Машина уехала, а майор Белоглазов еще некоторое время стоял над обрывом, глядя на парившего в небе беркута. О многом бы могла рассказать эта птица.

В душном полутемном помещении с запахом бензина, краски и масла стояли две машины: "Москвич" с разобранным двигателем и светлого цвета "Жигули", на заднем сиденье которых можно было разглядеть покрывало, прикрывающее какие-то предметы. Звенели комары, в раковину капала из крана вода. Последнее пристанище Генки и Славки.

Вначале Манекенщик отвез брата домой, но когда стемнело, перегнал машину в гараж, решив, что здесь будет безопаснее. Рабочие к тому времени уже покинули мастерскую.

Генка лежал у стены на старенькой расшатанной кушетке, застеленной тряпьем. Лицо парня осунулось, заострилось, стало черным. Генка мучился. Иногда он проваливался в забытье, бормотал бессвязные слова или тихонько стонал. В эти минуты Славка выходил из гаража покурить.

Манекенщику было обидно, что именно в тот момент, когда он стал обладателем такого количества денег, удача вдруг отвернулась от него. Ранение младшего брата поставило Славку в тупик. На деньги, которые у него имелись, можно было купить все, кроме здоровья Генке. Впрочем, Генку можно было еще спасти, если обратиться в больницу, но это было равносильно признанию в совершении ограбления. Поэтому Манекенщик тянул время, не зная на что надеясь.

Из гаража позвали. Славка отшвырнул окурок, вошел. Генка просил пить. Манекенщик принес воды, намочил край полотенца и провел им по потрескавшимся губам младшего брата. Потом дал глотнуть ему из кружки. Смотреть в глаза Генки Манекенщик избегал. В них были немой укор, страдание и что-то еще, отчего у Славки щемило сердце.

— Ты все это спланировал заранее? — неожиданно спросил Генка. Он тяжело и прерывисто дышал, внутри у него что-то хлюпало и хрипело.

Манекенщик прикинулся, будто не понял.

— Ты это о чем?

— Ты знал, что все они должны погибнуть?

Славка не отвечал, уставясь на огромного паука, спускавшегося к изголовью брата.

— Ты знал, да? — настойчиво повторил Генка.

Отпираться было бесполезно. Манекенщик смахнул паука на пол и тихо произнес:

— Знал, Гена, знал. Кроме смерти Макса, разумеется. Он погиб по глупости. А те… Они должны были умереть. Иначе все то, что мы затеяли, потеряло бы смысл. А на случай провала я готовил себе документы. Хотел сбежать. Но тебя бы, конечно, я взял с собой.

Генка надолго замолчал, и когда Славка решил, что он снова впал в беспамятство, вдруг промолвил:

— Макс в твои сети тоже попал не случайно?

— Не случайно, — эхом отозвался Манекенщик. — В тот дом я возил его по договоренности с "каталами". Мне еще пришлось нанимать двоих громил, чтобы они припугнули Бутырина. Ему некуда было деваться.

Генка слабел все больше и больше. Едва слышно он прошептал:

— Ты говорил, что я переживу вас всех. Макса я уже пережил. Кто будет следующим?

Манекенщик выдавил улыбку:

— Ты будешь жить, Генка. Еще как будешь! Помнишь, в детстве тебе про Бармалея читали?"…Не ходите, дети, в Африку гулять"… А ты мечтал сбежать в Африку и покататься на носороге. Так вот, Генка! Мы с тобой еще туда поедем. И носорога оседлаем и фиги-финики поедим. А сейчас закрой глаза и постарайся уснуть.

— Отвези меня, пожалуйста, в больницу, — жалобным голосом попросил Генка. — Я никому ничего не расскажу, даже если меня будут пытать… А деньги… деньги возьми себе. Они мне не нужны… Мне больно, Славка!.. — Парень затрясся в беззвучном плаче.

Манекенщик встал, посмотрел поверх головы младшего брата.

— Не сейчас, Генка, — сказал он глухим голосом. — Ты же понимаешь, что это означает конец… Конец нам обоим. — Славка повернулся и вышел из гаража.

Поздним вечером, когда Генке стало совсем худо, и у него горлом пошла кровь, Манекенщик погрузил младшего брата в машину и повез в районную больницу.

Белоглазов вернулся домой, когда жена и сын уже спали. Он открыл дверь своим ключом и прокрался в ванную. Новенькая форма, которую майор впервые надел после отпуска, оказалась перепачканной сажей. Достанется же ему от жены. Белоглазов скинул с себя рубашку, брюки и залез под душ.

День выдался тяжелым не только в моральном, но и в физическом отношении. В поисках улик майору в буквальном смысле пришлось на четвереньках облазить овраг и прилегающую к кладбищу территорию, но ничего существенного, что могло бы дать ключ к раскрытию преступления, он так и не обнаружил.

Внести некоторую ясность в общую картину преступления помог шофер директора завода — Васильев. Оказывается, он не только обогнал "Уазик", у которого по дороге заглох мотор, но даже останавливался рядом с машиной и перекинулся несколькими словами с шофером и охранником. В компании Назарова Жилкина и Гарцева был еще один человек — кучерявый парень лет двадцати трех — двадцати пяти.

Сей факт озадачил майора. Уж чего-чего, а предположить, что преступник ехал в машине, в которой везли деньги, он никак не мог. Очевидно, злоумышленник где-то по дороге подсел в "Уазик", а на окраине кладбища, угрожая взрывным устройством, приказал шоферу остановиться. Тут и произошла кровавая драма. Нападавших было несколько, Белоглазов в этом был уверен. В кювете он обнаружил окурки, а невдалеке от дороги свежие следы от протектора шин.

Но почему, черт возьми, охранник взял в машину постороннего? Ответ напрашивался сам собой: кто-то из троих отлично знал преступника, и у него была веская причина сесть в "Уазик".

Белоглазов вытерся полотенцем и отправился на кухню. Он был зверски голоден. К его восторгу жена приготовила на ужин любимый бефстроганов. Едва майор, в предвкушении вкусного ужина, расположился за столом, как раздался телефонный звонок. Белоглазов стремглав бросился из кухни. Вбежав в зал, прикрыл дверь и схватил трубку. Ни сын, ни жена, кажется, не проснулись.

Звонили из центральной районной больницы.

— Здравствуйте, товарищ майор, — раздался в трубке знакомый голос хирурга Андреева. — Дежурный врач вас беспокоит.

— Да-да! — предчувствуя нечто важное, живо откликнулся Белоглазов. — Я тебя слушаю, Саша!

— Тут просили сообщать обо всех случаях поступления к нам больных с травмами. Я позвонил в РОВД, там дали ваш домашний номер, — извиняющимся тоном произнес Андреев. — Вот звоню вам…

— И правильно делаешь! — нетерпеливо оборвал Белоглазов. — Давай выкладывай!

Сухим деловым тоном трубка сообщила:

— Пятнадцать минут назад к нам в больницу поступил молодой человек с пулевым ранением в область груди.

— Кто он? — тут же отреагировал Белоглазов.

— Не знаю. Парень без сознания, в критическом состоянии. Фамилию и имя выяснить не удалось.

Белоглазов нахмурил лоб, с нотками недовольства спросил:

— Но его должен же был кто-то доставить. Вы хоть данные того человека или номер его машины записали?

— Нет. Парня случайно обнаружила медсестра. Он лежал в кустах недалеко от дверей приемного покоя больницы. Кто и когда его туда подложил, об этом ничего неизвестно… Ладно, товарищ майор, — вдруг заторопился хирург. — Меня срочно вызывают на операцию к больному. Нужно идти.

— Иди, Саша. Я не прощаюсь, буду через полчаса. — Майор положил трубку и потянулся к ключам от своей машины.

Минут через сорок старенький "Москвич" Белоглазова подрулил к площадке перед воротами центральной районной больницы. Майор вылез из автомобиля и огляделся. В двух метрах от двери, над которой светилась табличка "Приемный покой", начиналась живая изгородь.

"Очевидно, здесь и обнаружили раненого парня, — подумал Белоглазов. — Нужно внимательно осмотреть кусты. Возможно, удастся обнаружить какие-либо улики или следы". Однако майор, миновав живую изгородь, направился к воротам. Искать что-либо в темноте не имело смысла. Нужно было дожидаться утра.