Андрей Денисов заблудился между явью и сном. Во сне он шел по мертвой планете. Наверное, когда-то тут находился огромный мегаполис — высотные дома, виадуки, посадочные площадки, парки. Опознать их сейчас не смог бы никто. Денисову формы и расцветки зданий казались совершенно невероятными, а густые коричневые и фиолетовые тени вызывали неприятие и гадливость, хотя, возможно, во всем виновато было малиновое солнце.

Свет красной звезды придавал разрушенному городу готическую усталость, превращая руины домов в вампирские замки, а усеянные страшными статуями площади в неухоженные кладбища. И Андрей понимал, почему.

Уродливые изваяния не были скульптурами. Денисов отводил глаза, чтобы не встречаться взглядом с окаменевшими, застывшими в пароксизме боли жителями планеты. Огромные головы на гибких кошачьих телах вызывали в памяти полузнакомое слово «сфинкс». Раздавленные неизвестным грузом, изувеченные каменные туши мало напоминали картинку из учебника. В каком-то смысле парализованные сфинксы были до сих пор живы, многие сотни лет жаждали смерти, но оставались бессмертными. Окаменевшая боль.

Денисов видел неподвижные изуродованные тела и открытый Туннель, который ждал их и в который никто из них не мог войти.

— Проклятые не двигаются, но видят, не плачут, но чувствуют боль, нестерпимую боль, и все еще страдают и слышат, — так сказала черная женщина. Она приснилась Андрею в прошлом сне или в самом начале этого, выйдя из разверзстой пасти Туннеля.

Женщина была ненастоящей, напоминая скорее графическую картинку из недорисованного мультика, обманчивое порождение сна. Картинка все время изменялась в лучах красного солнца: то исчезала, истаивая по краям, то становилась четче и выглядела совсем как живая. Прекрасная и отталкивающая, величественная и непостижимая, Андрею незнакомка внушала необъяснимый ужас

— Ты должен спасти проклятых, — сказала Хозяйка Туннеля. — Открой вход и проведи их в Туннель. Ты знаешь путь, Проводник из мира Смерти. Ты справишься и здесь. Их нужно увести из мира боли в мир забвения. Один раз ты уже смог. Попытайся еще раз.

— Но как? Почему я? — Денисов растерялся. Во сне он ничего не помнил о прошлом, не представлял, что может сделать для несчастных, пораженных неведомой напастью сотни, а, может, и тысячи лет назад. — Кто их погубил? Для чего? За что?

— Я тоже не знаю, — тихо ответила женщина-картинка, снова бледнея и истончаясь. Наверное, пребывание в чужом сне стоило ей больших усилий. — Но зато я чувствую, ежеминутно, ежесекундно чувствую их боль. И тоже страдаю. Я могу помочь всем — излечить или усыпить, но для этого жертвы должны попасть в Туннель. Их можно оживить словом, только нужно в него поверить. В прошлый раз ты сумел. Попробуй еще раз — может быть, ты найдешь другой способ? Ты получил от меня дар Проводника — тебя поймет любой разумный, на любом языке, и ты поймешь каждого. Помоги мне, и не пожалеешь — я сумею выполнить твое главное желание.

Желание? Денисов не помнил своих желаний, но обещание показалось важным. Задать вопрос он не успел. Незнакомка исчезла, оставив Андрея на мертвой планете у входа в зияющий темный провал в окружении безмолвно рыдающих изваяний. В аду.

Весь день Денисов бродил по городу, пытаясь отыскать нужные слова. Какие слова могут победить многовековую боль? Что значит для страдающих тысячелетних сфинксов любовь, жизнь, мать, смерть? Слова не приходили, они не годились, сразу же обесценивались все, стоило только вглядеться в жуткие лица. И некому было в них поверить.

Андрей никогда не отличался особой чувствительностью к эмофону, но мысль о глядящих вслед полумертвых глазах заставляла держаться подальше от площадей, все чаще заходить в опустевшие здания, рискуя погибнуть под завалами. Впрочем, Денисов твердо знал, что во сне ему ничего не грозит.

Внутренние помещения сохранившихся домов представляли собой просторные светлые залы без окон и почти без мебели, если эти загадочные, непонятного назначения предметы вообще можно было назвать мебелью. Светло-кремовые плиты стен излучали теплое сияние, заставляя забыть о гнетущем свете красного солнца, а упругие полы из пористого, почти белого материала полностью поглощали звуки. Денисов не слышал даже собственных шагов.

Устав от бессмысленных блужданий, Андрей уже готов был сдаться и попытаться войти в Туннель, но наткнулся на непроницаемую завесу. Силовое поле. Одного его обратно не принимали. Неужели придется бродить по планете Мертвых, пока не найдется решение?

Мелькнула нелепая мысль попробовать подтащить к Туннелю каменные тела по одному, но после первой же попытки от нее пришлось отказаться: сфинксы были огромны и слишком тяжелы — Андрею не удалось сдвинуть с места ни одного, даже когда он выбрал самого маленького, очевидно, детеныша. «Свинсеныш» — так он мысленно обозвал двухметрового в холке «малыша» — весил, по меньшей мере, полтонны. Этот способ тоже не годился.

Следовало искать иначе, в истоках, первопричинах. Что могло произойти с Мертвым миром, когда он еще не был мертвым? Космическая катастрофа? Неведомое излучение? Воздействие артефакта? Болезнь? Андрей не знал таких болезней. Биологическое оружие?

Хотя нет, не похоже. Окаменевшие тела сфинксов казались раздавленными ударом сверху, словно бы изломанными гигантским прессом, павшим с красных небес. Денисов увидел здесь какой-то жуткий символизм, но к разгадке не приблизился.

Андрей продолжал бродить по развалинам, размышляя, переходя из дома в дом, когда вдруг услышал за стеной резкий звук, похожий на хлопанье крыльев. Птица? Насекомое? Какие-то летучие мыши, гнездящиеся в покинутых домах? До сих пор Андрей не встречал на планете ничего живого, кроме, конечно, «мертвых» сфинксов.

Почему-то мысль о том, что на планете он был не единственным живым, внушила Денисову не радость, а страх. Он резко вздохнул, когда в проеме появилось крылатое существо. Не птица, а скорее птицеящерица, размером почти со взрослого человека, с темно-зеленой блестящей кожей земноводного и черными перепончатыми крыльями летучей мыши.

Некрупное тело, обтянутое кожаным комбинезоном, казалось карикатурно гуманоидным, но не выглядело смешным, скорее опасным. Даже не слишком высокому Денисову чужак едва был бы по плечо, но острые изогнутые когти хищника на верхних лапах явно предназначались для охоты на крупную дичь. Наверное, таким стал бы человек, произойди он от птеродактиля. Чужак казался смутно знакомым, как будто его сородича Андрей встречал прежде, возможно, видел не наяву, а в фильме или в книге. И видение это вызывало ощущение чего-то страшного и болезненного. Незнакомец был похож на демона. Кого еще можно встретить в аду? Однако разумный взгляд красноватых глаз убеждал, что когти — отнюдь не самое опасное оружие пришельца.

Красноглазый щелкнул пастью, и зазвучала вполне понятная речь. Все слова чужого языка казались знакомыми, от осознания ускользал только общий смысл

— Киборг? Здесь? Откуда? Что ты здесь делаешь?

— Киборг? — повторил Андрей, озираясь, и лишь потом сообразил, что речь идет о нем самом. Память милосердно выплеснула горсть воспоминаний: да, он, Андрей Денисов, киборг — бывший солдат, потерявший человеческий облик после удара вражеских деструкторов, уничтоживших тысячи ему подобных, и зачем-то спасенный врачами, давшими выжившему герою искусственное тело. Что он, киборг, делает на планете мертвых сфинксов?

— Что ты делаешь на планете Кахты? — настойчиво повторил чужак, словно прочитав его мысли. Голос «птеродактиля» был уверенным, властным. Похоже, в отличие от Андрея «демон» твердо знал, что видит не сон. И Денисов понимал каждое его слово. Да, конечно, таков дар Проводника, — вспомнил он обещание черной женщины.

— В мире Кахты? — снова переспросил Андрей.

— Ну да, — немного раздраженно повторил крылатый незнакомец. — Планета проклятых. Они хотели силы и власти и сумели отыскать Кахту, но не смогли его обуздать! Ты же видел.