— ЧТО с тобой, было? — кричит Геро. Боже правый, меня мучает совесть. — Мы здесь сидим и думаем, что произошло самое страшное, а ты покупаешь какие-то охотничьи причиндалы! Это непостижимо. Бедный Мариус звонил мне раз двадцать. Никто не знал, где ты пропадала после этой ужасной драмы! Никто! Даже телевизионщики! Мы думали, ты что-то с собой сделала или один из преступников сбежал, прихватив тебя, и уже приближается к границе с Чехией или что-нибудь в этом роде. Мы предполагали, что тебя накачали наркотиками и тебе до конца дней своих придется работать в публичном доме. А ты просто БЫЛА В МАГАЗИНЕ «ВСЕ ДЛЯ ОХОТНИКОВ»!

— В следующий раз я обязательно позвоню, — обещаю я жалобным голосом.

— Ты хочешь сказать, что и впредь намерена устраивать такую бутафорию? — спрашивает меня взбешенный Геро.

— Конечно нет, — быстро говорю я.

— Я думаю, что теперь это уже никого не удивит, — успокаивается Геро.

Какое счастье!

В конце концов, я кладу трубку. Думаю, Мариус тоже успокоился. Он на кухне вынимает посуду из посудомоечной машины. Я беспомощно стою позади него. Он не оборачивается, но я вижу, как вздрагивают его плечи. Я обнимаю его, он поворачивается ко мне, и я вижу, что у него в глазах стоят слезы.

— Обещай, Каро, что это больше никогда не повторится! Я так волновался! — Потом он меня обнимает и долго не выпускает из своих объятий.

Я не очень-то люблю мужчин, которые плачут. В этом случае мне всегда начинает казаться, что я обязана о них заботиться.

Как это понимать? Почему иногда меня что-то раздражает в Мариусе, а потом мне снова кажется, что у нас все замечательно? У меня какое-то нехорошее предчувствие. К чему бы это?

Заснуть этой ночью мне так и не удалось. Может быть, из-за полнолуния, а может, потому что я очень сомневаюсь насчет всей этой затеи с ток-шоу. С другой стороны, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Так всегда говаривала моя бабушка. В полудреме я вижу те самые шерстяные носки Марго, которые ряд за рядом распускаются, и половички, из которых выскакивают гномы и нападают на меня, крича: «Welcome!». Потом приходит Марго и заставляет меня перебираться через горный ручей. Я подворачиваю ногу на скользком мосту, падаю и из последних сил хватаюсь за перила. Вдруг я вижу Роланда Дункеля, который ухмыляется и говорит: «Вот как низко можно пасть!» Это просто ужасно!

На следующий день в десять утра у нас традиционная летучка. Я официально сообщаю о своем уходе. Речь пока идет только о шести месяцах. Молчание. Инна сразу начинает реветь. Нини скрещивает руки на груди и дуется, и Боб смотрит на меня так, словно я сошла с ума.

— Ты не можешь так поступить, Каро! — Он в ужасе. — Подумай о нас!

По этому поводу у меня несколько другое мнение. Почему я не могу хотя бы один раз подумать о себе?

Только Бернд, наш главный редактор, смотрит на вещи реалистично.

— Пусть Каролин попробует, такой шанс выпадает не каждому, — доброжелательно говорит он, — а когда она вернется, представляете, как мы будем рады!

Ах, так он не верит в мои силы. Подожди, Бернд, я тебя еще удивлю!

Йо сразу дает объявление, чтобы найти мне замену.

— Но пока только на шесть месяцев, — с угрозой в голосе говорит он.

В полдень я звоню Сильвестру в Берлин и принимаю его условия. Он рычит от радости, да так громко, что еще немного, и я заработаю себе тиннитус. (Должно быть, это ужасная болезнь. Я знаю одного человека, у него есть знакомый, который из-за звона в ушах сделал себе операцию по удалению слухового прохода, но шум так и не прошел. А еще кто-то мне рассказывал, что некоторые из-за звона в ушах совершали самоубийство. Ужасно, это просто ужасно!)

Сильвестр кричит:

— Я знал, Каро, что ты скажешь «да», мы все здесь это знали, Феликс знал, моя секретарша знала, и ты, наверно, еще помнишь того усача со съемок первого ток-шоу, с прожектором, в полосатой рубашке, он тоже это знал, и мы очень рады, что все это знали!

Застрелиться и не жить, если Сильвестр будет продолжать в том же духе. Надеюсь, не он отбирает гостей студии, ведь тогда я вообще могу остаться одна.

Сильвестр возбужденно рассказывает, что у моей команды (У МОЕЙ КОМАНДЫ, У МОЕЙ) работа кипит, и уже сейчас составляется анонс для газеты, а потом еще нужно приехать в Берлин и сделать фотографии.

— Да, и скажи номер твоего лицевого счета: «Строуберри» ведь берет на себя расходы по созданию нового имиджа, включая покупку одежды.

Само собой разумеется, мне предоставят также личного имиджмейкера, госпожу Хубер, которая в этом кое-что смыслит, и все такое. Для меня и так больше чем достаточно. А потом — я уже представляю, как Сильвестр поднимает свой указательный палец — он говорит:

— Ты ведь знаешь, Каролин, на экране люди кажутся толще, чем они есть на самом деле, так что тебе придется в ближайшее время сесть на строгую диету. В конце концов, мы все хотим гордиться тобой!

Спасибо. Спасибо. Так он, значит, считает меня слишком толстой. Но Виола из ток-шоу «Позднее утро с Виолой» тоже не супермодель. Правда, у ее программы рейтинг не ахти какой.

Мы сходимся на том, что в начале следующей недели я приеду в Берлин. Сильвестр говорит, что он хочет «все сделать четко, я ведь четко все говорю, правда, я все делаю четко, не так ли, Каро?» После этого телефонного разговора я просто без сил. Сильвестр сведет меня с ума. Я задаюсь вопросом, как ему удалось создать такую преуспевающую фирму, он ведь начинал с нуля. Есть только одна возможность: все люди, с которыми он когда бы то ни было, имел дело, будь то банкиры или чиновники, оформляющие кредиты, в один прекрасный момент просто говорили «да», чтобы не слушать его нескончаемую болтовню. Другого варианта не придумаешь.

Вечером я, Мариус, Геро, Том, Рихард, Питбуль, Марго, Маузи и Малыш Джо идем в ресторан. Рихард спрашивает, не может ли и он поехать с нами в Берлин, чтобы помочь в оформлении студии, где будут проходить съемки, потому что наверняка дел будет очень много.

Марго рычит:

— Но до свадьбы-то ты ведь еще побудешь здесь, подружка?

Я киваю. Питбуль говорит, что он счастлив и не может дождаться дня свадьбы, и Марго уже сказала ему, что ее свадебное платье будет для всех настоящим сюрпризом. Мне становится плохо. Питбуль убьет меня, если Марго появится перед алтарем в брюках-гольф и охотничьих сапогах. Наверняка она пригласит еще целый полк охотников, которые будут трубить в рог и распевать свои дикие песни. Может быть, она прямо в церкви устроит охоту, и мужчины, одетые во все зеленое, с ружьями будут гоняться за зайцами прямо на свадьбе. Питбуль сильно взволнован. Он купил первый в своей жизни смокинг и на время свадебных торжеств арендовал ресторанчик «Ахорнсхоф». Соберется двести приглашенных.

— Мы будем веселиться до упаду. Расходиться раньше семи утра никому не позволим.

Ну, за этим дело не станет. Пока будет вино и кайперинха — лучше этой бразильской водки ничего нет, — мы не уйдем.

В любом случае Марго заговорщически посматривает в мою сторону. Просто не выношу эту женщину. Не знаю, как сказать, но что-то в ней не в порядке. Надо в этом разобраться…

Нашим объявлением о приеме на работу на радио заинтересовались многие. Теперь мы с начальником просматриваем анкеты и отбираем понравившиеся нам. Потом Йо приглашает трех женщин на собеседование.

Первая — очень красивая девушка, но, как выясняется из разговора, по профессии она медсестра.

— Я люблю слушать радио и прекрасно общаюсь по телефону, — говорит она с сияющей улыбкой.

Вторую девушку зовут Бирте. А что, подходящее имя! Она бы хорошо смотрелась где-нибудь в шведской деревушке в окружении буренок; у нее такой здоровый румянец! Она могла бы быть прекрасной молочницей. Бирте изучает теологию. Такая сотрудница нам точно не нужна. Если она услышит непристойные замечания моих коллег, она тут же упадет в обморок.

Номер три — вполне адекватная персона, со здравыми взглядами на жизнь. Один раз Верена уже проходила практику на радио и с удовольствием окунулась бы в эту атмосферу еще раз. В качестве эксперимента мы приглашаем ее один день отработать со мной. Все должно пройти гладко.