Отечественные геи начали борьбу за свои права в тесном союзе с лесбиянками, да пожалуй, решительно уступали им первенство. Так, существует лесбиянско-геевский «Фонд Чайковского», главной деятельницей которого была Ольга Жук. Однако, в связи с ее выездом из города, фонд приобрел отчетливо мужскую ориентацию, в лице гея-учредителя, Юрия Ереева. Доктор физико-математических наук Александр Кухарский основал ассоциацию «Крылья», тихо борющуюся за права секс-меньшинств именно в районе Большой Конюшенной: на углу с Волынским переулком. Пытаются устраивать что-то вроде службы знакомств, организовывать «гей-туры», просветительские лекции, связанные с санитарно-эпидемиологической службой города. Особенного интереса к своей истории петербургские педерасты не испытывают, хоть ассоциация «Крылья» пыталась проводить экскурсии по «голубому» Петербургу, пригласив для этого одного из известных питерских всеведов.

Если по Шведскому переулку выйти на Малую Конюшенную, к дому 3, то во дворе этого прекрасного строения (1904–1905, арх. Ф. И. Лидваль) можно найти вход во «дворец культуры молодежи» (именовавшийся в начале 90-х годов «дворцом профтехобразования»). Это бывший зал Шведской церкви (так называемый, Екатерининский) — известное в начале XX века место концертов и выставок. Тоже достопримечательность: там впервые в 1992 году отметили в Ленинграде день международной солидарности 28 июня — в память знаменитой схватки нью-йоркских педерастов с полицейскими в кафе «Стоунуолл Инн» на Кристофер-стрит в 1969 году. Но как-то русским геям эта солидарность оказалась чужда. Не оживляются наши улицы 28 июня, не помнили бы и о борьбе со СПИДом 1 декабря, если б не оповещали об этом прелестники с голубого экрана.

Впрочем, устроенный как-то в кинотеатре старого фильма «Спартак» (Кирочная, она же Салтыкова-Щедрина, д. 8) фестиваль фильмов о «секс-меньшинствах» привлек внимание горожан самой различной ориентации. Подхвачена была эта инициатива и кинотеатром «Молодежный» (Садовая, д. 12), но на том и увяла. Пытался фонд Чайковского наладить даже журнал, в котором наиболее остроумным было название: «Гей-славяне». На третьем номере издание пресеклось, заметного вклада в литературу не осуществив. Все-таки, если учесть, что до 29 апреля 1993 года, когда статья 121. 1. Уголовного кодекса была отменена указом президента Бориса Ельцина, за это дело могли посадить, успехи гей-движения в России достаточно велики.

«Донон» и «Аполлон». — Вид с Певческого моста. — И. И. Пущин и А. С. Пушкин. — А. С. Пушкин и князь П. А. Вяземский в бане. — Равнодушие Пушкина к гомосексуализму. — Князь П. М. Волконский как прототип князя Андрея Болконского. — Соперничество с Витгенштейншей из-за любовника. — Где была дуэль на Черной речке? — Пушкинисты не учитывают переездов и беременностей. — Образцовое супружество Геккерна и Дантеса. — Наталья Николаевна цитирует «Евгения Онегина». — Глупости Дантеса. — Князь И. С. Гагарин и князь П. В. Долгоруков. — В дуэли Пушкина нет морали

У Анны Ахматовой есть не лишенный каламбурности стих о Смоленском кладбище, на котором кончалось все, в том числе и обеды у Донона. Вряд ли поэтесса имела в виду, что Донон кормил недоброкачественно, но все равно смешно. Ресторан был старинный. В 1849 году некто Жорж, предлагавший едокам макароны и печеный картофель, продал свое заведение на Мойке, д. 24, Жану Баптисту Донону. Отсюда название ресторана, сохранявшееся, несмотря на перемены владельцев.

Адрес этот связан с историей русской поэзии, и, вероятно, в дежурных экспромтах посетителей «Донон» неизбежно рифмовался с «Аполлон». Журнал, так называвшийся, как помнит читатель (см. главу 6), начал выходить в 1909 году и продолжался до самой большевистской революции. Редакция на первых порах помещалась на Мойке, д. 24: вход из подворотни, направо по лестнице. Позднее переехали к «Пяти углам» — на Разъезжую, д. 8. Там же была петербургская квартира редактора «Аполлона» Сергея Константиновича Маковского.

Стоит ли подробнее о нем? Среди сотрудников, называвших своего бонтонного шефа, появлявшегося в редакции исключительно в смокинге, «папа Мако» — много было несомненных апологетов мужской любви. Не только Кузмин, постоянно здесь печатавшийся.

Но сам Сергей Константинович? Был женат на певице Марине Эрастовне Рындиной (отбил ее, кстати, у В. Ф. Ходасевича). Каких-то особенных признаков в том, что мы о нем знаем, не ощущается. Можно назвать его «маленьким Бенуа», без неисчерпаемой эрудиции и обаяния Александра Николаевича, но с тем же намерением задавать тон современной художественной критике. Он был сыном Константина Егоровича Маковского, одного из даровитых живописцев своего времени. Матери его, Юлии Павловне Летковой, было всего восемнадцать, отец на двадцать лет ее старше. Воспитывать его пришлось матери, так как ветреный Константин Егорович ушел к другой, едва сыну исполнилось одиннадцать лет. Сергей учился в Александровском лицее, потом на физико-математическом факультете университета. Начал писать стихи, одобренные графом Арсением Аркадьевичем Голенищевым-Кутузовым, сановником и поэтом, с которым познакомил его лицейский соученик, Федя Случевский (сын поэта и тоже камергера, Константина Константиновича).

Все со всеми знакомы. Мать Сергея была приятельницей Александры Валерьяновны Панаевой. «Стройная, мужественно-властная, великолепная», как описал ее Маковский в своих мемуарах, актриса известна нам как приятельница Апухтина. И с ним был знаком юный Сергей, поэтом «с заплывшим бабьим лицом, но обворожительно читавшим свои салонные стихи».

«Аполлон», в лице своего главного редактора, уделял развитию русской поэзии особенное внимание. На Мойке начала действовать поэтическая академия «Общество ревнителей художественного слова». И кто ж здесь был? Анненский, Гумилев, Волошин, Сологуб… Блок, разумеется; Георгий Иванов, Лозинский, Мандельштам, все лучшее, что существовало тогда на российском Парнасе.

Представьте мысленно, что вы находитесь у Певческого моста. Позади Капелла (ну, конечно, хор мальчиков, ангельское пение, но на самом деле в таких заведениях, со строгой дисциплиной и бесконечными утомительными репетициями, как раз ничего интересного-то и не происходит). Кружевные перила моста, вид на площадь, с клинообразным углом бывшего министерства иностранных дел, из-за которого разворачивается гигантская перспектива с одинокой колонной посредине, маячащими вдали Исаакием и шпилем Адмиралтейства. Дух замирает! И далее, по Мойке — изгиб реки, мосты через Зимнюю канавку, арка, перекинутая к Эрмитажному театру… Напоминает Уффици во Флоренции, но лучше, гораздо лучше!

Мойка, д. 14 — хороших пропорций, уютный домик (десять окон по фасаду), украшенный почему-то бюстами Сократа, четырежды повторенными в круглых нишах, но, вероятно, без всякой задней мысли (появились они при перестройке в 1840-е годы архитектором Б. Б. Гейденрейхом).

Дом принадлежал генерал-интенданту флота И. П. Пущину, отцу Ивана Ивановича. «Жано», «мой первый друг, мой друг бесценный». Соседи по каморкам в царскосельском Лицее. Благородная и чистая натура Ивана Пущина исключает какие-то подозрения в неискренности и лицемерии. Ничего в своей дружбе с Пушкиным он не утаивал. Да и что, собственно, утаивать? За порок мы это, естественно, не сочли бы, но на шевелящийся в душе читателя вопрос ответим решительным: нет.

Уверены, что нет. Пожалуй, вырванные отдельные строки («отрок милый, отрок нежный»; «уж я не мальчик — уж над губой могу свой ус я защипнуть»; «на талом снеге, как будто спящий на ночлеге, недвижен юноша лежит» и т. п.) на что-то как бы намекают, но это иллюзия. Для воспаленного воображения можно подсказать, как встречался Пушкин с московским своим приятелем Павлом Воиновичем Нащокиным, прославившимся созданием кукольного домика — копии его квартиры «у старого Пимена». Друзья бросались в объятия друг к другу, целовали и гладили руки, Александр Сергеевич мог часами глядеть на Павла Воиновича и любоваться. Или вспомнить, как, вернувшись в 1826 году в Москву, Пушкин сразу направился к Вяземским и узнав, что князь Петр Андреевич в бане, тотчас помчался туда, встретившись со старшим другом в семейных номерах… А как кувыркались они с малолетним Павлушей Вяземским, дрались в шутку и плевались друг в друга… Не говоря уж о групповых оргиях с Алексеем Вульфом. А как Наталья Николаевна плакала, когда после первой брачной ночи он закатился куда-то с друзьями пьянствовать и был невесть где целый день!