Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Купец! Ха-ха-ха! Да у батюшки этого Петра одна худая лавчонка. А сыновей трое. Вот и будут старшие братья в лавке сидеть, а твой Пётр с лотком ходить, пироги продавать», — в свою очередь не упустит случая уколоть Василину Мирослава.

«Хватит вам друг дружку корить», — скажет Зорька.

Девицы перестанут спорить, обе разом повернутся к Зорьке:

«А тебе дарил кто-нибудь пряслице?»

«Подарил мне пряслице один молодец», — весело отвечает Зорька.

«Кто? Ну, скажи! Кто?»

«А вот и не скажу, — смеётся Зорька. — Пряслице могу показать. Он мне долго пряслице присматривал. Искал, чтобы было написано: «Зорька».

Алёна видела: на пряслицах часто пишутся имена. Это для того, чтобы не перепутали девицы, где чьё пряслице, когда собираются на посиделки. Иной раз пряслица так и продают с написанными на них именами.

«Мой молодец весь торг обошёл, — рассказывает Зорька, — да вот беда: и «Василина» есть, и «Мирослава», и «Мария», и «Елена», и «Ольга», и всякие другие имена, а вот «Зорьки» — нет. Купил он такое пряслице, на котором и вовсе никакого имени не было. Купил и сам написал: «Зорька».

Девицы опять давай к ней приставать, а Зорька только хохочет-заливается.

Зорька весёлая и добрая. Девицам невдомёк, а вот Алёна знает, кто Зорьке пряслице подарил. Ждан, брат Вишены. Это Алёне сказала Оля, Зорька ведь Олина сестра — Оли и Глеба.

А ещё хвастают девицы нарядами. Так уж заведено у них на улице Добрыни: идут девицы по воду, непременно наденут, что есть получше. Вот и сегодня разоделись. Алёна глазастая, всё примечает. У Мирославы на лбу повязка парчовая, по бокам серебряные височные кольца. У Василины синий сарафан из тонкого сукна, ожерелье из жёлтых стеклянных бусин и браслет на руке — тоже стеклянный. Так что Алёна не зря мамин платок надела — не будничный, а тот, которым мама покрывает голову по праздникам. Алёна нарочно то так поворачивается, то эдак, чтобы увидели девицы красных птиц, вытканных на кайме. Но девицы на Алёну и внимания не обращают.

Поглядела Василина на Мирославину повязку с височными кольцами, похвалила — и повязка хороша, и кольца красивые, тут же и сама похвалилась:

— И мне такие матушка купит!

Поглядела Мирослава на Василинины бусы с браслетом, одобрила и тут же молвила, будто невзначай:

— Мне батюшка ещё лучше подарит!

А тут как раз и Кукша, сестра Борискина, появилась. Опять в обнове! Только недавно стояла у ворот в расшитом золотом сарафане, а теперь на ней алая телогрея рытого бархата. Вокруг шеи — ожерелье, не простое — золотое. На руке браслет накладного серебра с цветной перегородчатой эмалью. На перстах — перстни с дорогими камнями.

Поглядели на Кукшу Мирослава с Василиной, ничего не сказали, только вздохнули завистливо. А что тут скажешь? Ни Мирославин батюшка, ни Василинина матушка не купят им таких нарядов. Вот и остаётся им глазеть на Кукшу и вздыхать.

Постояли бы небось, повздыхали и разошлись. Но в это время видят: Зорька идёт. В который раз она сегодня к колодцу с вёдрами туда-обратно топает. Поглядели все трое на Зорьку и давай смеяться:

— На Зорьке-то рубаха какова! А?

— Из холстины!

— На пугале огородном и то лучше!

Опустила Зорька глаза, отвернулась. Чтоб не видно было, как из глаз слёзы капают, и самой чтоб не видеть растянутых в улыбке ртов. Ещё уши бы заткнуть, чтоб не слышать, как хохочут девицы, потешаются. Хорошо им смеяться. У Василининой матушки на торгу своя лавка. И сидит там Василинина матушка, толстая, как кадь, серебро считает. А у Мирославиного батюшки ладья. Он на ней и в Ладогу плавает, и в Киев. Вот и привозит любимой дочке гостинцы. А про Кукшу и говорить нечего. У отца Кукши, боярина Ратибора, всего полно. И сидит Кукша в своей светёлке да наряды перебирает. То один из ларя вытащит, то другой примерит. Или раскроет ларцы, в которых сверкают золотые с драгоценными каменьями перстни и браслеты, гривны и ожерелья. Больше-то ведь Кукше делать нечего. Всё за неё холопки делают. Она и сейчас налегке явилась, просто так пришла, посудачить да нарядами своими похвастаться. Стараясь не глядеть на смеющихся девиц, тянет Зорька из колодца тяжёлые вёдра и не замечает, как плещет через край холодная колодезная вода на её рваные поршни. Слушает Алёна, как насмехаются девицы, и жаль ей Зорьку. А девицы своё:

— А поршни у неё! Ну и поршни! Им в обед сто лет! Ха-ха-ха!

— Глядите, да они рты разинули! Хи-хи-хи!

— Это они каши просят! Есть хотят! Хе-хе-хе!

Рассердилась Алёна на глупых девиц и говорит:

— Всё равно Зорька самая красивая! И коса у неё толще и длинней. А у вас и вовсе скоро все волосы повылезут, и будете вы как жабы!

— Ах ты такая-сякая! — закричали девицы. — Сама от горшка два вершка, а туда же! Нарядилась в мамкин платок и думает, что большая. Ну-ка ступай отсюда!

Но Алёна не обратила на девиц внимания. Вытянула вёдра. Зорька помогла ей надеть их на коромысло. И пошла Алёна. Пригибается под тяжестью, но идти старается ровно. А потом ещё обернулась и показала девицам язык. Так, во всяком случае, сделала бы сама Лена.

7. Серёжа

Глава, из которой ты узнаешь, что значит иметь старшего брата

«Когда Серёжи нет дома, керосинку не зажигай!»

«Купаться на Волхов без Серёжи ни в коем случае!»

«В кино? Можно, если тебя проводит Серёжа — там надо переходить площадь!» — так говорит мама.

Насчёт керосинки Лена не спорит. Очень надо ей зажигать керосинку. На Волхов, по правде говоря, она и сама больше любит ходить с Серёжей. Когда идёт одна с девчонками, бултыхается в мутной воде возле берега, где по пояс. А с Серёжей заплывает подальше. Не до самых буйков, но всё равно далеко, где ей с головкой. Серёжа ведь не даст утонуть своей младшей сестре. Насчёт кино Лена тоже не спорит. Если показывают какой-нибудь интересный фильм, они обычно ходят вместе с Нинель Викторовной всем классом. Но всё равно бывает очень обидно, потому что несправедливо.

И не только дома. В школе Нинель Викторовна протянет Ленину тетрадку, исчёрканную красным карандашом, и начнёт, вздыхая:

«Вот когда у меня учился Серёжа…»

Можно подумать, что у Лены не брат, а ангел с крылышками!

А на улице ещё хуже.

Как-то зимой Лена с Наткой возвращались из школы. Только недавно выпал снег. Лежит незатоптанный, пушистый. Идут они по улице, разговаривают. Вдруг — бац! Снежок. Натке прямо по спине. За ним — другой, третий… Оглянулась Лена и видит: мальчишки. Залегли под забором, налепили снежков. Орут:

«Батарея, к бою!»

А один очень зловредный мальчишка, по фамилии Пеночкин, командует:

«По Петрушке в красном колпаке огонь!» (Это про Лену, потому, что у неё красная шапочка с помпонами.) Лена с Наткой уже хотели повернуть назад и вдруг услышали, один мальчишка говорит:

«Ладно, пропустим их. Эта в красном колпаке — сестра Серёги Малявина». И мальчишки сразу же перестали кидать снежки. Значит, если бы Лена была не Серёжина сестра, а была бы сама по себе, в неё можно и снежками кидать и Петрушкой в красном колпаке обзывать?

Лена сидела у стола и вспоминала всё самое обидное, что только могла вспомнить. На столе стояла грязная посуда и вишнёвый компот. Один стакан — Серёжин. А Серёжа ушёл. Быстро съел первое и второе, про компот сказал: «В твою пользу!» — и торопливо перекинул через плечо спортивную сумку. Было слышно, как он протопал вниз с крыльца. В окошко было видно, как он прошагал к калитке. Потом Серёжина голова с белым чубом промелькнула над штакетинами забора и исчезла.

В другое время Лена не отказалась бы от компота. Вишнёвый компот — её самый любимый. Серёжа это знает. Но сегодня Лена компот есть не стала. Сидела и сердито думала: «Пусть не подлизывается!» Ты бы, наверное, тоже рассердился, если бы хотел плыть на катере, а тебе бы вместо этого предлагали: «Ешь компот!» А на катере, видите ли, нельзя: «Мы едем не на прогулку, а в экспедицию!» Когда Серёжа говорит «мы» — это значит КИС. Интересно получается: «мы», то есть они — КИС, поплывут на катере по Волхову на озеро Ильмень, а Лена, мало того что сиди дома, ещё и посуду мой. А очередь сегодня, между прочим, Серёжина. Мама в подобных случаях говорила: «Ну как тебе не стыдно! Разве трудно вымыть две тарелки? Ведь ты уже большая девочка!» Как посуду мыть, так Лена — большая, а как в КИС ходить — маленькая. «Ты же знаешь, что в КИС принимают только с пятого класса, да и то не всех, а тех, кто по-настоящему интересуется историей родного края!» Это говорил Серёжа. А Лена и возразить ничего не могла. Она ведь тогда ещё ничего не знала ни о Вишене, ни об улице Добрыни. Пожалуй, и про КИС она тоже мало что знала. Просто слышала: КИС да КИС. То в школе вдруг появится выставка: «КИС рисует». Рисовал КИС неплохо. Лене нравились его рисунки. Посмотришь на них и сразу узнаёшь знакомые места: вот зубчатые стены детинца, вот памятник Александру Невскому, вот мост через Волхов, вот рыбачьи суда на озере Ильмень… То в школе какая-то толчея, шум. Это тоже КИС. Если ребята одеты по-походному — значит, отправляются вместе со своей учительницей, Ириной Александровной, на раскопки; если обычно — значит, у них здесь какие-нибудь дела. Спорят, разговаривают. И всегда у них так весело. КИС, конечно, никакого отношения к кошкам не имеет. А впрочем… Однажды к ним домой прибежал мальчишка. К Серёже часто кто-нибудь прибегает. А этот прибежал и кричит:

6
{"b":"198352","o":1}