От вина, правда, не толстеют. Равно как и от кофе, который я тоже закупаю впрок, килограммов по десять. И от «Житана», за которым совершаю регулярные набеги на оптовый рынок у Киевского вокзала. От спагетти, впрочем, тоже – средиземноморская кухня" с читается самой полезной и сбалансированной в плане калорий. Значит, виновато сладкое – без которого я не могу. Сахар в кофе и обязательное пирожное или два в день – это, увы, неизбежно. С детства люблю сладкое – и с годами не изменилась.
"Что ж, пора начинать новую жизнь, – сообщила себе, отходя от зеркала.
– С завтрашнего дня и начнем. Нет, лучше с понедельника. Еще лучше бы с первого мая – значимее как-то, – но это еще почти четыре недели ждать. Так что придется с понедельника. Овсянка на воде по утрам, творог днем и стакан кефира вечером – вот все килограммы и уйдут быстренько. И курение сократить – пачку в день вместо двух – и заняться наконец физкультурой, тренажер купить какой-нибудь.
O'кей?"
Я так часто себя обманываю – и что самое смешное, всякий раз удается.
Хотя, произнося нравоучения, адресованные самой себе, и обсуждая с собой планы на новую жизнь, я прекрасно знаю, что ничего не изменится. Потому что я привыкла жить так, как живу, и ничего не хочу менять, и меня все устраивает – более чем.
Обилие косметики на туалетном столике, за который села, вернувшись из прихожей, – это тоже связано с вечно живущими во мне и столь же вечно неосуществляемыми планами на новую жизнь. Как минимум половина всех этих разнообразных кремов, гелей, пудр и прочих якобы чудесных средств – таящих так и не познанное мной волшебство в тюбиках, флаконах и коробочках, – наверное, уже пережила срок годности. А я ими так и не попользовалась – хотя и собиралась.
Но похоже, что все, что мне нужно для ухода за собой, – это лак для ногтей, контурный карандаш для губ, стойкая помада и тушь для ресниц. Можно еще в принципе подвести веки – но это редкое занятие, на это надо желание и время.
А так – пятнадцать минут, и все дела. И две минуты на прическу – специально стригусь коротко, чтобы не иметь проблем с волосами.
Свинство, конечно. Тем более что имеется среди моих многочисленных знакомых хозяйка салона красоты. Когда-то еще на заре, так сказать, кооперативного движения я ей хорошую рекламу сделала – абсолютно бесплатно, искренне восхищаясь женщиной, которая открыла собственное дело и хочет заработать денег. А потом еще и о проблемах ее писала – ее прикрыть пытались, потому что районному чиновнику взятку не дала.
Я тогда наивная была – коллеги уже на кооператорах деньги делали, а я только раз согласилась всем ее процедурам подвергнуться бесплатно, да еще и какую-то неловкость ощущала. Куче знакомых ее порекомендовала, познакомила ее с девицей, которая у нас о моде и стиле стала писать, – а сама за девять лет знакомства раз, наверное, девять у нее и была. Хотя она молодец – позванивает регулярно, с праздниками поздравляет. В отличие от многих из тех, кому я помогала своими статьями – и которые восприняли их как должное. Может, потому, что им платить за это не пришлось.
В любом случае задумываться об этом всерьез еще рано – о более тщательном уходе за собой. Потому что пока главное, что мужчинам я нравлюсь такая, какая есть, – и приведение себя в порядок отнимает минимум времени.
Считай, полчаса назад встала, и вот уже готова. Одеться только осталось – что в связи со скудностью гардероба длительным процессом не является. Шесть пар максимально обтягивающих джинсов – черные, темно-синие, голубые разной степени яркости и разной толщины, от зимних до совсем тонких – и столько же не менее обтягивающих черных свитерков и водолазок. Одно пальто – на зиму, холодную весну и холодную осень, один блестящий виниловый плащ – на все прочие периоды, кроме жаркого лета. И восемь пар обуви – ботинки и полусапожки на разные сезоны.
И ничего больше – если не считать одного кожаного черного платья, официально строгого и одновременно неформального, купленного на всякий случай.
А так – ни белья, не носимого принципиально, ни шуб и дубленок, на которые нет денег и желания, никаких блузок, юбок, босоножек и прочих любимых женщинами вещей.
Должна признаться – жутко удобно. Всегда исповедовала ленинский принцип – лучше меньше, да лучше. Минимум вещей – зато все дизайнерские, приобретенные на распродажах в бутиках, что моя скромная зарплата позволяет. И никакой головной боли. Жарко – надела тонкие джинсы, тонкую водолазку и тонкие сапожки или ботинки, холодно – соответственно наоборот.
Сейчас апрель, правда, самое начало, ни туда ни сюда – вот я и выбрала нечто среднее. Ощущая, что джинсы застегнулись с некоторым трудом. Вчера застегивались нормально, никаких сложностей я не заметила – а вот сегодня после этих чертовых весов сразу стала мнительной.
Но я себя успокоила тут же. Себя надо любить и уж если заниматься самокритикой, то редко и по минимуму. И ни в коем случае не утром. Потому что впереди длинный день и ни к чему начинать его с невеселых мыслей. И куда лучше забыть о весах и выпить традиционную вторую чашку кофе в теплой приятной обстановке. Первая нужна, чтобы проснуться, а вторую я всегда пью перед выходом, этакий посошок на дорожку. От которого получаю удовольствие, а заодно вспоминаю, не забыла ли что в процессе сборов и что предстоит сегодня сделать, кому позвонить, куда съездить. Память у меня в этом плане совсем не девичья, да и записная книжка имеется – но всегда есть шанс, что за кофе появится в голове умная мысль.
А вот сейчас была пустота. И потому я просто наслаждалась кофе с пятой уже за сегодня сигаретой, задумчиво оглядывая спальню – пить по утрам кофе я предпочитаю здесь, ем в гостиной, а кухню использую только для приготовления пищи. И любовалась флаконом моих любимых духов – от Готье, абсолютно феноменального, на мой взгляд, дизайнера. Для вещей его, чересчур ярких, смелых и даже эпатажных, я слишком небогата, консервативна и уже немолода – а вот туалетная вода и духи подходят мне идеально. Может, потому, что прячутся во флаконе, выполненном в форме нехуденького женского тела, напоминающего мое собственное. А может, потому, что запах их столь же отвратителен, как я сама, – и сразу оповещает мир, что охотник за падалью вышел на тропу войны.
Это, может, резко – насчет охотника за падалью, – но ведь я же любя. Да к тому же как себя еще называть, если я живу сенсациями и скандалами, расследованиями и разоб-. лачениями? Наживаясь – весьма условно, с учетом небольтой по нынешним журналистским меркам зарплаты – на чужих бедах.
Когда-то работа в газете была для меня чем-то совсем иным – я благодаря ей мир познавала с самых разных сторон, боролась за справедливость и удовлетворяла собственное тщеславие. А после лет так пяти – семи работы поняла в какой-то момент, что ничего нового я уже не увижу. И еще поняла, что тщеславие полностью удовлетворено – когда видишь в тысячный раз собственную фамилию под статьей, это не то что не радует, но даже утомляет. И еще поняла, что бороться за правду с газетных полос почти бесполезно – потому что это раньше к газете прислушивались, одной статьей можно было чиновника снять, или помочь нуждающемуся в помощи, или реабилитировать гонимого, оклеветанного или по ошибке осужденного. Но потом на газету стало всем плевать – а к тому же слишком много их развелось, газет, и слишком много непрофессиональных и ангажированных, так сказать, журналистов.
Так что лично я работаю в газете просто по привычке. И еще потому, что больше никем быть не могу. Я как этакий солдат удачи, который уже доказал все себе и другим и столько воевал, что ему ни деньги не интересны, ни цели, ради которых он воюет, – но ничего другого, кроме как воевать, он не умеет. И свобода опять же, свежий воздух, не надо каждый день в офис ходить в строгом костюме и терпеть над собой начальство. А то, что порой пули свистят и в случае ошибки можно дорого за нее заплатить, – так это издержки профессии.
