— Подожди, я сам, — сказал Алексей, еле шевеля застывшими губами. — Ты же мне свернешь набок всю физиономию!
Беридзе вдруг приник к нему и зашептал:
— Никогда так не волновался! Чуть с ума не сошел. Будь оно проклято, это место! Как ты еще голову не сломал!
Растирая лицо, Ковшов оглянулся на западню, из которой только что выбрался. Там, под осыпавшимся снегом, в сопке зияла глубокая расселина. Обнажившийся скат ее круто уходил вниз. Беридзе, наломав сухих веток, торопливо разводил костер. Когда Алексей неожиданно провалился, главный инженер уже готов был броситься следом на выручку, но побоялся, как бы не свалиться с отвеса на голову товарищу. Ища более отлогий спуск, он увидел, как и расселине оползал снег, и понял, что это вызвано движением Алексея внизу, под толщей сугроба. Тогда он быстро спустился с сопки.
— Что у тебя с ногой? — встревожился Беридзе, заметив, что Алексей прихрамывает.
— Подвернулась, когда упал, отойдет...
Лыжники уселись у костра, заодно решив и перекусить. Ковшов быстро отогрелся. Они уже со смехом вспоминали подробности происшествия.
— Дальневосточная тайга отомстила тебе за невежливый отзыв о ней, — шутил Беридзе.
С ногой у Алексея обошлось, и они двинулись дальше. Ковшов шел без палок, оставшихся на месте падения; у обеих лыж были отломаны пятки. Теперь путь инженеров пролегал в лиственничном лесу, где деревья стояли прямые и высокие, как колонны. Все живое, казалось, вымерзло здесь. Лишь скрип снега под лыжами нарушал тишину тайги. Беридзе остановился и прислушался — навстречу им несся шум.
— Лесорубы! — сказал Георгий Давыдович.
Вскоре отчетливо донесся звон пил, стук топоров и свист падающих деревьев. Неожиданно по лесу прокатилась бойкая задорная песенка — она доносилась отчетливо, будто птица какая-то, порхая над головами, пела ее звонким мальчишеским голосом:
Лесорубы, отточите топоры. Раз... два...
Помахайте до вечерней до поры. Раз... два...
А когда придет вечерняя пора. Раз... два...
Вы подите отдохните до утра. Раз... два...
Алексей и Беридзе переглянулись с улыбкой и ускорили шаг. Перед ними открылась широкая просека. Бригада лесорубов валила лес, двигаясь навстречу инженерам. Спиленные деревья разделывались тут же, и возчики на лошадях трелевали их к дороге. Инженеры подошли к ближней паре лесорубов. Один из них, щупловатый курносый парень с озорными глазами, пел песенку, которая бодростью своей пришлась по душе Алексею и Беридзе.
Второй — громадный детина — возвышался рядом с товарищем, как гора. Он подсвистывал певшему.
Лесорубы покончили с очередным деревом и приняли приглашение Беридзе перекурить. Немедленно вокруг собралась вся бригада. Завязался стремительный разговор; инженеры расспрашивали лесорубов о работе, о делах участка. Те, в свою очередь, интересовались последними сводками с фронтов. Курносый парень назвался Фантовым, большой — Шубиным. Они похвастались: дают триста процентов выработки на каждого.
— Начальник участка Рогов поручил за три дня прорубить просеку — она нужна для выхода с участка к Адуну. Заодно наготовим древесины для шпалорезки. Полагаю, мы и за два дня управимся, — говорил Шубин.
Алексей взял у Фантова блестящую, отполированную пилу.
— Гитара! Вальс можно играть на ней, — сказал Фантов.
— Обыкновенная двуручная, — солидно поправил его Шубин. — Держим ее в исправности. Керосином, конечно, обильно смазываем, разводку зубьев делаем аккуратно. Зубья, как видите, отогнуты чуток, каждый пятый без развода, прочистной. Ну, и прием имеем в работе. Присмотритесь, — предложил он инженерам. — В секрете не держим, пожалуйста, передавайте в другое место. Шестьсот процентов везде пригодятся!
Шубин взмахнул топором и легко вогнал его в ствол. Дерево вздрогнуло и, как бы протестуя, загудело. Вырубив клин, Шубин, взялся за конец пилы. Инженеры ждали, когда Фантов запоет. И он запел песенку в новом варианте:
Лесорубы, отточите топоры. Раз... два...
Отложите до осенней до поры. Раз... два...
А когда придет осенняя пора. Раз... два...
Вы возьмите в свои руки топора. Раз... два...
Пила нежно поднывала в лад лихой песенке и углублялась навстречу надрубу. Когда она целиком врезалась в мякоть древесины. Шубин нажал на конец пилы и резко повернул ее. И снова она заныла, зазвенела. Затем Фантов нажал на рукоятку и сделал поворот. Пила ходила ровно, очень быстро. В последний момент Шубин вернул пилу в первоначальное положение.
— Запоминай, Алеша, стахановский метод — понадобится потом, — говорил Беридзе. — Просто и эффектно! Пилу-то они не зря вертят — у них ее поэтому не зажимает. Когда они поворачивают, в дереве получается треугольник, вершиной к центру. Смотри, сейчас они его спиливают. Легко дело идет, и комель не портится.
Подпиленное дерево стало клониться на сторону.
— Берегитесь, товарищи инженеры! — зычно крикнул Фантов.
Постепенно убыстряя падение, дерево плавно и мягко свалилось в сугроб. На лесорубов сверху пала снежная пыль.
К полудню Беридзе и Ковшов выбрались на «зимник» — широкую и хорошо обкатанную дорогу. На ней, через каждые три километра, стояли грубо сколоченные деревянные избушки — блокпосты с селекторной и телеграфной связью. По зимнику в обоих направлениях сновали автомашины с трубами и порожняком. Лошади с заиндевевшими мордами и боками везли разный хозяйственный груз: сено, термосы с горячей пищей, дрова.
Прямо у дороги лыжники увидели городок и немедленно повернули к нему. Такие городки были на трассе опорными пунктами, в них строители жили и оснащались всем необходимым. Приятно было видеть среди тайги рубленные из свежего леса бараки, баньку, кухню, конторку прораба, передвижную электростанцию под крышей. Казалось, плотник только сейчас перестал стучать здесь топором и ушел, аккуратно подобрав за собой стружки.
В городке почти никого не оказалось — все, начиная с прораба, были на трассе, только кухонная прислуга да дневальные встречали инженеров. В одном из бараков лежали пять больных: трое в гриппе и два обморозившихся. Инженеры посидели с ними, поговорили. Бараки выглядели бедновато, вся обстановка их состояла из нар, железных печей и длинных столов со скамейками. Но было тепло и чисто, и Беридзе восклицал с удовольствием: «Зимовать можно вполне! Молодец, Рогов!»
В пекарне городка инженеры отведали свежего, еще горячего хлеба. На кухне повар Ногтев пожаловался им на недостаток утвари и посуды. И тут Беридзе, увидев, что на обед варилась каша и рыба (да еще какая — сазан!), воскликнул: «Жить можно!»
Ногтев, желая извлечь пользу для своего хозяйства из посещения начальства, продолжал говорить: если бы ему дали все необходимое, он де наладил бы питание, какого не получишь и в ресторане! Выяснилось, что он раньше работал в новинском расторане «Адун», но добровольно пошел на стройку — «кормить знатных строителей».
Беридзе ничего не обещал, ему все нравилось, и он приговаривал:
— Жить можно вполне. Пища отличная.
Главного инженера очень порадовала маленькая банька с деревянными чанами и с такими же шайками. Он захотел было помыться, и только необходимость ждать, пока согреется вода, заставила его отложить эту затею.
Неподалеку от городка располагались еще не законченные постройки автоколонны: сарай, большой гараж, общежитие шоферов и механиков. Остро пахло бензином, маслом и резиной. Рабочие суетились возле стоявших в ремонте машин.
Несколько автомобилей с прицепами, нагруженные трубами и порожние, выстроились в ряд возле диспетчерской. Беридзе и Алексей зашли туда. У раскаленной печки грелись шоферы в замасленных полушубках.
Умолкшие было при появлении незнакомых людей, собравшиеся у печки снова заговорили о развозке труб. Они ругались, единодушно заявляя, что еще никогда не приходилось им возить ничего более громоздкого и тяжелого.