Орджоникидзе из Баку и мы из Тифлиса обещали Владимиру Ильичу в меру наших сил и умения и в надежде на его постоянное внимание к нам провести в жизнь намеченную им программу. Надо ли говорить, что у членов ревкома, у всех коммунистов Грузии было полное согласие с Лениным. Исключение составляли несколько лево-левейших, вскоре круто качнувшихся вправо.
22
Владимир Ильич все больше склонялся к тому, чтобы принять приглашение Серго. Побывать в Грузии давно хотелось. К тому же лечащие врачи настоятельно советовали продолжительный отдых и горный воздух.
Серго заговаривал об этом еще в свой прошлый приезд — в декабре. Ильич ответил: свидимся весной — решим. С конца марта[85] Орджоникидзе возобновил "атаки". Сегодня у Серго неожиданно появился союзник. Из Ганновера доставили перевод напечатанной в газете "Нью-Йорк тайме" корреспонденции "Что с Лениным?".
Доктор Клемперер, известный специалист, приглашенный в Москву для консультации и теперь возвратившийся, сказал своим коллегам:
"Ленин человек крепкого физического сложения, большой рабочей энергии, и все время работает 14–16 часов в день. За последнее время его трудоспособность уменьшилась, и он и его друзья решили расследовать, не является ли это следствием какой-либо болезни… На консультации целого ряда врачей мы осмотрели Ленина и нашли лишь небольшую неврастению, следствие переутомления… Ленин должен некоторое время беречься и отдохнуть".
На переводе Ильич написал:
"Прошу достать мне на время этот № "Таймса", когда он придет".
Вечером того же дня Орджоникидзе доставили записку:
"Тов. Серго! Поговорив с Беленьким на тему нашего вчерашнего разговора, черкните мне, пожалуйста, пару слов, чтобы я знал, что мы договорились вполне и что "недоразумений" не будет.
Нервы у меня все еще болят, и головные боли не проходят. Чтобы испробовать лечение всерьез, надо сделать отдых отдыхом.
Вам, при Вашей занятости, вероятно, никак не удастся самому выполнить то, о чем вчера говорили, да и не рационально, конечно, Вам за это браться. Найдите человека исполнительного и внимательного к мелочам и поручите ему (тогда и ругать мне будет приятнее не Вас, кстати сказать).
Числа около 7 мая я буду ждать присылки мне и подробной карты и сведений о пригодном месте (или пригодных местах) — высота над уровнем моря, изолированность и пр. и т. д. также описания этих мест и тех уездов или губерний, где они находятся.
Признаться должен откровенно, что недоверия к "окраинам" у меня чрезвычайно много; от этого недоверия (и от больных нервов) я прямо-таки ожидаю, что выйдет какой-нибудь "анекдот" вместо всякого лечений. Даже здесь под Москвой мне случалось видеть, как после кучи обещаний получались "анекдоты", для исправления коих оставалось одно: уехать из назначенного места назад в Москву и дождаться там "устранения анекдотов". А из-под Тифлиса или из-под Новороссийска "назад в Москву" не уедешь. Боюсь я, признаться, дальней поездки: не вышло бы утомления, ерунды и сутолоки да склоки вместо лечения нервов.
Найдите человека внимательного к мелочам и пусть он сделает поаккуратнее.
Ваш Ленин"
Двумя днями позднее:
"Т. Серго!
Спасибо за письмо.
Камо просит меня взять его с собой. Я не возражал бы. Но хочу знать Ваше мнение. Если Вы не против, скажите ему от меня, что я согласен (и что все в тайне). Если Вы против, позвоните мне завтра [утром] днем (12 ч. и 1 час; назначьте время через секретаршу) из моего кабинета.
Высоту (над уровнем моря) намеченного дома надо знать, ибо сердце у Надежды Константиновны плохо и большой высоты не вынесет.
Всяческие приветы Вам и Кирову".
Ехать в Грузию Владимир Ильич решил твердо. Какому только месту отдать предпочтение? Боржому? Надо еще посоветоваться с Серго. Семнадцатого апреля он пишет записку в Тифлис:
"Т. Серго! Посылаю Вам еще несколько маленьких справок. Они сообщены мне доктором, который сам был на месте и заслуживает полного доверия: Абастуман совсем, де, не годится, ибо похож на "гроб", узкая котловина; нервным негодно; прогулок нет, иначе как лазить, а лазить Надежде Константиновне никак нельзя. Боржом очень годится, ибо есть прогулки по ровному месту, а это необходимо для Надежды Константиновны. Кроме того Боржом — высота подходящая. Абастуман же высота чрезмерная, больше 1000 метров. Нельзя. Особенно наш доктор предупреждает против ранней поездки, де, будут холода и дожди сугубо до половины июня. На этот последний счет я не так боюсь, если дом не протекает и отапливается, ибо при этих условиях холода и дожди не страшны.
Жму руку. Ваш Ленин.
Р. S. Понятно, отдельные дома на подходящей высоте могут в самых различных и многих местах быть вполне годны".
Серго также готов был отдать предпочтение Боржому. Все будто счастливо складывалось, скорее бы только наступило лето! Камо нетерпеливо считал дни, последние свои дни!.. Многое было безжалостно перечеркнуто и растоптано тем летом.
Пока — в апреле — все еще шло по плану друзей.
Двадцать третьего числа в известной в ту пору Солдатенковской больнице Владимиру Ильичу сделали операцию. Извлекли отравленную пулю, оставшуюся в полости ключицы после покушения тридцатого августа 1918 года.
Операция прошла хорошо. Не хирургов вина, что месяц спустя болезнь Ильича неожиданно дала новую вспышку. Положение настолько ухудшилось, что пришлось, не откладывая, переехать в Горки, четыре месяца провести в строгом режиме. О Кавказе уже никто не заикался.
Тем временем Серго пришлось похоронить Камо. Он не болел, отлично чувствовал себя; побывал в Тегеране, получил новое назначение — начальником Закавказского таможенного управления. А четырнадцатого июля произошло до сих пор необъяснимое. В самом центре Тифлиса — на спуске с проспекта Руставели на набережную Куры — на Камо, как обычно ехавшего на велосипеде, налетела грузовая машина. В больших городах катастрофа не такая уж чудовищная…
На гроб Камо Серго возложил венок от Владимира Ильича и Надежды Константиновны. Слезы мешали говорить. В газетах было опубликовано:
"Тифлис, 18 июля 1922 г.
От имени ЦК РКП говорит С. Орджоникидзе. Волнение мешает оратору, речь его прерывиста.
Дорогой Камо!
Встретился я с тобой 18 лет назад. Я был молод. Ты считал своим долгом разъяснить мне, как стать большевиком, как бороться за интересы пролетариата. Сегодня приходится расстаться с тобой… За эти 18 лет мы не раз встречались… И не раз ты излагал свои планы о борьбе с капитализмом… Порой эти планы казались несбыточной фантазией… Я помню, как говорил ты об этих планах с товарищем Лениным, который любил тебя горячо… (Волнение перехватывает голос оратора.)
Когда встречусь с Лениным, я не знаю, что я буду говорить! Прибывшие из Москвы товарищи говорят нам: "Как вы не сумели сберечь Камо?!!"
Жизнь продолжала наносить удары, такие, что легко могли сбить с ног. Для Серго снова наступали месяцы тяжелых переживаний, мучительного разрыва со многими близкими людьми. Владимир Ильич "право на раздражаемость отверг"…
А было чертовски обидно. Серго звал своих старых товарищей по революционному подполью и по гражданской войне, тех, кого в Грузии привыкли считать солидными марксистами, — Филиппа Махарадзе, Буду Мдивани, Котэ Цинцадзе:
— Нужно покопаться у себя в душе как можно поглубже, как только найдешь маленькую националистическую струнку, то ее нужно вырвать, выбросить и сказать: "Не надо", ибо она мешает нам, нашему единению, нашей силе, нашей воле.
