Готовых облить этим самым дерьмом кого угодно.

Я закурила очередную сигарету, успокаиваясь, заставляя себя читать дальше.

"Сколько раз попадали политики да бизнесмены на тяге к женскому полу – не счесть. Министра вон одного даже в бане с девками голыми засняли. ан нет, урок впрок не идет – уж больно охота, аж чешется. Работа-то сидячая, в банках да кабинетах высоких сидеть, вот кровь к тазу и приливает. Ну и давай возбуждение снимать. Котлету баксов из кармана – и покупай кого душа да другие органы пожелают, опять же женский пол на большие деньги падок. А только покупка эта игрой в русскую рулетку оказывается.

Жил да был в славном граде Москве один банкир – молодой да ранний.

Фамилию его мы называть не будем, вы и сами догадаетесь – а нам жену его да детишек уж больно жалко. Ибо охоч был банкир до баб – спасу нет. Говорят, что при живой да молодой жене каждый день партнерш менял – такой был ходок. Жене квартиру московскую пожаловал, а сам давай похоть тешить на вилле загородной.

Посидел в офисе своем комфортабельном, в ресторане откушал, девку снял и домой, на виллу, в поселок, в котором такие же богачи обретаются. Чтоб всю ночь девку терзать, а утром обратно в офис свой ехать, улыбаясь сладко тому, что жисть такая вкусная.

Оно, однако, и на старуху проруха бывает. И не то чтоб дурную болезнь подцепил тот банкир или шлюха клофелином его накачала да карманы повыгребла – покруче все вышло. В позапрошлые выходные банкир наш, как всегда, с новой девкой в дом свой заявился – как еще сердешному после трудов не праведных расслабиться? А во вторник прошлый на службе его хватились вдруг – сгинул куда-то укротитель рубля и бакса. Был бы клерк рядовой – уволили бы и другого взяли. Но тут цельный зам председателя правления запропастился – да и банк не простой, а один из крупнейших в Расее-матушке. По-ученому так называется, по-гречески, дабы народ в заблуждение ввести и в надежности своей заверить.

Стали в банке думать да гадать – куда добрый молодец подевался? Может, злые чечены похитили да теперь выкуп попросят многомиллионный – а может, конкуренты в ловушку заманили и пытают, секреты выведывают? Долго кумекали – да ответа не нашли. Хорошо хоть доперли, что домой к нему надо наведаться – может, там следы какие обнаружатся? Может, весточку какую оставил перед похищением или сигнал, на злоумышленника указывающий?

Ну и наведались. А в доме дверь незаперта, а на кровати лежит банкир в неглиже, если по-иностранному, а по-русски – голяком. Вся простыня семенем мужским запятнана – .от души поразвлекся сердешный, оттянулся по полной. И порадоваться бы за него – да вот незадача: не дышит банкир-то, остыл уже несколько дней как. С того самого выходного, как с очередной девкой домой возвратился.

Поселок непростой, охрана имеется – и твердит в один голос, что никого постороннего тут не было, кроме той, что с банкиром заявилась. И еще твердит, что девка не уезжала никуда – на банкирской машине приехала, которая так в гараже и осталась. Только вот девки-то нет, исчезла куда-то тихохонько – а банкир на месте. Может, и рад бы был уйти – да нет уже возможности.

Скандал, в общем, получается – потому как ясный день, что убили банкира-то. Как уж там и что с ним подруга постельная сделала, это не узнать – то ли яд дала, то ли снотворное и придушила потом, расслабив и утомив ласками жаркими. Но вот что убегала впопыхах да под покровом ночи – это без сомнения.

Потому как у постели банкирской на кресле забыла кое-что – что по-русски исподним называется, трусами, если по-современному. Вот как торопилась болезная – ускакала без трусов, хотя по ночам погоды стоят холодные.

Однако сор из избы выносить кому охота – ни банку, которому имя его важнее всего, ни милиции, которая если и может что, так это алкоголиков по. улицам собирать да водителей штрафовать. Вот и объявили банкира умершим своей смертью – от болезни, которая острой сердечной недостаточностью именуется. Хотя банкиру тридцать три годка всего-то было от роду – рановато от сердца помирать.

И похоронили быстренько, дабы любопытных не смущать. А то, что не один он был той последней ночью, – об этом нам, простым людям, знать необязательно.

Но от нас, читатель уважаемый, правды не скроешь – потому как мы всегда начеку, мы ж вас информировать обязаны. Хотя милиция доблестная тот факт, что была с банкиром девица той ночью, отрицает начисто. А нас, информаторов ваших, даже на порог банкирского дома не пустили – не ровен час увидим то, что не надобно. Взашей вытолкали, если по-русски, – хорошо хоть снимок дома сделать удалось, который и публикуем. Хотя жалеем и сокрушаемся, что не дали нам заснять трусы женские, убийцей банкира оставленные, – может, кто из вас, наши читатели, и опознал бы убийцу, навел бы на след?

Однако трусы от народа теперь надежно спрятаны, лежат, должно быть, в сейфе следовательском до следующего случая, когда какой другой банкир умрет в постели собственной, залитой спермой, рядом в кресле лифчик окажется. А может, милиция по запаху искать убийцу собирается – это нам неведомо. Но вы, дорогие читатели, выпуская из дома жен да любовниц, проверяйте внимательно, надели они белье или запамятовали, – не ровен час устроят облаву в городе на тех, кто без исподнего прохаживается, заметут близких ваших почем зря.

А вам, банкиры да бизнесмены, наш совет – будьте вы Христа ради поосторожнее. Понятно, что хочется, – но уж больно дело стремное. То вас на камеры снимают и снимки потом в газетах печатают, то умершими собственной смертью объявляют, чтобы скандала не возникло. Позаботьтесь вы о себе, сердешные, не то все мы исстрадаемся. И хоть не о нас вы печетесь и карманы свои наполняете деньгами народными, на шлюх да особняки их тратите да за границу перекачиваете, – и все равно жалко вас…"

Я помотала головой, пытаясь понять прочитанное. Ни секунды не сомневаясь, что это просто бред – тем более даже ни одной фамилии не названо, – и вдруг застыв окаменело. Потому что это Улитина хватились во вторник, это Улитин был обнаружен в своем доме в загородном поселке, это Улитина объявили скончавшимся по причине острой сердечной недостаточности.

Этого не могло быть – того, о чем я прочитала. Просто не могло быть.

Просто потому, что не могло быть никогда. Если бы кто-то видел, что Улитин вернулся домой с девицей, будь в его доме следы ее пребывания, никто не стал бы это скрывать – слишком много народа бы это увидело. Охрана поселка, если ее привлекали в качестве понятых или кого там еще, милиция, служба безопасности банка – слишком много свидетелей, чтобы все это оставалось тайной. Хотя…

Я выругала себя за наивность. Напоминая самой себе, что в наше время и особенно в нашей стране возможно все. Банку скандал не нужен, значит, служба безопасности будет молчать – а с милицией можно договориться. Ей ведь висяк ни к чему, милиции, а если еще и денег дадут, так на что угодно глаза можно закрыть. А охрана поселка – ей рот заткнуть можно в секунду. Либо деньгами – либо намеком, что привлекут за соучастие. Раз девица скрылась незамеченной, значит, вы ее и прощелкали – а может, и заодно были.

У Зайцева, которому я тут же набрала, первым делом поинтересовались, кто спрашивает, – и признаться, голос показался мне знакомым, я подумала даже, что, может, это сам Зайцев, от кого-то прячущийся, – и сообщили, что он у начальства и будет позже. А когда я снова набрала ему уже после планерки, то услышала, что скорее всего его сегодня не будет – и разумеется, в его отсутствие никто не может ответить на мой вопрос относительно смерти банкира Улитина. И что майор Зайцев обязательно перезвонит мне, если у него будет такая возможность. Домой, на работу, на пейджер – куда мне будет угодно.

Все это мне жутко не нравилось. Я не могла слепо верить «Сенсации» – но отсутствие Зайцева наталкивало меня на мысль, что, возможно, здесь есть доля правды. И именно поэтому я позвонила тому, кто сейчас снова садился напротив меня, облегчив свой мочевой пузырь и жадно прикладываясь к пиву, дабы вновь его наполнить.