– Как статейка моя? – поинтересовался, отправив в рот очередной кусок мяса. – Ничего? Да, ты чего узнать-то хотела?

– О, во-первых, я хотела лично с вами познакомиться – я так была впечатлена вашим материалом… – Не знаю, насколько искренен был мой восхищенно-кокетливый тон, но Перепелкин все равно был не в состоянии заметить фальшь. Он сейчас явно захмелел и пребывал в состоянии алкогольного блаженства.

– И конечно, я хотела узнать, правда ли то, что тут написано. А еще… Скажите, Володя, – а откуда вы все это узнали?

– Есть каналы! – Мой собеседник опустошил третий уже бокал пива и оглянулся на официанта, показав ему сразу два растопыренных пальца. – Я б тебе сказал, ты девчонка нормальная, – да человек уж больно просил на него не ссылаться. Ты прикинь – я тебе скажу, ты еще кому, а че парня подставлять?

Что ж, это было справедливо – но я ведь не просто так позвала его сюда, и он должен был это понимать.

– Ну что вы, Володя! – Я перегнулась через стол, заглядывая ему в глаза. – Неужели вы мне не верите? Конечно, все это останется между нами – тем более я ведь не собираюсь переписывать вашу статью, ваша сенсация уже на всю Москву прогремела. Просто мне так любопытно, понимаете? Мне бы так хотелось узнать, как у вас получилось такое расследование…

– Профессиональная тайна! – Перепелкин горделиво расправил узкие плечи.

– Места надо знать – сечешь?

Я выдохнула дым прямо ему в лицо – но он не понял значение этого жеста.

Он пребывал уже в другом мире, и все, что мне оставалось сейчас, – это сказать ему вежливо, но твердо, что в таком случае я забираю свое предложение и ему придется самому платить за себя. Или можно было заказать себе что-нибудь жутко дорогое типа бутылки лучшего вина – а потом выйти под предлогом посещения туалета и исчезнуть этак по-английски, не прощаясь.

И я уже подняла глаза на бродящего поблизости официанта, собираясь попросить его принести меню, когда Перепелкин наконец смилостивился. Не зная, что смилостивился не надо мной – а над самим собой. Потому что денег даже для того, чтобы рассчитаться за пиво, у него явно не было.

– Охранник, который там работает, – сосед мой. – Он так широко ухмыльнулся, словно сообщал мне, что у него есть свой человек в администрации президента. – Они там дежурят сутки через двое – вот он как раз в субботу там и сидел старшим смены и видел, как банкир вечером приехал с телкой. Телку, говорит, не видел, – тот часто баб возил, любитель он этого дела. А во вторник звонок в тот дом, где они сидят, – сначала из агентства, от которого работают, позвонили. Предупредили, что из «Бетта-банка» звонить будут, чтоб на все вопросы ответили. А потом из банка звонок – когда в последний раз видели банкира? А он и отвечает – в субботу, мол, а в воскресенье и понедельник другие дежурили, за них не знаю. А ему – сходите, проверьте и отзвоните. Ну он взял одного из смены и пошли. Хлоп – дверь не заперта, прикрыта только. Встали на пороге, давай орать, хозяина звать – а там тишина. Заходят – а домина огромный, три этажа, комнат куча, хер знает, что там, может, кто залез. Там, конечно, чужих не пускают, забор есть вокруг поселка, но мало ль чего?

Перепелкин затянулся своим «элэмом», глядя на меня с превосходством, – и я специально приоткрыла рот, словно заворожена была его фантастически интересным повествованием.

– Они даже стволы достали – вдруг чего? Думали, если кто залез, чтоб дом обчистить, и чего унес, им бошки-то поотвинчивают. Пошли по дому – и тут глядь, в спальне этот валяется. Койка огромная, и этот на ней голяком.

Застремались, что, может, спит он, а проснется, так навставляет за то, что без спроса вошли. И давай кашлять да чихать, чтоб проснулся. А этот спит да спит.

Они и решили, что трахался всю ночь, притомился – и баба где-то близко, моется, может, вот трусы ее в кресле и лежат, белые такие, как у стриптизерш, знаешь?

Вышли, короче, пошли бабу искать, а ее нет нигде. Ни в комнатах, ни в сауне, ни в ванной. Там полотенце на полу валяется и помада бабская – а бабы нет. Решили, что, может, она спит где – комнат до хрена, может, пропустили. Может, затрахал он ее, она и ушла в другую комнату спать, – этот-то на черной простыне валяется, а она вся в пятнах белых. Сечешь, что за пятна?

ГТерепелкинские мутные глаза перестали бегать по сторонам и нагло уперлись в мое лицо, а потом соскользнули ниже. Кажется, он, похмелившись и поев, ожил настолько, что вспомнил, что родился мужчиной и у него даже где-то был половой орган.

– Короче, опять к этому пошли – а там просекли, что он мертвяк. Ну и звонить в банк обратно. Те им – ментов не вызывать, щас приедем. А они в контору свою отзвонили – те говорят, ментам звоните. Тут банковские прилетели, он им трусы показал, и пятна, и помаду в ванной. А через пять минут менты заваливают – банковских выставили, давай в доме шарить. А банковские взбеленились и на соседа моего поперли – поняли, кто ментов вызвал. В сторону отвели и отдолбили, чтоб без следов. Сначала по печенке засадили так, что на колени плюхнулся, а потом по почкам еще. И ствол к башке – болтать, падла, будешь, кончим к едрене фене. Во как!

Я изобразила на лице сочувствие – хотя Перепелкин, кажется, не особо переживал за соседа.

– Ну, свои его оттащили в сторожку, он там отлежался, оклемался чуток.

А потом какие-то шишки банковские понаехали на «мерсах» «шестисотых» и менты с ними из Москвы, генерал даже был. А соседа и напарников его следователь давай опрашивать. И соседу так хитро – что, мол, видел? А он просек уже и отвечает – да ничего я не видел, труп только. А у следака рожа сразу довольная – раз просек, в чем дело, живи тогда. Хотя один хрен обыскали и соседа, и напарников – не сперли ли чего? А потом – умер банкир от сердца, прихватило ночью, а рядом никого. А вы радуйтесь, что агентству вашему не предъявляют, – а то, мол, по-разному можно повернуть…

Рассказчик перевел дух, вытирая покрытый испариной лоб, – и потянулся к пятому уже бокалу. И, не спрашивая, можно ли заказать еще, снова позвал официанта, потребовав пива и заодно креветок, потому как мясо с картошкой он уже сожрал.

Это нагло так было – демонстративно требовать свое за то, что я услышала. Но я не собиралась возмущаться – в конце концов, предлагая ему сходить в ресторан, я была готова расстаться с сотней долларов. А тут даже при его тяге к пиву и непомерном аппетите – непонятно, куда в него, тощего, столько влезало, – можно было ограничиться пятьюдесятью. И следовало признать, что его информация – в которую я все еще не могла поверить до конца – этого стоила.

– А я как раз в среду встал, башка трещит – наотмечался накануне, – а в кармане голяк. – Перепелкин снова закурил свой «элэм» – хотя следовало сказать ему спасибо, что это не зайцевская «Ява», которая все грозится нанести ответный удар американскому «Мальборо» – примерно такой же, какой наши «Жигули» наносят их «фордам» и «линкольнам». – А мне в редакцию переть. Хоть пива выпить по дороге, не то не доеду, в метро помру. Дай, думаю, к Петьке зайду, хоть полтинник перехвачу до пятницы – он мужик свой, меня уважает. Я о нем писал как-то, когда в газетенке криминальной трудился. Звоню-звоню – а там голый Вася. А потом шаги такие, будто бабка какая идет, еле ноги переставляет. Думаю, что такое? Он с женой, Валькой, живет вдвоем, а Вальке на работу с утра, она в магазине продавщицей рядом с нами, – че, думаю, за бабка объявилась? Мать, что ли, его или Валькина к ним приехала? А тут он открывает – здоровенная шайба, а скрюченный пополам, рожа перекошенная, за спину держится. Я ему – ты че, Петь, нажрался, что ль, да на улице упал да поморозился? А он жмется. А потом – давай, говорит, Вов, примем по полтинничку, может, полегчает. Ну и приняли…

Да, может, ты пиво не пьешь, а водочки хочешь? Я мешать не люблю – но чтоб ты выпила, готов. Хочешь?

– О, что вы, я за рулем! – Я лучезарной улыбкой поблагодарила его за заботу – приятно, что он готов был ради меня пойти на жертвы, тем более такие страшные. – Спасибо.