— Я такими данными не располагаю, и Марино признался, что он тоже.

— Ни у кого нет, но дело этим пахнет, — сказал Харди. — Сегодня утром появилась еще одна новость — Марино сообщил мне об этом по телефону.

Роджер знал, что он набивается на вопрос.

— Ты попал в переплет, — продолжал Харди, ничего не дождавшись. — Кажется, ты единственный свидетель.

— Свидетель чего?

— Физиономии Гиссинга, — ответил Харди, искоса наблюдая за Роджером. — Шоун не может или не хочет ни дать его словесный портрет, ни опознать по фотографии.

Роджер почувствовал интерес, но постарался не показать вида.

— Там есть эта женщина Кларис Норвуд, но мы не считаем ее надежным свидетелем, — продолжал Харди. — Ты заметил из доклада, как мало людей видело Гиссинга? Все дают различное описание. Его, конечно, видели, но он как-то мелькал мимо, незаметно приходил и уходил из своего дома на берегу. Один из наших сержантов видел его во время расследования в Париже. И это все. Надеюсь, у тебя хорошая память.

— Что касается Гиссинга, то фотографическая, — сказал Роджер. — Чего хочет Марино?

— Не спрашивай меня, — резко ответил Харди, но Роджер знал, что Марино хотел получить детальный портрет Гиссинга не просто так.

— Гиссинг все еще в стране? — заставил себя спросить Роджер.

— Если бы он был здесь, то уже сидел бы за решеткой. Или я бы уволил половину сотрудников.

Они повернули к Гросвенор-сквер. Несмотря на нависшие тяжелые облака, туристы все еще фотографировали статую Рузвельта.

Большие американские машины, подавляющие размерами все другие, кроме нескольких «роллс-ройсов» и черного «даймлера» Харди, нашли убежище под сенью развевающегося звездно-полосатого флага.

Совершенно ясно, что Харди здесь бывал раньше. Его узнали и провели к кабинету Марино, где Херб, заранее предупрежденный по телефону, открыл дверь. Он выглядел абсурдно молодым:

— Входите, джентльмены, мистер Марино как раз освободился.

Марино не встал даже ради помощника комиссара Скотленд-Ярда. Он крепко пожал руку Роджеру, посмотрел на его лицо и остался доволен. Они расселись под портретами августейших покойников.

— Я бы предложил вам выпить, но боюсь, вы скажете, что слишком рано, — сказал Марино.

— Ты думаешь слишком рано, Вест? — спросил Харди.

— Нисколько, если я не на службе.

Харди ухмыльнулся. Марино нажал кнопку. Вошел Херб с набором бутылок. Марино налил виски с содовой, лишь для проформы спросив, что они будут пить. Херб вышел.

— Ну, а теперь вот что, — сказал Марино. — Вы очень добры, что так быстро откликнулись на нашу просьбу, мистер Харди. Это очень ценно. Вы помогли нам с самого начала. Надеюсь, поможете и в дальнейшем.

Роджер был доволен, что есть выпивка, — это поможет справиться с волнением.

— Получилось так, что вы стали единственным человеком, который может опознать Гиссинга, Роджер. А он нам очень нужен. — Марино отхлебнул из стакана. — Мы думаем, что он в Соединенных Штатах.

— Это выводит нас из игры, — сказал Роджер.

Улыбка Марино свидетельствовала о дружелюбном несогласии. Он наклонился вперед — для него это движение редкость.

— Мы надеемся, что вы покажете на него пальцем.

Роджер резко приподнялся:

— Вы так думаете?

— Мы не можем быть уверены, у нас нет фотографии, отпечатков пальцев или чего-либо другого. Но нам нужно опознать его так, чтобы не было никаких сомнений. Мы не можем задержать подозреваемого, пока не имеем показаний. И если он не прибегнет к маскировке, то мы его задержим. Мне сказали, что вас часто направляют для работы за границей, и в этом случае мы, конечно, нуждались бы в вашей помощи. Вы же хотите, как и мы, достать Гиссинга? Не могли бы вы одолжить нам старшего инспектора на неделю или около того, помощник комиссара?

Если не считать постоянного жужжания четырех реактивных моторов и редких воздушных ям, Роджер не почувствовал бы, что находится в воздухе. Днем пассажиры с высоты пятидесяти тысяч футов рассматривали Атлантический океан, который казался плоским и слегка шероховатым. Иногда они видели корабли. Отсюда до Англии было уже три тысячи миль, а до Нью-Йорка — полчаса летного времени. Покрытое облаками небо темнело.

В салоне было много свободных мест, в том числе и рядом с Роджером.

Большинство пассажиров дремало. Двое, у которых после первых же минут полета началась воздушная болезнь, выглядели полными развалинами. Одна из стюардесс вышла из маленькой кухоньки, улыбнулась Роджеру и исчезла в отделении экипажа. Мирно похрапывал какой-то пассажир, шуршала газета.

Мысли Роджера витали между тем, что было, и тем, что будет. То, что было, казалось проще.

Он вспоминал Джанет, ее испуганное восклицание при известии о поездке: «Зачем же опять?» — и затем слова: «Это глупость, дорогой, прости, пожалуйста».

До самого его отъезда она сохраняла бодрый вид.

Стюардесса вышла из командного отсека и остановилась около Роджера:

— Теперь уже недалеко, мистер Вест. Вам будет лучше видно, если вы сядете сзади — здесь мешают крылья. Там есть свободные места.

— О, прекрасно, благодарю вас. — Он сразу же пересел.

— Ночью чудесный вид, — добавила девушка.

Она была права — вид был именно чудесный. Огни приковывали взгляд, словно россыпь бриллиантов, от которой трудно оторваться. Вспыхивающие рубины и мерцающие изумруды, неоновых огней становились ярче по мере приближения. Окна небоскребов освещали небо, темнели провалы реки Гудзон, огни расцветили трубы и мачты крупных кораблей и небольших судов, столпившихся вдоль причалов и доков. Необыкновенная фантазия всех цветов, света и тени. Она казалась бескрайней, будто застыло мгновение.

Самолет снижался, и совершенно неожиданно оказался уже на земле, катясь по посадочной полосе. Пассажиры оживились, заговорили, задвигались, и стюардессе пришлось призвать их к порядку: «Не отстегивайте пока ремни, пожалуйста».

Он путешествовал под именем мистера Роджера Веста и надеялся, что никто не знает, что он официальный сотрудник Скотленд-Ярда. Его должны были встретить на аэродроме и доставить в отель «Мильтон». Марино все устроил.

Стюардесса, которая обхаживала его в полете, пожала ему руку. С таможней проблем не было. Он слышал незнакомый выговор и обратил внимание, что поведение людей отличается от Англии. Носильщик взял два его чемодана, он — атташе-кейс, в котором были фальшивые деловые бумаги. Теперь он — бизнесмен, продающий машины английского производства. О машинах он мог говорить со знанием дела.

Они уже миновали небольшую толпу встречающих в низком зале аэровокзала, когда к нему подошел широкоплечий молодой человек в хорошо сшитом костюме и фетровой шляпе с узкими полями.

— Мистер Вест?

— Да.

— Удачно, что я встретил вас, мистер Вест. Меня зовут Эд Пуллинджер, я из Федерального бюро расследований. Мне сказали, что я должен извиниться за то, что меня зовут Эд.

У него была открытая улыбка, простые манеры, его акцент казался Роджеру несколько преувеличенным и речь медленнее, чем у него дома.

— Надеюсь, полет прошел благополучно.

— Первый класс, — сказал Роджер.

— Рад слышать это.

Эд шел впереди, носильщик за ним.

Огни на земле сверкали не меньше, чем это казалось сверху; сплошной поток автомашин мчался по шоссе. У выхода их ждала машина.

— Это моя машина, — сказал Эд Пуллинджер, махнув в сторону сверкающего гиганта. — Положите вещи сзади, — сказал он носильщику и расплатился с ним. — Почему вы не садитесь, мистер Вест?

Роджер хотел сесть, но натолкнулся на руль.

— Мы ездим по другой стороне, — сказал Пуллинджер. — Мне следовало бы предупредить вас.

Роджер рассмеялся и устроился на мягком удобном сиденье. Пуллинджер завел мотор, машина плавно тронулась благодаря автоматической передаче. Они мчались по довольно свободному шоссе.

— Это бульвары, — сказал Пуллинджер.