Он полагал, что способ, которым он завоевал Равенну, отличается от тысяч других завоеваний только в мелочах, но принятие готской короны — даже в виде уловки — было непростительным преступлением, которое пробудило в императрице Феодоре дремавший до того страх. С этих пор между ними начнется война, а Феодора была не из тех, с кем легко помириться.

Впрочем, эти предзнаменования еще не омрачали мыслей полководца. В следующем месяце до него добрались запыхавшиеся посланники с вестями о вторжении Хосрова и призвали его в Константинополь. Собрав всю готскую казну и изрядно удивленного Витигеса с его семьей, Велизарий повиновался приказу. Готы не понимали, что их предали, пока корабли не вышли из гавани.[85]

Военачальник прибыл на Восток и обнаружил его в полном беспорядке. Хосров сделал все возможное, чтобы за время своего четырехмесячного рывка продвинуться к Антиохии, третьему по величине городу в Византии. Племянник императора Герман, который отвечал за защиту Сирии, предложил персам огромную взятку, если они покинут территорию Византии, но увяз в деталях переговоров и раздосадованно бросил город на произвол судьбы. Шесть тысяч солдат, ответственных за защиту протяженных стен, благоразумно бежали при приближении огромной армии захватчиков, и персы вошли в город.

Городское ополчение синих и зеленых безуспешно пыталось сопротивляться захватчикам, но оказалось бессильно против профессиональной персидской армии. Резня была ужасающей. Солдаты двигались по улицам, грабя и поджигая все на своем пути, и когда все ценное было разграблено, Хосров сжег город и продал его население в рабство.

Персидский царь с самого начала не ошибался относительно слабых мест Византии и с готовностью продолжил свои действия против Сирии. Впрочем, ко времени прибытия персов положение дел радикально изменилось, и успехи Хосрова резко прекратились. Испуганный персидский гонец предстал перед Великим царем и захлебываясь, посоветовал монарху бежать. «Я повстречался с полководцем, который превосходит всех других людей!» — сообщил он. Велизарий явился на Восток.

Прибытие великого полководца взбодрило войска и сразу повысило боевой дух. Новости о пребывании Хосрова в Сирии дошли до Велизария, но он не собирался дожидаться царя. Раз персы вторглись в империю, он собирался ответить тем же. Не было ничего лучше небольшого грабежа, чтобы заставить персов бежать домой. Едва только Хосров вторгся на территорию империи, как, к своему ужасу, обнаружил, что Велизарий уже выжег весь обратный путь к столице Ктесифону. Все выглядело так, что война с Персией будет закончена одним ударом.

Хосров бросился домой, отчаянно стремясь защитить свою столицу, но византийское вторжение так и не состоялось. 541 год, как выяснилось, был вершиной для царствования Юстиниана и для Византийской империи. На западе Велизарий вернул Африку и Италию под контроль империи; на востоке он отбросил персов и теперь был близок к завоеванию их столицы. Безмерные богатства вандальской и готской сокровищниц добавили блеска поражающим воображение строениям по всей империи. Антиохия была восстановлена, а в Константинополе блистала жемчужина имперской короны — собор Святой Софии, архитектурное чудо века. Готы избрали нового короля по имени Тотила, но их королевство было на грани краха, и когда персы были повержены, казалось, что ни один враг не сможет выстоять перед мощью византийской армии. Однако когда Велизарий отплыл в Ктесифон, такой враг явился.

Портовый город Пелузий, затерянный в восточном углу дельты Нила, был свидетелем многих великих вторжений античной эпохи, начиная с Александра и заканчивая Марком Антонием. Август Цезарь когда-то стоял под его стенами, и Помпей Великий был убит рядом с его воротами — но самыми впечатляющими его завоевателями стали грызуны. Ко временам Юстиниана у них уже сложились с городом долгие и сложные отношения. В VIII века до н. э. Синнахериб и ассирийцы были вынуждены уйти отсюда, когда полевые мыши погрызли тетиву их луков и ремни щитов. Персидский царь Камбис II — несомненно хорошо знавший историю — в VI веке до н. э. взял город, выпустив впереди своей армии кошек, которые рассеяли крошечных врагов. Впрочем, грызуны были только отброшены, но весной 540 года они вернулись.

Прибывшие на кораблях из портов Нижнего Египта крысы принесли с собой зараженных блох, проникли в город, и ужасная Yersinia Pestis начала свое чудовищное шествие по миру. Самое известное ее явление произойдет в XIV веке, когда ее с содроганием будут поминать как «черную смерть», но вспышка VI столетия, хотя и вспоминаемая куда более смутно, была, возможно, даже более страшной. Болезнь как пожар распространялась по Александрии, основному поставщику зерна в империи, а оттуда перекинулась и на прочий мир.

Зараженные не вызвали особой настороженности, и болезнь распространялась с ужасающей скоростью. Если она поражала легкие, возникали болезненные опухоли у лимфоузлов, и смерть наступала в течение недели; если она попадала в кровь, по всему телу появлялись черные пятна, и жертве оставалось жить не больше дня. Никто не знал причин заразы или того, как она передается — соответственно, не было и очевидной защиты от нее. Передвигаясь с людьми и кораблями, чума поражала наиболее плотно населенные области, порой унося до трех четвертей населения.

В Константинополе болезнь беспрепятственно свирепствовала четыре месяца, убивая по десять тысяч человек ежедневно. Мертвых было столько, что вскоре кладбища были переполнены, и тела пришлось сваливать в пустующий замок до тех пор, пока гниющие трупы не начали переваливаться через стены. Обезлюдевший город полностью замер, не в силах поддерживать ритм обычной жизни в настолько напряженной ситуации. Торговля почти прекратилась, фермеры бросали свои поля, и немногие оставшиеся работники прилагали все силы, чтобы сбежать из пораженного болезнью города. Когда чума наконец утихла, на смену ей пришли голод и нищета.

Поначалу бедствие не затронуло Велизария, находившегося далеко на персидских рубежах. До него доходили рассказы об ужасной болезни, но он мало что мог поделать с ситуацией, кроме как решить персидскую проблему как можно скорее. Впрочем, вскоре на восток пришли новости, радикально меняющие ситуацию: заболел сам Юстиниан.

Византийская армия погрузилась в хаос. Юстиниан не назвал наследника, а Феодора годами нашептывала ему в уши ядовитые мысли, настраивая против армии. У войсковых командиров не было никаких сомнений, что если император сейчас умрет, она назначит наследника, не советуясь с ними. Они единогласно признали Велизария лучшим кандидатом в императоры и поклялись не соглашаться ни с каким решением Феодоры, принятым без их участия и одобрения.

Будучи бездетной, императрица прекрасно понимала, насколько малы ее шансы на власть. После нескольких месяцев, в течение которых она самостоятельно правила страной, вряд ли кто-то испытал большее облегчение чем она, когда Юстиниан неожиданно пошел на поправку. Именно тогда, еще сильнее укрепив ее позицию, до нее дошло известие о том, что решили командиры на востоке. Разгневавшись из-за того, что они посмели оспаривать ее власть, она немедленно приказала Велизарию явиться в столицу. Кого-то другого он мог бы и одурачить своими уверениями в преданности — но она всегда знала, что он вероломно вожделеет трона. Последние возмутительные события только подтвердили худшие из ее подозрений.

Впрочем, в каком бы бешенстве ни была Феодора, она хорошо знала грань, которую не стоит переходить. Императоры и императрицы лишались власти, если народ начинал негодовать, и сама она едва не стала изгнанницей во время восстания «Ника». Велизарий отличался от прочих — любовь к нему народа была настолько велика, что если бы она бросила его в тюрьму, это скорее всего стоило бы ей трона. Поэтому, как бы сильно она ни желала казнить полководца, ей пришлось удовольствоваться отстранением его от командования, конфискацией его имущества и отправкой его в опалу.