— Не двигайтесь, — произнес голос.

Роджер не двигался.

Он слышал шаги позади себя и застыл, ожидая, что будет дальше. Он услышал тяжелое дыхание, чьи-то руки шарили по его бокам, пробежали по всему телу, проверяя, нет ли оружия в карманах или под мышками. У него не было оружия. Он ощутил на шее горячее дыхание, потом — прохладу, когда человек отошел.

— О’кей, двигайтесь прямо. Там две ступеньки.

Ступеньки вели в столовую, заставленную мебелью, так же как и предыдущая комната. Он находился в доме уже пять минут, а Марино не даст ему ни секунды больше получаса.

— Поверните направо и поднимайтесь по лестнице, — приказал невидимый спутник. Похоже, это был Мак-Магон.

Лестница — ряд узких крутых ступенек, покрытых ковром, проходила через небольшой зал. Роджер опирался на перила. Ступени скрипели, одна сильно прогнулась.

— Комната направо.

Он повернул направо.

Ему не следовало удивляться, но он удивился. Рики точно так же, как в доме Вебстера, лежал на кровати в углу узкой комнаты. Он был испуган больше, но, по крайней мере, жив.

Роджер задержался, обретая твердость в ногах, и вошел в комнату. Он заставил себя улыбаться, поднял, приветствуя Рики, руку и сказал голосом, который своим спокойствием удивил его самого:

— Привет, Рики. Рад видеть тебя снова.

Ребенок лежал, уставившись на него, не двигая ни одним мускулом. Но его глаза, так похожие на глаза его отца, казалось, горели тем же диким животным страхом.

— Мы скоро освободим тебя, Рики, — сказал Роджер.

— Это верно, — сказал Гиссинг, — вы это сделаете.

Он стоял позади Роджера, но не узнать его было невозможно. Это был он, собственной персоной.

— Вы скоро увидите его свободным, — сказал Гиссинг. — Вам это будет кое-чего стоить. Дядюшке Сэму это будет стоить полмиллиона долларов. Это совсем недорого. Они получат обратно и отца, и сына. Полмиллиона долларов, Вест. Вот мои условия. Повернитесь.

Роджер медленно повернулся.

Полмиллиона долларов. Это была просто цифра. И вместе с тем она означала: Гиссинг готов прийти к соглашению. Есть шанс побороться за жизнь Рики.

Гиссинг стоял в дверях. Джейберд, прислонясь к стенке, жевал жвачку и держал в огромной руке пистолет; казалось, он смотрит на Роджера сквозь ресницы.

Гиссинг был одет так же, как и в первую встречу, на руках те же бумажные перчатки. Царапина у него на левой щеке, вспухшая и покрасневшая, была заметна даже в этом тусклом свете. Он высоко держал голову, выставив вперед заостренный подбородок, и выглядел таким же самоуверенным, как и в доме Вебстера.

— Вы слышали меня? — спросил он.

— Всего лишь полмиллиона, — бесстрастно сказал Роджер. — Вы же получили сто тысяч от Шоуна. Вам этого мало?

— Полмиллиона, — повторил Гиссинг, — или я убью мальчишку и вывешу его труп за окно. Я знаю, Марино окружил дом своими людьми. Пуллинджер не обманул его. Я знаю, что произошло на дороге. Мне сообщили об этом по телефону. Я знаю, что Марино дал вам шанс спасти ребенка, и вы думаете, что вполне способны сделать это. Но поможет только одно, Вест. Полмиллиона долларов. — Он открыл тонкий рот и издал какой-то странный гортанный смех. — Я держу дядюшку Сэма за глотку. У Шоуна нет столько, сколько мне нужно. Вы не поняли шутки.

Роджер молчал.

Гиссинг изменил тон:

— Не будем зря тратить время.

Он посмотрел мимо Роджера на ребенка, в его полные ужаса глаза. Казалось, он получает садистское наслаждение, повторяя:

— Если Марино не убедит дядю Сэма заплатить, то я вывешу мальчишку за окно с веревкой на шее. Если это произойдет, Марино может распрощаться с Шоуном. Все зависит от того, насколько ему нужен этот человек. Идите и сообщите ему об этом, Вест. Вы можете быть полезным лишь в этом случае. А в принципе, вам следовало бы быть мертвым!

— Почему же вы оставили меня в живых?

— Джейберд думал, что я вас прикончил. Я думал, что это сделал он. Там, в доме Вебстера у нас было слишком мало времени.

Его слова свидетельствовали об охватившей их панике. Холодный пот прошиб Роджера, когда он понял, что был на волосок от смерти.

— Скажите Марино еще кое-что, — продолжал Гиссинг. — Если он пошлет сюда своих людей, то может списать и ребенка, и Шоуна. Единственная возможность для него отозвать засаду и прийти к соглашению. Другого пути нет.

Роджер сказал:

— Я должен сообщить ему это?

— Вы можете уйти так же свободно, как пришли. Передайте ему, что я сказал.

Гиссинг снова гортанно рассмеялся:

— Вы пришли сюда выяснить условия, Вест, не так ли? Теперь вы знаете, Марино вступит в игру, потому что он не может позволить себе потерять Шоуна. Нам не следует терять времени.

Немного помолчав, Роджер медленно произнес:

— Я скажу ему. Но он хочет не просто Рики. Он хочет узнать, не работаете ли вы на кого-нибудь, он хочет узнать, как вы получаете свои сведения: как вы узнали, что я приезжаю, как вы узнали о том золотом медальончике с именем Рики. Это Фишер?

— После того, как я получу деньги, я расскажу ему все, что он хочет, — сказал Гиссинг. — Всю историю о том, как опустившийся английский декадент схватил за горло дядюшку Сэма.

Он засмеялся и поднял руки:

— Не тратьте больше времени зря.

Роджер отодвинулся и сел на кровать мальчика. Он улыбался в лицо Гиссингу. Около кровати не было окна, и Роджер считал, что Рики не пострадает от осколков стекла. Как полагал Роджер, Гиссинг не ожидал, что он так поступит, и его самонадеянность стала улетучиваться. В глубине души Роджер был уверен, Гиссинг понимает: обстоятельства против него, и лучшее, на что можно рассчитывать, это выбраться отсюда живым.

— То, что вы опустившийся человек, это верно, — сказал Роджер. — И еще глухой. У вас не осталось даже здравого смысла. Вы хотите, чтобы Марино вступил в игру, но забываете, что главная забота Марино заключается в том, не скрывается ли за этой историей с похищением какая-нибудь держава, которая хочет вывести из строя Шоуна. Для кого эти деньги? Если для вас лично, то он может вступить в переговоры, может заплатить. Я не говорю, что заплатит, но может. Если вы убедите его, что речь идет просто о выкупе, — это снимет с его души большой камень. Но если он посчитает, что в этом участвует какая-то враждебная держава, он займется прежде всего ликвидацией шпионской сети, а затем уже — самим Шоуном. На кого вы работаете, Гиссинг? Не тратьте попусту время, потому что Марино дал мне всего час.

«Поверит ли этому Гиссинг?»

Прошло пятнадцать минут, по крайней мере пятнадцать.

Гиссинг резко произнес:

— Так что, он ограничил вас во времени?

Он попытался засмеяться, но не смог; быстро взглянув на часы, облизнул губы кончиком языка.

— Я скажу вам, кто замешан, — продолжил он. — Кроме меня, никого. Только я. С ребенком было просто. Мы дали ему наркотик, и по дороге в аэропорт он спал. В самолете Мак-Магон дал ему еще. Он был в полусне, когда мы прибыли в «Ганду». Я знал, что Шоун заплатит. Я выяснил, что Вашингтон очень заинтересован в Шоуне. И тоже может заплатить. Я был здесь по делам, когда узнал это. У меня имелся свой осведомитель в доме Шоуна.

— Кто?

Гиссинг снова облизнул губы и не обратил внимания на вопрос. Причин, которые бы толкнули Роджера заняться этой проблемой, не было. Но проблема возникла и заслонила многое другое. Впрочем, подобные мысли возникали у него и раньше.

— Кто заплатил вам те сто тысяч долларов, Гиссинг?

— Вам хотелось бы знать. Я скажу вам: на меня наткнулся Эд Пуллинджер и продал мне идею зацепить дядю Сэма. Я пошел на сделку, потому что свой шпион в ФБР всегда может быть полезен. Но для этого дела я сделал иначе. Я использовал американцев, чтобы Марино поверил, что имеет дело с американскими ренегатами. В Лондоне вы обнаружили машину и меня самого быстрее, чем я рассчитывал. Дело принимало неприятный оборот. Эд раскололся и должен был исчезнуть. Но у меня был мальчишка, и я мог заставить Шоуна делать то, что мне нужно. Козыри были у меня на руках, и теперь они у меня. Шпионского заговора нет. Эду Пуллинджеру просто нужны были деньги. А я собираюсь иметь их много и сижу достаточно прочно.