«Дамский угодник, он находился в свите то одной, то другой московской красавицы. <…> Вообще он был нрава веселого и большой хохотун. У него были кошачьи ухватки. Он часто лицо свое словно облизывал носовыми платками, которых носил в карманах по три и по четыре. Князь Юсупов говорил про него: он не только московский ловелас, но и московский ложелаз. Так прозвал он его потому, что, бывая во всех спектаклях, он никогда ничего не платил за вход, а таскался по ложам знакомых своих барынь»[500].
Театральное приключение имело неожиданное продолжение.
«Берхман увез мадам Шульц, — писал В. Л. Пушкин П. А. Вяземскому 10 апреля 1819 года. — Это совершенная правда. Он нанял своей красавице небольшую квартиру близ Запасного Дворца, а между тем отделывает ей дом на Поварской. Эта шалость станет ему в копейку, и надобно думать, что жена знает все его проказы. Шульц показывает какие-то письмы, в которых Берхман, уверяя берейторшу в любви своей, подписывается и любовником, и мужем. Каково тебе это покажется?
Сибилев с Шульцем в большом ладу, а с похищенной женою в ссоре. Кажется, что в другой раз он не поедет с нею в театр, переодетый в женское платье» (249).
Театр представлен в письмах Василия Львовича многочисленными названиями спектаклей и именами актеров, сведениями самыми разными. Его, завзятого театрала, интересует всё, что связано с театром, в том числе и ремонтные работы, и назначение новых начальников.
«Главный директор Российских театров кн. Тюфякин находится здесь, и камергер Майков у него днюет и ночует. По приезде в Москву Тюфякин приказал обить ложу директорскую шелковой материей; вот единственная перемена, которая в нашем театре воспоследовала. Вчера играли „Князя-Невидимку“. Старик Петр Михайлович Лунин восхищался музыкою, декорациями, балетом и кричал „C'est comme а'Paris! Bravo! Mr. Maikoff! Bravo!“[501]. Я хохотал от чистого сердца. Танцовщица Новкова умерла. О ней не грех потужить и поплакать. Французская труппа, которую ожидают в Петербурге, начнет в сентябре свои представления, и я думаю, что многие варшавские актеры туда переедут. Тюфякин мне сказывал, что все ложи взяты и что это дело пойдет хорошо» (18 августа 1819 года) (262).
Василий Львович — постоянный зритель драматических и оперных спектаклей. Он наслаждается итальянской оперой в доме С. С. Апраксина, бывает на концертах заезжих знаменитостей. Когда в 1820 году в Москве в зале Благородного собрания поет «чудесная Каталани, восхищая и изумляя своим „магическим пением“» (выражение И. И. Дмитриева), то В. Л. Пушкин конечно же занимает свое место в первых рядах ее восторженных поклонников. 25 июля 1820 года на концерте итальянской певицы он подносит ей французский катрен:
Подчас богам для нас бывает
Творить угодно чудеса.
Царица пения пленяет
Сердца нам, уши и глаза.
(Перевод Н. Муромской)
П. И. Шаликов тоже посвящает Каталани свои стихи и еще прозу: в 60-м номере «Московских ведомостей» за 1820 год напечатано его восторженное описание концерта Каталани. И. И. Дмитриев сообщал П. А. Вяземскому:
«Не знаю, дошли ли до вас их катрены. Вот третий»:
Что Шаликов сказал в газетах Каталани?
Что у него язык присох к гортани.
А Пушкин что примолвил ей?
Что у него глаза и пара есть ушей
[502].
Театральные новости в письмах В. Л. Пушкина — это и новости о постановках на сценах домашних театров. Без его участия домашние спектакли конечно же многое теряли. Не случайно 4 февраля 1821 года А. И. Тургенев шутливо писал И. И. Дмитриеву: «Желаю слышать о блистательных подвигах Василия Львовича на сцене мира и домашних театров». Правда, сообщая П. А. Вяземскому названия пьес, В. Л. Пушкин, как правило (вероятно, из скромности), не рассказывал о своей игре, но этот досадный для нас пробел в какой-то мере восполняют письма А. Я. Булгакова брату за 1822 год — в это время П. А. Вяземский уже вернулся в Россию и сам мог насладиться игрой своего друга.
14 июля 1822 года А. Я. Булгаков сообщал К. Я. Булгакову о празднике в Остафьеве по случаю дня рождения П. А. Вяземского: большой съезд гостей, пальба из пушек, праздничный обед, катание на лодках по пруду, народный праздник на лугу — качели, хороводы. И театральное представление. В пьесе «Портной Руссо» играли Василий Львович и Алексей Михайлович Пушкины:
«Оба Пушкина были очаровательны. Василий Львович играл роль богача, помешанного на почестях, титулах и праздниках. А. М. Пушкин играл портного и весьма нас позабавил! Его роль состояла в том, чтобы обманывать богача; теперь он только это и делает в гостях всякий раз, когда встречает в гостях доброго доверчивого Василия Львовича» (оригинал по-французски)[503].
24 июля А. Я. Булгаков описывал праздник в имении Мусиных-Пушкиных Валуево, куда отправился вместе с В. Л. Пушкиным. Дождь помешал фейерверку, иллюминации и прогулкам. Но обед был очень хорош, шампанское всех развеселило, начались танцы и игры. Василий Львович отличился в шарадах. Нужно было представить слово «ворона». И Василий Львович изобразил в этом представлении известной басни И. А. Крылова лисицу: он появился на четырех лапах из-за ширм в обыкновенном своем костюме, толстый, изнемогающий от неудобной позы и к тому же опасающийся приступа подагры. Это было уморительное зрелище. К тому же сказали, «что роль лисицы подходит Вас. Львовичу как самому тонкому, самому остроумному в обществе. В. Л. был очень польщен и согласился…» (оригинал по-французски)[504]. Смех, да и только.
Но обратимся вновь к письмам В. Л. Пушкина. Литературная тема не менее значима в них, чем театральная. Свои и чужие сочинения, журнальные статьи, суждения о литературных новинках, рассказы о чтениях в частных домах, о заседаниях Общества любителей российской словесности. И здесь — тоже не только новости, но и происшествия.
«Новостей у нас не много, — писал Василий Львович П. А. Вяземскому 27 марта 1819 года. — Шаховской в Москве, ездит по домам и читает какого-то Пустодома, новую комедию плодовитой своей Музы. Третьего дня он читал ее в доме Андрея Семеновича Кологривова; креслы под огромною тушею Гашпара подломились, он упал вверх ногами, панталоны лопнули, и он показал присутствующим
ce е qui servit au premier homme
a'procreer le gentre huimain.
Я на этот случай написал следующую эпиграмму»:
Читая Пустодома,
Несчастный жребий свой наш Гашпер предузнал,
Партера грозного он не дождавшись грома,
Осмеянный — упал. (246–247).
Андрей Семенович Кологривов, в доме которого А. А. Шаховской читал свою комедию, — генерал, который, по словам С. П. Жихарева, в молодости был гулякой, а в 1819 году, как мы видим из письма В. Л. Пушкина, интересовался и литературными новинками. Когда комедиограф представлял «Пустодомов» (не «Пустодом», как писал Василий Львович, а «Пустодомы») у А. С. Кологривова, комедия не была еще ни поставлена, ни напечатана. Ее премьера состоялась в Петербурге, в Большом театре, 10 декабря 1819 года, впервые вышла в свет отдельным изданием также в Петербурге в 1820 году. 20 октября 1820 года пьеса была поставлена в Москве. Написана же она была много раньше — вероятно, в 1817–1818 годах. Путь произведения А. А. Шаховского на сцену был достаточно долгим, потому как драматург 12 июля 1818 года был уволен из театра. Причиной тому послужила его ссора с директором театра князем П. И. Тюфякиным, который оскорбился репликой в комедии «Своя семья» — «Он до обеда глуп, после обеда пьян», приняв ее на свой счет. К тому же свидетелями ссоры стали актеры — так что из театра А. А. Шаховскому пришлось уйти. Впрочем, с комедией «Пустодомы» многие познакомились до ее постановки на сцене. Так, А. С. Грибоедову пьеса не понравилась. После премьеры высказывались различные суждения. А. С. Пушкин счел «Пустодомов» дурной комедией, а С. Т. Аксаков — комедией оригинальной, отличающейся прекрасными стихами и прелестными сценами. В. Л. Пушкин в своей эпиграмме на так неловко упавшего А. А. Шаховского пророчил ему провал комедии, грозный гром партера, смех не только над комедией, но и над ее сочинителем.