ткнулось на астероиде тау: конечно же, здесь

было гораздо светлее — но сейчас Рафен мно

го бы отдал, если б это было не так.

Скамьи и рабочие столы вытянулись длин

ными рядами, со всех сторон их окружали

округлые резервуары, заполненные темной

жидкостью. Внутри резервуаров двигались

какие-то тени, Рафен решил, что вряд ли хо

чет приглядываться к ним. Внутри колонии

тау это жуткое место казалось заброшенным

и пребывающим в беспорядке — а эту лабора

торию явно с любовью и вниманием поддер

живали в рабочем состоянии. Пара сервито

ров — их бесцветные лица были закрыты так, что виднелись только глаза — двигались по

периметру помещения, выполняя задания, о

которых Рафену оставалось только догады

ваться.

Ослепительный свет бил из биолюминов, линии которых тянулись по потолку, желтое

сияние заливало покрытый плиткой пол и об

шитые металлом стены. Свет играл на кон

тейнерах, заполненных скальпелями и клин

ками — они казались острее и опаснее боевых

ножей. Воин подумал, что, возможно, мог бы

попытаться воспользоваться одним из них

прежде, чем боль вновь завладеет им.

Над их головами, на изогнутых металличе

ских крючьях висели прозрачные емкости из

синтетических материалов, в которых, в не

большом количестве жидкости, лежало нечто, что могло быть только кусками человеческих

тел. Многие операционные столы были по

крыты пластиковыми чехлами — под этими

покровами угадывались бесформенные груды

похожей на вязкое тесто плоти. В воздухе ви

сел запах крови: не свежей, как на поле брани, а застарелой — полускрытая тоскливая вонь

лазарета, места, где от смерти досадливо от

махивались как от чего-то не заслуживающе

го внимания и только отвлекающего от вы

полнения основных задач.

Рафен тряхнул головой, стараясь отогнать

непрошенное головокружение. Мысли были

как болотная тина — вязкими, удушливо-

плотными и медленными. Он сделал несколь

ко шагов и увидел прямо у себя под ногами

стеклянный диск, вмонтированный в пол. Он

вгляделся, и почувствовал, как его внутрен

ности содрогаются от дурноты. Под толстой, затуманенной линзой он видел гнездо, в ко

тором копошилась отвратительная волокни

стая масса: дюжины личинок, больших и по

меньше, корчились, извивались, стараясь

влезть поверх других, хватаясь за воздух рес

ничками, покрывавшими их тела. Он отвер

нулся от омерзения, ощущая тяжесть неже

ланного пассажира в своем теле. Рафен спра

шивал себя — паразит набирает вес, или ощу

щения обманывают его? Внезапно его охва

тил ужас: что, если тварь будет расти, медлен

но пожирая его изнутри? Или случится то, что

еще хуже: она сделает его плоть своей соб

ственной?

Он заставил себя взглянуть снова — и на

этот раз увидел кое-что еще. Внизу, под ше

велящимся ковром личинок, покрытое влаж

ной желеобразной массой… Нечто, состоящее

из костяного панциря и мягкой, как тесто, плоти, свернутое в кольцо, чудовищно разду

тое.

— Тиранидский зоантроп, — произнес глу

бокий низкий голос, — во всяком случае, сна

чала это было именно им — пока я не выловил

его, не сплавил его плоть с образцом тканей

пожирателей биологической материи; изме

нил его, дабы он лучше служил моим целям.

Так что теперь это создание, можно сказать, стало чем-то бульшим и меньшим, чем было

до того.

Голос был знаком Рафену. Он знал — и не

навидел его.

Он вгляделся и увидел фигуру, шагнувшую

в помещение через другую дверь в дальнем

конце лаборатории. Высокий, как и любой во

ин Адептус Астартес, вошедший подавлял

своим присутствием; от него исходила мрач

ная, злая сила — сила, делавшая его полной

противоположностью благородным воите

лям, таким, как магистр Рафена — командор

Данте. На человеке — хотя он уже очень давно

утратил все права называться этим словом —

красовался длинный, достающий до пола

плащ. Жесткая, местами потрескавшаяся по

верхность плаща была составлена из лоскутов

человеческой кожи. Кровавый Ангел видел на

полах плаща перекошенные беззвучным воп

лем лица Астартес, сшитые между собой —

плоть, срезанную с тех, кто погиб от рук этого

убийцы за тысячи лет до рождения Рафена.

Плащ был задрапирован поверх тяжелого си

лового доспеха старинной модели “Максимус”

— но древняя броня была переделана, изме

нена, превращена в нечто нечестивое. Когда-

то сиявший золотом и царственным пурпу

ром, доспех приобрел тусклый темно-винный

оттенок, керамитовый панцирь столько раз

омывала пролитая кровь, что неровная по

верхность брони словно потемнела от нее.

На спине у него, нарушая пропорции ги

гантской фигуры, торчала огромная медная

конструкция — словно прицепившийся к

жертве громадный хищный жук-скарабей.

Клешней и когтей было не видно, они каза

лись втянутыми и спрятанными — но наверху

конструкции толстые, узловатые шланги и

стеклянные колбы, украшенные черепами, неустанно работали, с влажным, хриплым

бульканьем перекачивая темный, как смола, ихор. Одним широким, величественным ша

гом пришелец вышел на свет; космодесант

ник увидел жесткое лицо с глубоко посажен

ными глазами. Обрамлявшие лицо длинные, жесткие как проволока белые волосы подчер

кивали выражение легкого, ленивого интере

са:

— Что это тут у нас? — произнес он.

Этот человек, этот предатель когда-то пу

тешествовал среди звезд и был воином из Ле

гиона Детей Императора, но, как и другие из

его покрывшего себя позором Легиона, они

встали на сторону воителя-отступника Гора и

приняли безумие Богов Хаоса. Некоторые

утверждали, что он встал на этот путь еще

раньше — до того, как воины Фулгрима нару

шили клятвы верности Терре, он, будучи апо

текарием, ставил эксперименты на своих бра

тьях Астартес. Эти отвратительные экспери

менты помогли ему освободиться от всех мо

ральных норм — и вскоре он стал находить

новые объекты, подвергая пыткам и ставя

опыты на всех, кому не повезло попасть к

нему в руки. Потом, уже когда Хорус потерпел

поражение, а Фулгрим скрылся от преследо

вателей в Оке Ужаса, этот порочный гений

стал предателем во второй раз: он покинул

пораженный порчей Легион Детей Императо

ра, став отступником — и еще глубже погру

зился в исследования тех жутких, извращен

ных возможностей, которые давало ему тем

ное искусство перекраивания живой плоти.

Свои безумные зверства он творил на тысячах

миров.

Боль от паразита снова вспыхнула в груди

Рафена, но он едва заметил ее: его ярость, казалось, вот-вот перехлестнет через несо

крушимый вал самоконтроля. Если бы злоба, заключенная в словах, могла убивать, речи

Рафена прошивали бы насквозь.

— Фабий Байл, — прорычал он, — во имя

Бога-Императора, я называю тебя предате

лем!

— Само собой, ты называешь меня так, —

невозмутимо ответил Байл, не обращая ника

кого внимания на волны чистейшей ненави

сти, исходившей от космодесантника, — ты и

множество других. Это так утомительно.

— Иногда я надеюсь, что один из вас скажет

хоть что-то иное, — он ухмыльнулся своим

словам, показав зубы, бывшие серыми, как

могильные камни, — после нескольких сотен

веков я просто жажду, чтобы кто-то нарушил

это однообразие.

Рафен сделал шаг в направлении контейне

ра со скальпелями, но Чейн, внезапно оказав

шийся рядом, преградил ему путь, облизывая

губы в предвкушении нового поединка. Кровь

по-прежнему сочилась из раны у него на ще