Это смешно смотрелось – но я не смеялась. Я все рассчитывала, что от него хоть какая-то польза будет. Хотя пользы, признаться, было как от козла молока – несмотря на мое подчеркнуто уважительное отношение и его симпатию ко мне, ничего такого ценного он мне ни разу не сообщил. Ничего такого не шепнул на ухо с просьбой на него не ссылаться. А если что и выдавал под видом эксклюзива, так буквально на следующий день выяснялось, что не я одна это знаю.

Так что и сейчас особой надежды не было. Но я была готова выложить энную сумму за пару чашек кофе – с нашими московскими ценами кофе стоит порой на уровне спиртного, – чтобы в этом убедиться.

– Это можно. – Зайцев задумчиво посмотрел на часы, показывая мне всем видом, насколько он занят. И как хорошо ко мне относится, коль скоро готов ради меня нарушить свой напряженнейший график работы. – А что, можно. Ты мне вот скажи только – тебя что интересует? А то выражаешься так туманно – есть разговор, хотела кое-что уточнить. Ты мне конкретно скажи, может, бумаги какие надо поднять, коллег поспрашивать – чтоб не возвращаться потом, пропуск тебе заново не заказывать…

Это было разумно. Хотя, признаться, говорить с ним в его кабинете я не хотела – я вообще хотела поиграть. А вопрос свой задать как бы между прочим, прикрыв его другими, абсолютно для меня незначимыми, но зато обожаемыми Зайцевым. Поинтересоваться, например, как идет борьба с оргпреступностью, – он на эту тему часами может говорить. Соврать, что хочу большой материал написать – а через какое-то время как бы невзначай вставить свой вопрос насчет Улитина.

Но если он и вправду ничего не знал о нем сам, то получилось бы, что я зря потеряла несколько Д часов, и придется возвращаться сюда в понедельник, а то и-Д во вторник – а я бы хотела все знать сейчас.

– Да, в общем, мелочь, – кинула небрежно, улыбаясь ему с прежней кокетливостью. – Можно сказать, придумала повод для того, чтобы вас, товарищ майор, увидеть. А то вы же без дела встречаться не захотите – вот и придумала кое-какую ерунду…

Зайцев покосился на меня недоверчиво, вытаскивая из кармана пачку «Явы», и, оправдывая худшие мои предположения, закурил, обдавая меня дымом, по сравнению с которым дым моего «Житана» – натуральное благовоние.

– Хотела насчет человека одного уточнить, – продолжила, наблюдая, как Зайцев нейтрально смотрит в окно. – Позавчера банкир один умер, Улитин, и…

– Ну журналисты, ну народ! – Зайцев, поперхнувшийся дымом, прокашлялся наконец, энергично мотая головой со страдальческим выражением на слишком взрослом для его подросткового тела лице. – Ну что вам неймется – ну умер человек и умер! Ладно «Сенсация» эта – «желтая пресса», с. нее чего взять, – но ты-то, Юль, серьезный же человек, статьи умные такие пишешь, взвешенные! Ну не ждал – ей-богу не ждал!

– Значит, насчет него из «Сенсации» уже звонили, констатировала, спрашивая себя, чем вызван интерес самой, «желтой» из всех существующих у нас «желтых» газет к покойному. Если уж у Алещенко нет на него никакой фактуры то у них ее точно не может быть.

Хотя, с другой стороны, им фактура не нужна – у ниx сенсации дешевые.

Взял какой-нибудь факт типа смерти банкира, приляпал к нему слух, выдуманный скорее всего, – есть гвоздь номера. Например, «Кто отравил банкира Улитина?» – с фантастической историей о том, как в редакций пришел человек, назвавшийся одним из поваров престижного ресторана, в который часто ходил банкир Улитин. И рассказавший, как в день смерти Улитина у них появился новый официант, который вел себя очень странно, подозрйтельно долго возился с бутылкой вина, прежде чем отнести ее за стол, а сразу после того, как обслужил Улитина, исчез.

Может, я утрирую, но это вполне в их стиле – состряпать вот такую дешевую муть, выдавая ее за сенсацию. А чтобы не притянули за язык, придумывают человека, якобы давшего им эту информацию, – и поди докажи, что его не было.

– Да не звонили они – вчера у дома покойника сшивались. А там как раз наши люди были… – Зайцев осекся, бросив На меня обеспокоенный взгляд.

Подсказывая мне, что за фактом присутствия оперативников на даче покойного что-то кроется. Но в силу недалекости явно не догадываясь, что я заметила его беспокойство. – Эти журналисты в дом просились – поснимать, все такое. Да вопросы всякие идиотские задавали. Ну им и сказали – все вопросы к пресс-центру, а нам не мешайте. Погнали, короче. И мне отзвонили – предупредить. А «Сенсация» эта так и не проявилась…

– А ваши-то что там делали, товарищ майор? – Я как бы между прочим спросила, делая вид, что удивлена известием насчет «Сенсации», а вопрос задан просто так, автоматически. – Я поняла, что он своей смертью умер, банкир.

Или?..

– Да никаких «или» – от сердечного приступа он умер, какие тут «или»? – Зайцев произнес это так быстро, словно мой вопрос напряг его каким-то образом.

– Вскрытие же делали, вот и установили – острая сердечная недостаточность.

Мужик молодой, но ты ж знаешь, как эти банкиры живут – работа да кабаки, гулянки всякие и девки. Вот сердчишко и прихватило – а жил один, даже валидол некому дать. Ну и того…

– Да, за красивую жизнь надо платить. – Я покивала задумчиво, давая Зайцеву возможность расслабиться. – Так, а ваши-то там что делали?

– А что наши – наших там нет уже. – Кажется, он не ждал, что я повторю вопрос, – и даже растерялся немного. – Вчера были – жену привозили посмотреть, не пропало ли чего – вдруг заходил кто, дверь-то вроде открыта была. А пролежал черт знает сколько – кто угодно мог зайти. Вскрытие показало, что он с субботы на воскресенье умер, ночью, – а нашли только во вторник вечером. Он, бывало, сам на работу ездил, хотя водила был и охрана, – а тут не приехал. Он там не каждый день появлялся, на работе, – если собирался, то заранее звонил и водилу вызывал с машиной сопровождения. А тут не появился в банке – ну и хрен с ним.

Член правления банка – это ж тебе не майор Зайцев. Меня-то тут же хватятся – а он не пришел, и ладно…

Зайцев скривился, выражая свое отношение к банкирам, – хотя, судя по тону, кажется, не прочь был бы поменяться местами с одним из них, желательно с живым.

– В понедельник не появился, во вторник не появился – решили наконец узнать, не заболел ли. Я так понял, он с женой не жил – она в Москве, а он за городом, один. Начали звонить – дома никто не подходит, мобильный молчит.

Позвонили охране – там охраняемый поселок, где он жил, – а те говорят, что в субботу вечером его в последний раз видели. Вот и послали на всякий случай водилу – он его и нашел. А ты говоришь – что наши там делали? Во вторник вечером нашли, в среду проверяли там все, в четверг жену привозили – мало дел, что ли? Дом осмотреть, охрану поселка еще раз опросить, соседей опять же.

Человек немаленький – тут все надо отработать, от и до, даже если сам умер…

– А есть вариант, что не сам? – Зайцев так шумно выдохнул, так изобразил душевное страдание, что мне чуть не стало неловко. – Всякое ж бывает – я тут читала, что можно укол сделать, который сердечный приступ вызывает. И вроде сам умер – если точку от укола не заметить. А с ядом тогда была история несколько лет назад – когда банкиру телефонную трубку ядом намазали? Если бы секретарша тоже не умерла, не обнаружили бы…

– Да не было у него никаких точек, и яда в организме никакого. – В голосе Зайцева слышалась скорее усталая мольба о пощаде, чем возмущение. – И никаких следов присутствия посторонних в доме, никаких бутылок на столе и наркотиков. Ну как ты не поймешь – сам умер, не от водки или наркоты, просто сердце подвело…

Вообще-то я не спрашивала насчет наркотиков и того, был ли в доме кто еще, – но Зайцев все это выдал, словно заранее ждал подобного вопроса. Может, к разговору с «Сенсацией» готовился? И немного странно было, что он прям-таки убеждал меня в естественности смерти Улитина – так, словно я в этом очень сильно сомневалась и нуждалась в убеждении. Так, словно в этом стоило сомневаться.