"Ввиду нарушения демократических институтов правительство Соединенных Штатов полностью прекращает поставку муки, маиса, сахара, любых других продуктов. Так будет, пока не восторжествуют силы порядка".
Джона Рида, великого американца, тогда уже не было в живых…
За тридевять земель, в глубинах Азии, Африки, Латинской Америки, возвращавшиеся из Баку делегаты повторяли слова Рида, знакомили свои народы с характером дяди Сэма. В Тифлисе правительство меньшевиков вторило полковнику Гаскелу: "Наши демократические традиции требуют, чтобы мы не пропускали в Армению продукты из России и Советского Азербайджана. Голод — целебное средство"!
Серго гневно протестовал против задержки эшелонов с продовольствием и попыток грузинских меньшевиков делить с турками армянские земли.
Становилось все труднее терпеть и то, что делалось в Грузии. Сам Жордания вынужден был признать: "Дальше некуда идти. Грузия летит в пропасть".
Пятнадцатого декабря Серго пришел на военный телеграф. Написал красными чернилами на бланке члена Реввоенсовета Кавказского фронта:
"Москва — Кремль Ленину
Совещание Кавбюро в составе Стасовой, Нариманова, Мдивани, Орджоникидзе, в присутствии Элиава, Леграна, Старка, Думбадзе, Окуджава, командарма Геккера и члена РВС XI армии Михайлова, единогласно решило с рассветом перейти границу Грузии. Все подготовлено".
Владимир Ильич приказал любым способом немедленно вызвать Баку:
"Только что прочитал шифровку номер первый. Вот ответ: Это в корне противоречит решению ЦК. Может иметь пагубные последствия. Ни в коем случае не разрешается Центральным Комитетом. Категорически требуем приостановления, отмены решения".
Скрепя сердце Орджоникидзе подчинился:
"Получили ответ Ленина. Ясен и понятен… Все будет исполнено".
Ленин все же не успокоился. Семнадцатого декабря он собрал Пленум ЦК для того, чтобы снова "…подтвердить решение о мирном направлении политики РСФСР на Кавказе и потребовать от Наркоминдела и военного ведомства принятия всех мер, которые могли бы обеспечить успех этой политики".
Четыре дня спустя в Москву приехал Серго.
— Я делегат Всероссийского съезда Советов, — шутливо напомнил он Ленину, и через минуту оба погрузились в грузинские дела.
Под Новый год Серго вернулся в Баку. А второго января с утра они вместе с Кировым засели за письмо членам Центрального Комитета партии. Руководители Кавбюро отстаивали свою позицию: "немедленно советизировать меньшевистскую Грузию".
Снова Пленум Центрального Комитета. Мнение прежнее: "Строго сообразоваться с уже имеющимися по этому поводу решениями ЦК".
Меньшевики тем временем сами рубили швартовы и якоря, кое-как удерживавшие на поверхности их давно не пригодное к плаванию судно. Уже не пристрастный Серго и не влюбленный в Кавказ Киров, а потомственный дипломат, автор "Истории Российского министерства иностранных дел", величайший знаток международного права и международных отношений Георгий Васильевич Чичерин заявил, что "вероломство Тифлисского правительства беспримерно".
В обширном письме Ленину Георгий Васильевич привел чудовищные факты. Лишь в самые последние недели, писал он, меньшевики предложили в аренду англичанам Батум, столковались с верховным комиссаром Франции в Грузии Шевалье об "ударе в лоб" большевикам Азербайджана и Армении, приютили в самой фешенебельной гостинице Тифлиса "Ориан-те" "горское правительство", "комитет содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевиков", "комитет возрождения Баку".
Нарком иностранных дел приложил и вырезки из лондонских газет. Весьма сочувственно относящийся к меньшевикам журналист Бишофер и тот напечатал: "Шовинизм социал-демократического государства Грузии вне всякого предела. Я спрашивал одного из грузинских министров, — делился Бишофер, — почему его правительство называет себя "социал-демократическим"! На это он, пожимая плечами, ответил: "Каждый должен себя как-то называть".
Начало февраля. В Тифлисе арестовано посольство Советского Азербайджана, разорваны дипломатические отношения. По требованию министра внутренних дел Н. Рамишвили объявлена "чрезвычайная мобилизация" — гимназистов и их почтенных дедушек хватают на бульварах, под конвоем доставляют в казармы. Особые отряды "народной гвардии" артиллерийским огнем сжигают селения нейтральной зоны, установленной после войны Грузии с Арменией.
И там, где каратели больше всего неистовствовали- в Борчалинском уезде, — крестьяне взялись за охотничьи ружья, старые берданки, кинжалы. Неравенство сил уже не останавливало. Мужчины и женщины выхватывали из рук меньшевистских гвардейцев винтовки. После недолгих колебаний к повстанцам присоединились два грузинских пехотных полка, расквартированных в этом же уезде.
Весеннее половодье прорвало глухую плотину. Восстание перекидывалось из уезда в уезд. Из Восточной Грузии в Западную, в горы Рачи, в приморские долины Абхазии. Шестнадцатого февраля в местечке Шулаверы, неподалеку от Тифлиса, повстанцы образовали революционный комитет, обратились за помощью к России, Азербайджану и Армении.
XI армия получила приказ перейти границу, взять на себя "защиту повстанцев от грозившего им истребления… Действовать энергично и скоро".
Двадцать пятого февраля. Серго, уверенный, что сыновний долг перед родным народом выполнен, известил Владимира Ильича:
"Над Тифлисом реет Красное Знамя Советской власти. Да здравствует Советская Грузия! Орджоникидзе".
Ответил Ленин по-своему, так мог только он один!
"Передайте грузинским коммунистам и специально всем членам Грузинского ревкома мой горячий привет Советской Грузии. Особенно прошу их сообщить мне — есть ли у нас с ними полное согласие по трем вопросам:
Первое: надо немедленно вооружить рабочих и беднейших крестьян, создавая крепкую грузинскую Красную Армию.
Второе: необходима особая политика уступок по отношению к грузинской интеллигенции и мелким торговцам. Надо понять, что последних не только нерасчетливо национализировать, а надо пойти на известные даже жертвы, лишь бы улучшить их положение и оставить им возможность вести мелкую торговлю.
Третье: гигантски важно искать приемлемого компромисса для блока с Жордания или подобными ему грузинскими меньшевиками, кои еще до восстания не были абсолютно враждебны к мысли о советском строе в Грузии на известных условиях.
Прошу помнить, что и внутренние, и международные условия Грузии требуют от грузинских коммунистов не применения русского шаблона, а умелого и гибкого создания своеобразной тактики, основанной на большей уступчивости всяческим мелкобуржуазным элементам…"
— Мы, первые работники Советской Грузии, — Делился взволнованный Мамия Орахелашвили,[84] - учитывали довольно сложную политическую обстановку страны с ее своеобразной социальной структурой. Но не упускали из виду отсталости экономики сей "азиатской Швейцарии". Но мы нечего греха таить — твердо не знали, какое отражение эти особенности должны найти в системе политических и экономических мероприятий новорожденной советской власти Грузии. Десятый съезд партии был еще впереди, о новой экономической политике тогда еще на Кавказе не было слышно, а опыт советско-партийной работы большинства грузин-коммунистов перегружен "шаблоном" военного коммунизма.
Мы чувствовали, что этого шаблона здесь, по условиям времени и географии, повторять не нужно, что тут надо как-то по-иному повернуть советский руль. И вот через неделю после освобождения Тифлиса к нам, грузинским коммунистам, по прямому проводу обратился Ленин. Как будто лучи сильного прожектора осветили круг особенных политических задач, стоявших перед Компартией и советской властью Грузии.
