Может быть, не Степа сегодня говорил с ним по телефону из собственной своей квартиры? Нет, это говорил Степа! Ему ли не знать Степин голос? Да если бы и не говорил, ведь вчера, не далее чем под вечер, Степа из своего кабинета явился в этот самый кабинет, с этим дурацким договором и раздражал финдиректора своим легкомыслием. Как он мог уехать или улететь, ничего не сказав?

— Сколько километров до Владикавказа? — вдруг спросил Римский.

Варенуха прекратил беготню по кабинету и заорал:

— Думал! Уже думал! До Минеральных по воздуху тысяча шесть сот километров! До Минеральных! Понимаешь? До Минеральных, а во Владикавказ еще больше!

Тут Варенуха сел в кресло и сдавил голову руками, а в голове у Римского начался вихрь.

Да. Еще больше! Ни о каких поездах, конечно, не могло быть никакого разговора. Но что же тогда? Самолет? Истребитель? Кто и в какой истребитель пустит Степу без сапог? Зачем? Может быть, он снял сапоги во Владикавказе? Зачем?! Да нет, и в сапогах в истребитель его не пустят! Что за чертовщина! Позвольте… при чем здесь истребитель… ведь сказано же, что явился в угрозыск в двенадцать дня, а разговаривал по телефону он… и тут перед глазами Римского возник циферблат его часов… где были стрелки? Длинная… длинная была, была, была… да! Она была где-то между двадцатью и двадцатью пятью минутами… Да, да. А толстая коротенькая показывала одиннадцать! Да, это было около половины двенадцатого. Так что же это выходит? Что самолет в полчаса покрыл более чем тысячу шестьсот километров?! Нет таких самолетов на свете! Его нет во Владикавказе! Но что же тогда? А то, что он психически болен! Это несомненно… Ведь так же и телеграфируют… да, но ведь телеграфируют-то из Владикавказа!!

Что же остается? Гипноз? Действительно Воланд бросил его… какой такой гипноз? Бросать никого путем гипноза за две тысячи верст нельзя! Ему мерещится, что он во Владикавказе! Да-с, ему мерещится, а угрозыску мерещиться не может, угрозыск-то телеграфирует с Кавказа! Что же это такое? А вдруг правда… и этот Воланд…

Тут дрожь прошла по телу Римского, и страшным усилием он задавил в себе последнюю мысль. Злость его давно уже испарилась, темная тревога заслонила его сознание, и когда Варенуха поднял голову, то увидел, что лицо финдиректора буквально страшно.

Ручку двери снаружи в это время стали крутить и дергать, слышно было, как курьерша отчаянно закричала:

— Нельзя! Нельзя! Заседание!

Ручка перестала вертеться.

— Он не может быть во Владикавказе! — закричал Варенуха и хлопнул кулаком по столу. Хлопнул он очень уверенно, кричал уверенно. Но одного в нем не было внутри: именно этой уверенности.

Римский понял, что выражение его лица произвело на администратора сильнейшее впечатление; сколько возможно, овладел собою и сказал в телефонную трубку:

— Дайте сверхсрочный разговор с Владикавказом.

«Умно! — мысленно воскликнул Варенуха.— Как же это я не догадался сразу?..»

Но разговор с Владикавказом не состоялся. Римский положил трубку и сказал:

— Как назло, линия испорчена.

Видно было, что порча линии его особенно сильно расстроила и даже заставила задуматься.

Подумав, он опять взялся за трубку одною рукою, а другой стал записывать то, что говорил в трубку:

— Примите сверхмолнию… Да… Владикавказ. Угрозыск.. Да. «Сегодня около половины двенадцатого Лиходеев говорил мною телефону на службу не явился и разыскивать его телефонам не можем. Почерк подтверждаю. Меры наблюдения указанным артистом принимаю. Финдиректор Римский».

«Очень умно»,— подумал Варенуха, и тут же в голове у него грянуло: «Глупо! Не может он быть во Владикавказе!»

Римский же тем временем сделал следующее: он аккуратно сложил в пачку все полученные телеграммы и копию со своей, пачку эту положил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, со словами:

— Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези и изложи дело. Пусть они разбирают.

«А вот это действительно умно!» — мысленно воскликнул Варенуха и спрятал в свой портфель пакет. Затем он еще раз на всякий случай повертел на телефоне номер Степиной квартиры, прислушался и радостно и таинственно замигал и загримасничал. Римский вытянул шею, как гусь.

— Артиста Воланда можно попросить? — сладко спросил Варенуха.

— Они заняты,— ответила трубка дребезжащим голосом,— а кто спрашивает?

— Администратор Кабаре Варенуха,— с достоинством сказал Варенуха.

— Иван Савельевич? — заорала трубка.— Страшно рад слышать ваш голос! Как ваше здоровье?

— Мерси,— изумленно ответил Варенуха,— а с кем я говорю?

— Помощник, помощник его и переводчик Коровьев,— трещала трубка,— весь к вашим услугам, милейший Иван Савельевич! Распоряжайтесь мною как вам будет угодно! Итак?..

— Простите… что… товарища Лиходеева сейчас нету дома?

— Увы, нету! Нету! — кричала трубка.— Уехал!

— А куда?

— За город кататься на машине!

— Как? — воскликнул Варенуха.— Ка… кататься? А он не говорил, когда вернется?

— Часика через два предполагал вернуться,— отвечала трубка,— сказал, подышу свежим воздухом и вернусь.

— Так…— растерянно сказал Варенуха,— мерси… Будьте добры передать мосье Воланду, что выступление его сегодня в третьем отделении.

— Слушаю. Как же. Непременно. Всеобязательно. Передам,— отрывисто тарахтела трубка.

— Всего доброго,— удивляясь, сказал Варенуха.

— Прошу принять,— говорила трубка,— мои наилучшие, наигорячейшие приветы и пожелания. Успехов. Удач. Полного счастья. Всего.

Пораженный манерой переводчика разговаривать, Варенуха положил трубку и обратился к финдиректору:

— Ну, конечно! Я же говорил! — вскричал возбужденный администратор.— Никакой не Владикавказ, а уехал кататься за город!

— Ну, если это так,— бледнея от злобы, заговорил финдиректор,— то это действительно свинство, которому нет названия! И я, ей-богу…— но тут он споткнулся и спросил: — Но позвольте, а как же молнии?

Тут администратор вдруг подпрыгнул и закричал внезапно, так что Римский вздрогнул:

— Вспомнил! Вспомнил! В Покровском открылся подвал «Владикавказ». Все понятно. Поехал туда. Напился и оттуда телеграфирует!

— Но это уже чересчур,— дергая щекой, ответил Римский, в глазах которого горела настоящая тяжелая злоба,— дорого, дорого ему эта прогулка обойдется! — И опять споткнулся: — Но… позволь… ведь телеграммы-то помечены Владикавказом…

— Это вздор! Шуточки! — воскликнул администратор, не будучи больше в силах вникать в загадку и счастливый тем, что нашел объяснение.— Довольно мистики! Не может быть он во Владикавказе!

— Дорого, дорого обойдется…— сквозь зубы пробормотал Римский.

— А пакет-то нести?

— Обязательно нести, обязательно! — ответил Римский.

Тут дверь открылась, и вошла та самая женщина с сумочкой. «Она!» — почему-то с тоской подумал Римский. Оба поднялись навстречу женщине.

На этот раз в телеграмме были слова:

«Спасибо подтверждение. Срочно пятьсот угрозыск Владикавказе мне. Завтра вылетаю Москву. Лиходеев».

— Да он с ума сошел…— слабо сказал Варенуха и опустился в кресло.

Римский же зазвенел ключом, вынул из ящика письменного стола деньги. Отсчитал пятьсот рублей, позвонил, вручил курьеру деньги и сурово послал его на телеграф.

Варенуха в изумлении глядел на финдиректора, до того это не вязалось ни с чем.

— Помилуй, Григорий Данилович,— наконец неуверенно заговорил Варенуха,— по-моему, ты зря деньги послал!

— Они придут обратно,— веско отозвался Римский,— а вот он сильно ответит за этот пикничок.— И добавил, указывая на пакет: — Поезжай, поезжай, Иван Савельевич, не теряй времени.

Варенуха взял пакет и вышел.

Он спустился вниз, увидел, что перед кассой очередь, узнал от кассирши, что та ждет через час аншлага, потому что публика чрезвычайно заинтересовалась черной магией. Велел кассирше загнуть и не продавать двадцать лучших мест в ложах и партере на случай, если явится кто-нибудь, кому нельзя будет отказать, тут же у кассы отшил от себя назойливого молодого человека и нырнул в свой кабинет, чтобы захватить кепку.