23 марта 1816 года Н. М. Карамзин вместе с П. А. Вяземским и В. Л. Пушкиным отправился из Петербурга в Москву. Они добрались до Первопрестольной утром 27 марта, то есть ехали по тем временам не так уж и долго — меньше пяти дней. Наверное, Василий Львович был счастлив — он путешествовал с обожаемым учителем Н. М. Карамзиным и самым близким другом П. А. Вяземским, развлекал их дорожными буриме. П. А. Вяземский предлагал рифмы, Василий Львович сочинял стихи, а Н. М. Карамзину оставалось только смеяться. Некоторые стихи сохранились. Это «Разговор в Ижоре», буриме, сочиненные на станциях в Тосне, Подберезье, Бронницах, эпиграмма, написанная в Яжелбицах, еще несколько стихотворений. Прямо скажем, не шедевры. Любопытны приписки к стихам, сделанные рукою П. А. Вяземского. К стихотворению, в котором арзамасский староста умолял не оставлять его в одиночестве, Петр Андреевич дал такое пояснение:
«Тосна, в 8 часов и 20 минут за деревянным столом и при двух сальных свечах и при шуме клокочущего самовара. Примечание: Кибитка Старосты Вот я Васа изволила отстать бесчинно, и Староста был одержим мучительною неизвестностью о жребии своем, подобно Шаховскому перед падением новой собственной комедии»[455].
К стихотворению, посвященному «товарищу Светлане», П. А. Вяземский дал такое пояснение:
«Староста написал оные вышепрописанные стихи на станции Подберезье в течении 15-ти минут, в присутствии пьяного капитана, который был с Суворовым в Англии и за сей поход получает пенсион по смерть, как он сам сказывал»[456].
Врал пьяный капитан — не совершал А. В. Суворов английского похода. Но и его вранье — тоже дорожный быт наряду с сальными свечками и булькающим самоваром на почтовой станции. Впрочем, кого только не встретишь на почтовом тракте Петербург — Москва!
П. А. Вяземский предложил В. Л. Пушкину отправить в Петербург арзамасцам его дорожные вирши, и простодушный Василий Львович сделал это. И напрасно. Что тут началось! 20 апреля 1816 года в Петербурге было созвано чрезвычайное собрание «Арзамаса», на котором присутствовали их Превосходительства Резвый Кот — Д. П. Северин, Старушка — С. С. Уваров, Очарованный Челнок — И. П. Полетика, Эолова Арфа — А. И. Тургенев, Громобой — С. П. Жихарев, Ивиков Журавль — Ф. Ф. Вигель. В отсутствие Светланы — В. А. Жуковского временным секретарем был Кассандра — Д. Н. Блудов. В дорожных стихах Старосты они не нашли ни таланта, ни вкуса: «…в них даже не было смысла; не было правильной прозодии; о горе, не было и хороших рифм, кроме заданных». Более того, петербургские арзамасцы сочли, что «из оных стихов может легко произойти для Арзамаса бесславие великое, а для Беседы и Академии торжество неожиданное»[457]. Приговор был суров: Василия Львовича лишили звания Старосты и всех его привилегий и переименовали из Вота в Вотрушку.
Когда приговор стал известен В. Л. Пушкину, он поспешил 23 апреля 1816 года отправить из Москвы в Петербург письмо — для «Арзамаса»:
«С ума вы сошли, любезные арзамасцы. Предаете проклятию арзамасского старосту и сами не знаете за что. Яжелбицкие стихи не что иное, как шутка и порождение ухабов и зажор. Они совсем недостойны критики вашей, а к вам посланы единственно от того, что ничто от арзамасцев сокрыто быть не должно. Впрочем, я отдаю их совершенно в вашу волю. Вы можете даже отдать их Павлу Ивановичу Кутузову и сотоварищам его. Я к вам не писал по многим причинам: меня грусть одолела. Простите! Всех вас обнимаю и всем желаю счастья, здоровья и терпения.
Староста Вот я Вас!
Вы, милые мои, ни мало не учтивы,
Вы проклинаете несчастные стихи,
Смотрите! Несмотря на тяжкие грехи,
Шихматов, Шаховской, Шишков, Хвостов — все живы.
В нашу Арзамасскую отчину
От Старосты Вот я Васа
Поучительная грамота
За неумением грамоте член Арзамаса Ахилл
5 пальцев приложил»[458].
Московские арзамасцы — Ахилл (К. Н. Батюшков), Асмодей (П. А. Вяземский), Чу (Д. В. Дашков) вступились за Старосту. 6 мая 1816 года член Чу выступил с предложением московскому «Арзамасу» направить петербургскому «Арзамасу» ходатайство о его помиловании, возвратить ему его звание и имя, но «не прежде, как по произнесении им в торжественном собрании Хорошего Послания в стихах к членам Арзамаса и двух хороших басен на обе Беседы»[459]. Про басни нам ничего не известно, а вот послание «К Арзамасцам» Василий Львович написал, и написал не просто хорошо, но прекрасно. Эпиграфом он поставил слова из сочинения Цицерона «Лелий, или Беседа о дружбе»: «Что касается до человека, уши которого к истине закрыты, так что не в силах он бывает выслушивать правду от друга, то нужно отложить всякую надежду на вразумление его» (перевод П. Виноградова). Это предостережение адресовано друзьям-арзамасцам. Энергичными стихами Василий Львович говорит о своей вине — да, он действительно написал слабые стихи, но говорит и о вине арзамасцев, которые смогли так его обидеть:
Я грешен. Видно, мне кибитка не Парнас;
Но строг, несправедлив ученый Арзамас,
И бедные стихи, плод шутки и дороги,
По мненью моему, не стоили тревоги.
Просодии в них нет, нет вкуса — виноват!
Но вы передо мной виновные стократ.
Разбор, поверьте мне, столь едкий, не услуга:
Я слух ваш оскорбил — вы оскорбили друга (54).
Всё — по делу, очень точно, афористично. А далее Василий Львович с достоинством напоминает о своих заслугах, забытых почему-то его друзьями-единомышленниками:
Вы вспомните о том, что первый, может быть,
Осмелился глупцам я правду говорить;
Осмелился сказать хорошими стихами.
Что автор без идей, трудяся над словами,
Останется всегда невеждой и глупцом;
Я злого Гашпара убил одним стихом,
И, гнева не боясь Варягов беспокойных,
В восторге я хвалил писателей достойных (54).
«Злой Гашпар» — А. А. Шаховской (он назван именем героя его поэмы «Расхищенные шубы»), А один убийственный стих — это знаменитый стих из «Опасного соседа»: «Прямой талант везде защитников найдет».
Василий Львович сокрушается по поводу незаслуженных издевательств его друзей и говорит о себе, неспособном друзей обижать. Какая прекрасная автохарактеристика в его стихах и какая неподдельная грусть:
Я не обидел вас. В душе моей незлобной,
Лишь к пламенной любви и дружеству способной,
Не приходила мысль над другом мне шутить!
С прискорбием скажу: что прибыли любить?
Здесь острое словцо приязни всей дороже,
И дружество почти на ненависть похоже (54).
Добрый Василий Львович от души прощает своих обидчиков и напоминает о благородных целях в их борьбе с беседчиками:
Вы все любезны мне, хоть я на вас сердит;
Нам быть в согласии сам Аполлон велит.
Прямая наша цель есть польза, просвещенье,
Богатство языка и вкуса очищенье (55).
