные лингвистами, вообще используют не лингвистические факты, а внеязыковые и даже вненаучные обстоятельства.

Так, македонский диалект болгарского языка объявлен самостоятельным языком с тех пор, как Македония — западная часть Болгарии — вошла в состав Югославии (и даже сейчас — после распада федерации — Македония не планирует воссоединения с остальной Болгарией). Сербский язык, используемый православными (их обычно называют просто «сербы»), католиками (их зовут хорваты) и мусульманами (босняки), сейчас в Хорватии и республике Босния и Герцеговина официально именуется хорватским и босанским соответственно. Более того, после провозглашения полной независимости Черногории декларирован ещё и черногорский язык. Конечно, диалектов в сербском языке немало — но границы их распространения совершенно не схожи с нынешними государственными границами внутри когда-то единой Сербии.

Не зря популярна фраза, сказанная лингвистом Максом Вайнрайхом при обсуждении вопроса о степени самостоятельности идиш — диалекта немецкого языка, используемого евреями Восточной Европы: «шпрах из а диалект мит айн армей ун флот» — язык — это диалект с армией и флотом. Правило, мягко говоря, опасное: из него следует, что после изъятия армии и флота язык становится диалектом, что может поощрить этноцид — уничтожение ключевых особенностей народа. Причём на Украине правило Вайнрайха — руководство к действию: с момента провозглашения независимости её правители полагают, что общерусский язык на её территории уже не защищён армией и флотом, а потому делают всё от них зависящее, чтобы вытеснить его из обращения и заменить местным диалектом, подкрепляемым если не флотом (на его содержание у независимой страны нет средств), то по меньшей мере полицейщиной.

Из всего изобилия лингвистических критериев я выбрал тот, что не даёт по крайней мере одного вида ошибок. Ещё ни разу не было найдено несомненных диалектов одного языка, заметно различных синтаксически. Поэтому, если у каких-то языков синтаксис идентичен, они дают по меньшей мере сильный повод к подозрению в диалектной природе хотя бы одного из них. Понятно, это подозрение надлежит ещё проверять. Но в данном случае проверка достаточно проста. Работа литераторов и лингвистов по отбору из южнорусских диалектов отдельных слов, не совпадающих с литературной нормой, происходила недавно по историческим меркам и очень хорошо документирована. Технология создания украинской литературной нормы очевидна. И мне осталось лишь показать: по такой технологии создать новый самостоятельный язык невозможно.

Правда, мои оппоненты выдвинули ещё одно возражение: почему я считаю украинский диалектом русского, а не русский диалектом украинского? Ведь современная украинская литературная норма в некоторых отношениях ближе к сохранившимся старинным письменным памятникам (и реконструированным на их основе особенностям устной речи), нежели русская!

Ответ довольно очевиден. Современный русский язык — плод многовекового непрерывного развития как общенародными усилиями, так и целенаправленными стараниями множества специалистов. Так, в первой половине XVII века — вследствие разгрома нескольких антипольских восстаний на юге Руси — едва ли не все образованные южнорусские деятели, не располагающие собственными вооружёнными силами (в основном — священнослужители, преподающие в местных учебных заведениях), бежали на север, где получили общее прозвище «киевские книжники». Именно их трудами радикально преобразованы многие черты языка, архаичные формы канцелярщины и риторики приближены к живой речи. В порядке курьёза отмечу: учитывая нынешнюю принадлежность земель, откуда пришла эта волна переселенцев, нынешний русский язык в большей степени, нежели украинская литературная норма, заслуживает названия «украинский». Но дело, разумеется, не в курьёзе, а в том, что современная русская литературная норма впитала в себя всё богатство путей и форм на всех пространствах и временах развития старинной нормы, тогда как современная украинская литературная норма представляет лишь очень узкую группу наследников былой Руси — южнорусское (с небольшой примесью восточнокарпатского) село XVIII–XIX веков. Более того, то же различие в широте лингвистической базы не позволяет утверждать, что современные украинский и русский можно считать равноправными наследниками языка домонгольской Руси.

Если независимые басни о гонениях на украинский язык соответствовали бы действительности, они тем самым доказали бы: язык ничуть не пострадает и от очередного (и, надеюсь, последнего) воссоединения Украины с остальной Россией. Но поскольку фактически ничего подобного целенаправленному истреблению языка (в отличие от целенаправленного культивирования его после 1866 года) не было, современное бытование «суржика» (и белорусской «трасянки») наглядно доказывает: диалекты существуют независимо от властных шагов и перекройки границ. В частности, нынешняя независимость Украины ничем не помогла сохранению украинского диалекта русского языка (он, напротив, сейчас многое потерял: от принудительного кормления всегда тошнит), и воссоединение ничем ему не повредит.

Я был бы очень рад, если бы в скором будущем родились какие-то новые технологии разработки новых промышленных изделий, качественно менее затратные, нежели нынешние, а потому сокращающие потребную для окупаемости минимальную численность населения на рынке. Увы, в обозримом будущем таких прорывных идей не предвидится. У нас остаётся очень простой выбор. Либо мы — по меньшей мере Белоруссия, Казахстан, Россия, Украина (а ещё лучше — весь былой Союз) — воссоединяемся, строим единый внутренний рынок и развиваем на нём свою промышленность, тем самым обеспечивая и все прочие виды развития. Либо мы остаёмся разрозненными и терпеливо ждём окончательного упадка до уровня придатков мирового рынка, не способных даже добиться от него приемлемой оплаты нашего сырья и рабочей силы, и неизбежного при этом сокращения нашего населения до уровня, достаточного разве что для добычи и транспортировки этого сырья.

Для меня второй вариант неприемлем. Поэтому я устно и письменно, в открытых публикациях и конфиденциальных записках упорно — как Катон своё caeterum censeo Carthagenim delendam esse — повторяю: Украина должна воссоединиться с остальной Россией. Надеюсь, добравшись до этого места, вы — мой внимательный читатель — со мною согласитесь и будете добиваться этого лучшего для всех нас результата так же упорно.