Серго и не заметил, как закончился 1909 год. Встреченный в тюремной камере, он, в сущности, оказался совсем неплохим годом. Даже очень богатым делами, событиями, борьбой — тем, что Серго больше всего ценил в жизни.
Новый год начался хорошо. Революционные отряды Сердара Мухи выиграли несколько крупных боев. Освобожденный Гилян протягивал руку Центральному Ирану. Ничто — ни труднодоступный перевал, ни казаки Ляхова, ни крепостные пушки генерала Снарского — уже не могло изменить ход событий. Не сегодня, так завтра власть в Тегеране должна была перейти к народу.
Далеко не всегда тот, кто готовит победу, разрабатывает планы, бывает участником или хотя бы свидетелем торжества. Еще от стен Казвина Серго повернул назад, в Энзели. С первым же пароходом общества "Кавказ и Меркурий" отплыл в Баку.
В папках жандармских ротмистров — они почему-то предпочитали светло-салатовый цвет — опять появились донесения филеров, "указывающие на скрывающегося в Балаханах фельдшера Сергея Орджоникидзе. Принятыми мерами он обнаружен не был".
Из Тифлиса поправили бакинских коллег: "Разыскиваемый Орджоникизде на прошлой неделе опознан в местном Ботаническом саду. Он исчез раньше, чем агенты и полицейские сумели пробиться сквозь толпу, выражавшую сочувствие и поддержку с.-д. оратору".
В Закавказье Серго оставался до тех пор, покуда военное счастье в Иране снова не стало клониться на сторону контрреволюции. Для возвращения Орджоникидзе выбрал неожиданный для охранки путь. Сухопутный, через Эривань, Джульфу и Тебриз. Оттуда на Тегеран.
Радость новой встречи с Сердаром Мухи, с боевыми друзьями омрачалась совсем плохими вестями из Гиляна и соседних с ним провинций. Покуда революционеры укреплялись в Тегеране, русский консул в Реште и резиденты "Интеллидженс сервис" объединили враждующих ханов Северного Ирана, снабдили их оружием, подбодрили золотом. Вспыхнуло восстание.
"Персия переживает тяжелые дни, — писал Сер-го из Тегерана в Баку. — Нет ни денег, ни людей. Россия и Англия разинули рты и готовы проглотить ее".
Предстоял новый, трудный поход. В обратном направлении. Из Тегерана через горный хребет и пустыню на север. Из столицы вышли два отряда добровольцев. Один на Зенджан — узел шоссейных дорог на северо-западе страны. Второй — на Решт. Во главе с Сердаром Мухи и Серго.
Среди бойцов были и старые товарищи Серго из Тифлиса, Баку, Кутаиса, Елизаветполя. В пути присоединялись горцы, пастухи, ремесленники и особенно много крестьян. Покуда добрались до Решта, силы утроились.
Одну колонну Серго повернул на Ардебиль. Ему не терпелось покончить с мятежными шахсеванскими ханами. Он сам руководил штурмом города. Революционерам основательно помогли знаменитые ардебильские ковровщики. Они захватили в плен руководителей мятежа — более пятидесяти ханов. Серго распорядился заковать ханов в кандалы и отправить на суд в Тегеран.
Серго получил возможность заняться делами более приятными.
Четвертого июня 1910 года Серго пишет в Париж Владимиру Ильичу:
"Уважаемый товарищ!
Ваше письмо и протоколы[23] получил, за что товарищеское спасибо Вам… Пока все, что выслали, получили. "Via Berlin, Bacou" лишнее, так как из Франции транспорт для Персии получается в запакованном пакете, который вскрывается только в Энзели… "Голос Социал-Демократа" и. "Дневник Социал-Демократа" получили… Товарищам энзелинцам написал, чтобы они тоже позаботились о деньгах. Как вышлют, переведу.
По поводу просимого мною одного № ЦО: я, товарищи, ЦО получаю аккуратно. Тот № просил меня один товарищ из Энзели, который, оказывается, не знал, что в Энзели получается литература, а после того как он узнал, эта необходимость исчезла, так что "недоразумение" до некоторой степени оказалось к месту.
…С большим удовольствием прочел "Дневники". От души рад плехановскому повороту, но не могу не отметить, что он больше других грешен в том, в чем он обвиняет наших. Но без этого и не могло быть: нужно же было за что-либо ухватиться. Кто дипломатничал после 2-го съезда? Кто в продолжение 7 лет шел рука об руку и вдохновлял российский ревизионизм в лице меньшевиков? Конечно, Плеханов и никто другой. Но, если в настоящее время он на самом деле останется на занимаемой позиции, это будет безусловно плюсом для партии. Но я должен признаться, что по отношению к нему я уподобился "неверующему Фоме". По-моему, подкованные ноги у нас всегда должны быть готовы… Впрочем, об этом Вы больше осведомлены, и если бы поделились своим мнением, было бы приятно.
В Персии думают приступить к созданию социал-демократической организации; об этом, быть может, пришлю корреспонденцию в ЦО.
С тов. приветом Серго
Привет редакции ЦО"
Грех было бы жаловаться на почту. Она очень аккуратно, без задержки, все доставляла — и в Париж и в Решт. Тем сильнее забеспокоился Ленин, когда с наступлением осени связь оборвалась полностью, сразу. Ильич с недоумением, потом с явной тревогой спрашивал Надежду Константиновну, ведавшую всей перепиской:
— Из Персии так-таки ничего нет? Странно! Что тебе ответили бакинцы?
В первых числах декабря Ленин попросил отправить запрос Шаумяну, пусть сообщит архисрочно, депешей, какие последние известия о Серго он имел.
А виновник треволнений уже находился в других краях. Несколько недель назад Сердар Мухи пожелал благополучного пути своему Муштехиду.
7
Владимир Ильич завел строгий "прижим", как он шутливо определял. Вставал в восемь часов утра. После чая садился на велосипед. Ехал через весь Париж с окраинной улочки Мари-Роз в Национальную библиотеку. В два часа поневоле возвращался — библиотека закрывалась на обеденный перерыв, свято соблюдаемый всей Францией. Так было и в промозглый декабрьский день, когда в двери энергично застучала консьержка. Нрав у нее вообще-то вполне сносный, но сейчас женщина была разгневана тем, что ее оторвали от обеда.
Консьержка потребовала, чтобы Надежда Константиновна немедля последовала за ней.
— Пришел какой-то человек, ни слова не говорит по-французски, должно быть к вам.
"Я спустилась вниз, — рассказывала впоследствии Крупская, — стоит кавказского вида человек и улыбается. Оказался Серго.[24] С тех пор он стал одним из самых близких товарищей".
Для начала Ленин усадил Серго обедать, И тот совсем позабыл, что имеретинские правила хорошего тона разрешают воспользоваться приглашением лишь после того, как оно трижды повторено хозяином дома, Быстро принялся уплетать нехитрую стряпню Надежды Константиновны, всегда печалившейся из-за своих малых кулинарных способностей…
Потом Ильич позвал в "приемную". Она оказалась той же кухней. Только от стола пересели к окну, выходившему в сад.
Этой своей привычке — вести самые задушевные разговоры на кухне Владимир Ильич не изменил до конца жизни. В июле 1919 года Ленин узнал от Надежды Аллилуевой, что в Москву только что вернулся Орджоникидзе, которого уже несколько месяцев считали погибшим на Северном Кавказе, — белогвардейские телеграфные агентства и газеты передавали массу подробностей о пленении и расстреле ненавистного чрезвычайного комиссара Юга. Ильич тут же пригласил Серго к себе домой — в Кремль. Уселся с ним пить чай на кухне. Все совсем как в былые времена на улице Мари-Роз. Стол так же покрыт клеенкой в трещинках и вместо стаканов — чашки, явно не принадлежащие к одному сервизу. И долгая-долгая беседа решительно обо всем!
…За окном был Париж. Запах жареных каштанов и нежно-зеленая трава в декабре.
Серго говорил:
— Владимир Ильич, поверьте, у меня не было никакой возможности известить вас о выезде из Гиляна, тем более о том, что я пробираюсь в Париж. Нельзя было давать еще один лишний шанс нашей российской жандармерии и заграничным агентам политической полиции… Их кто-то очень точно информирует. Это мнение и бакинских работников.
