— Какая красота! — вздохнула Сабина. — Если бы все это длилось вечно…

Внезапно все очарование утра куда–то исчезло: его спугнул странный шум, раздавшийся слева. Мы повернули головы на звук и увидели, как, расплескивая воду, на поросший тополями отдаленный остров выбираются вооруженные копьями люди.

Вскоре толпа пришельцев состояла уже примерно из тридцати человек, а над водой показывались все новые и новые головы.

— Это не нимфеи, — тревожно проговорила Сабина.

Я пристально вгляделся в пришельцев. На фоне зелени отчетливо просматривались их черные волосы и синие тела.

Сабина вздрогнула и испуганно прижалась ко мне.

— Вернемся поскорее к своим, — прошептала она.

Кивнув, я принялся было сталкивать плот на глубину, но внезапно вода возле берега забурлила, и на сушу выпрыгнули шесть человек. Они отличались от наших друзей не только цветом волос, кожи и темно–синими губами, но и явной агрессивностью.

Пожалуй впервые после знакомства с необычными обитателями водной стихии в моей памяти всплыло слово «дикарь», ибо эти странные пришельцы — в отличие от утонченных нимфеев — более всего напоминали представителей злобных необузданных племен, живших первобытными инстинктами.

Я отпрянул от плота и вновь оказался возле Сабины.

Незнакомцы некоторое время молча разглядывали нас, причем внимание одного из них, молодого синегубого здоровяка, явно привлекла моя невеста. Я сделал шаг вперед, закрывая девушку от ощупывавшего взгляда ярко–зеленых глаз, и тогда вся компания направилась к нам, недвусмысленно поводя из стороны в сторону копьями–гарпунами.

Судя по почтительности окружающих, молодой дикарь являлся не просто командиром этого отряда, а, скорее всего, предводителем или даже вождем синегубых. Обращаясь к нам, он что–то хмуро прошипел, но я не понял его слов и в недоумении развел руки. В ответ чужаки заверещали и замахали оружием. Я понял, что наши дела плохи: отправляясь на прогулку в дружеской компании, я, естественно, не взял с собой карабин.

Мельком пожалев об этом, я понял, что и он не спас бы нас: врагов оказалось слишком много, а могло стать и еще больше — неизвестно, сколько синегубых скрывала вода.

Мои размышления прервал предводитель. На этот раз он не только сказал какую–то фразу, но и жестом приказал ответить.

Я решительно заявил, что мы являемся гостями наших друзей, и потребовал объяснить, как понимать поведение вновь прибывших. Стараясь говорить достаточно твердо, а главное — громко, я рассчитывал, что Плонг услышит меня, благо звуки над водой расходились быстро и далеко, но добился несколько иного эффекта. При первых звуках моего голоса синегубые остолбенели от изумления, а стоявший впереди вождь даже несколько отшатнулся. Над озером повисла опасная тишина…

Я быстро огляделся, стараясь обнаружить хоть какую–нибудь подходящую для обороны корягу, но в этот момент неподалеку послышались чьи–то крики. Синегубые обернулись: к острову стремительно плыли нимфеи во главе с Плонгом. Тот, высунув из воды руку, изобразил какой–то условный знак, и наши противники опустили копья. Вскоре нас уже окружали друзья — похоже, недоразумение разрешилось.

Вскоре все синегубые с тополиного острова перебрались к своему передовому отряду, и мы стали свидетелями особой церемонии приема гостей, завершившейся обоюдными рукопожатиями. Но в этом обряде я уловил оттенок неприязни, тщательно скрываемой нимфеями и неприкрытой — со стороны синегубых.

Возможно, это лишь примерещилось мне из–за личной антипатии к молодому крепышу, который по–прежнему продолжал пялиться на Сабину.

После окончания несколько затянувшегося ритуала Плонг с приятелями быстро доставили нас на остров, где мы почувствовали себя в безопасности. Но нами владело неясное беспокойство, усугублявшееся явной тревогой нимфеев из–за неожиданного, как я понял, появления синегубых. Возле наших хижин теперь постоянно находился кто–нибудь из юношей, но чаще всего это был полюбившийся нам Плонг.

До вечера все оставалось без перемен, но в сумерках на острове появилась делегация синегубых, возглавляемая все тем же молодым предводителем. По поведению нимфеев я понял, что тот среди своих — весьма важная персона. Вновь состоялся приветственный ритуал, на этот раз с обменом сувенирами, и началось своеобразное танцевальное состязание, в котором и хозяева и гости демонстрировали чудеса ловкости и грации.

Укрывшись за ветвями ясеня, мы с интересом наблюдали за этим удивительным зрелищем, но решили не выходить на берег, в чем нас поддержал и Плонг, не принимавший участия в состязаниях.

Увлеченные великолепием праздника, мы не сразу заметили людей, крадущихся к нам со стороны леса. Резкий жест Плонга заставил меня обернуться, и я узнал в одной из фигур все того же молодого дикаря. Синегубые поняли, что обнаружены, и, уже не скрываясь, подошли к нам.

Сделав вид, что случайно оказался возле хижин, навязчивый малый обменялся несколькими словами с Плонгом и, с улыбкой взмахнув на прощанье рукой, отправился со своими провожатыми на берег.

Но даже эта улыбка не смягчила мрачного выражения лица, а алчный взгляд, брошенный на Сабину, подтвердил мои худшие опасения.

Убедившись, что незваные гости покинули нас, Плонг тревожно обернулся ко мне и сказал несколько слов, сопровождая их выразительными жестами. Я понял, что он настоятельно советует остерегаться пришельцев и, главное, беречь Сабину. Праздник продолжался всю ночь. Ущербная луна, временами скрывавшаяся за легкими облачками, освещала фигуры пловцов призрачным неверным сиянием, которое лишь усиливало ощущение близкой опасности, владевшее мной.

Вскоре после полуночи от общей массы пловцов отделилась группа синегубых и заняла позицию между танцорами и островом. Небо очистилось от облаков, и теперь по озеру стелилась сверкавшая дорожка, дальний конец которой упирался в поднимавшийся от воды туман, подсвеченные зыбкие полосы которого напоминали жемчужно–белый занавес гигантской сцены. Тем временем наступила кульминация праздника, о чем возвестило тихое хрустальное пение воды. С торжествующими криками остававшиеся на берегу зрители ринулись в колыхавшиеся волны, и голос озера усилился и устремился к сверкающим звездами небесам.

Ощущение невыразимого блаженства сдавило сердце, и я подумал о том счастье, которое выпало на мою долю, — вместе с любимым существом изучать нравы народа, ведущего свой род от древней подводной цивилизации, которая некогда, возможно, господствовала над целыми континентами.

Но эту радость омрачала все усиливавшаяся тревога за Сабину. Даже после того, как уставшая от треволнений дня девушка ушла отдыхать в свой домик, я все еще оставался в укрытии, наблюдая за нимфеями и их гостями. Похоже, между этими двумя племенами существовало какое–то недоверие, возникшее, вероятно, в результате давней вражды. И нынешнее натужное дружелюбие объяснялось, пожалуй, лишь некими политическими соображениями — если здесь, конечно, уместно употребить подобное понятие.

Неожиданно набежавшие тучи скрыли луну, что послужило сигналом к окончанию праздника. Гости поплыли в сторону тополиного острова, призрачные силуэты нимфеев растаяли в прибрежных зарослях, и я, обеспокоенный окутавшей озеро тьмой, не пошел к себе, а лег на мягкую траву, загородив вход в жилище Сабины. Чутко прислушиваясь к ночным звукам, я задремал только на рассвете.

Несколько дней прошли спокойно, если не считать непрекращавшихся ночных праздненств. При солнечном свете воды озера постоянно прочерчивали то компании синегубых пловцов, то ответные делегации нимфеев. Часто группы гостей оказывались в непосредственной близости от наших хижин, поэтому Сабина практически не покидала своего жилища, а я проводил ночи на его пороге, благо погода стояла превосходная — теплая и сухая. Краткий беспокойный сон, наполненный кошмарными видениями, не приносил отдыха и, может быть, поэтому моя тревога все возрастала. В сущности, я не находил причин для беспокойства: Плонг и его друзья постоянно находились где–нибудь неподалеку, готовые в любой момент прийти на помощь, а синегубые пришельцы, казалось бы, утратили к нам всякий интерес. Во всяком случае, их предводитель здесь больше не появлялся.