Так в самом начале послания заявлена принципиальная позиция стихотворца. Названные имена Э.-Б. де Кондильяка, автора книг «Об искусстве рассуждения» и «Логика, или Начала искусства мыслить» и C.-Ш. Дю Марсе, автора трактата по риторике, не случайны. Поэт, если он, конечно, не стихомаратель, должен трудиться, изучать и логику, и риторику. Василий Львович отмежевывается от литературных староверов: ему писать «семо» вместо «сюда» и «овамо» вместо «туда» ни к чему. «Можно любить русский язык и быть истинно русским, — писал он в „Мыслях“, напечатанных в альманахе „Аглая“ в 1808 году, — однако ж не употреблять в сочинениях своих ни семо, ни овамо, ни абие»[264]. Отмежевываясь от шишковистов, В. Л. Пушкин заявляет о своих литературных учителях — Н. М. Карамзине и И. И. Дмитриеве. И еще — говорит о необходимости просвещения:
Талант нам Феб дает, а вкус дает ученье.
Что просвещает ум? питает душу? — чтенье (37).
Вот они — истоки стремления А. С. Пушкина к тому, чтобы «и в просвещении стать с веком наравне».
В. Л. Пушкин выступает против «собора безграмотных славян»; под именами Балдуса, Клита, Ариста сатирически представляет завистника Н. М. Карамзина А. С. Шишкова, высказывает намерение сражаться за просвещение:
Итак, любезный друг, я смело в бой вступаю,
В словесности раскол, как должно, осуждаю.
<….>
В славянском языке и сам я пользу вижу,
Но вкус я варварский гоню и ненавижу.
<….>
Слов много затвердить не есть еще ученье;
Нам нужны не слова — нам нужно просвещенье (38).
Конечно, В. Л. Пушкин познакомил со своим творением друзей. 7 июня 1810 года К. Н. Батюшков писал из Москвы П. А. Вяземскому в его подмосковное имение Остафьево: «Кстати, В. Л. Пушкин прислал послание к Жук<овскому>, которое, как и все его стихи, гладко и хорошо написано — а в мыслях, показалось мне, связи нет никакой — это его обыкновенный манер, да вот что необыкновенно: он тут так бреет Шишкова — без пощады! много забавных стихов»[265].
Мы вынуждены отказать себе в удовольствии согласиться с К. Н. Батюшковым: связь в мыслях есть!
9 июня 1810 года А. И. Тургенев отправил брату Н. И. Тургеневу стихи В. Л. Пушкина из Петербурга в Геттинген:
«Посылаю тебе также послание Василия Львовича <„К В. А. Жуковскому“>. Оно будет напечатано в Вестнике <Евр>опы. Изрядно написано. Оно теперь ходит по городу, и славенофилы собираются отвечать на него»[266].
Н. И. Тургенев, отвечая Александру Ивановичу на его письмо уже в июле 1810 года, заметил:
«Стихи Пушкина понравились мне потому только, что писаны по-русски. Жаль, что адресованы к В. Ан. Жук<овскому>. Не нужно говорить о том, о чем ничего не знаешь; и не хорошо без нужды нападать на Шишкова. Неумно будет, если Шишков будет отвечать Пушкину»[267].
И с этим суждением нам трудно согласиться.
Попытка В. Л. Пушкина напечатать свое послание в «Вестнике Европы» не удалась: издатель журнала В. Т. Каченовский не пожелал заводить ссоры, и В. А. Жуковский с ним согласился. «Шишкова почитаю суеверным, но умным раскольником в литературе, — писал он А. Н. Тургеневу 12 сентября 1810 года в Петербург из Муратова, имения Е. А. Протасовой в Орловской губернии, — мнение его о языке то же, что религия раскольников, которые почитают священные книги более за то, что они старые, а старые ошибки предпочитают новым истинам, и тех, которые молятся не по старым книгам, называют богоотступниками. Таких раскольников надобно побеждать не оружием Василия Львовича, слишком слабым и нечувствительным»[268]. И все же В. А. Жуковский включил адресованное послание в изданную им в 1810–1811 годах пятитомную антологию «Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских…». Послание В. Л. Пушкина было напечатано в журнале «Цветник» (№ 12 за 1810 год — этот номер вышел с опозданием, в марте 1811 года). Д. И. Хвостов в апреле 1811 года сделал такую запись:
«Послание Василья Львовича Пушкина, называемое защитниками Шишкова карусельное орудие, много потеряло своего блеску в печати. Сочинитель, мастер читать, и в его устах оно более нравилося. Сия пиеса сделает шум, поелику метила не в бровь, а в глаз на почтенного Ариста Шишкова, но сама по себе не заслуживает никакого внимания»[269].
Нет, не так! Заслужила пиеса В. Л. Пушкина внимание. На нее откликнулся эпиграммой «Ответ на послание Пушкина, где он жалуется, что не позволяют ни хвалить, ни читать Карамзина» шишковист Д. П. Горчаков, поэт-сатирик, член «Беседы любителей русского слова»:
Когда и от кого (скажи мне без притворства)
Хвалить Карамзина помеху ты встречал?
Тебе сам Буало в «Науке стихотворства»,
Окончив перву песнь, на это право дал
[270].
Первая песнь «Науки стихотворства» Буало оканчивалась стихом «Глупец находит всегда еще большего глупца, который им восхищается». Так Д. П. Горчаков, отсылая Василия Львовича к известному трактату французского теоретика литературы, называет глупцами и Н. М. Карамзина, и В. Л. Пушкина. Между тем стих В. Л. Пушкина «Нам нужны не слова — нам нужно просвещенье» стал крылатым афоризмом. Его даже цитировал А. С. Шишков в официальном письме графу Аракчееву по делам Академии Российской. «Какая была бы радость и честь Василию Львовичу Пушкину, если он мог бы знать»[271], — писал П. А. Вяземский, обнаруживший это при чтении «Записок А. С. Шишкова» уже после смерти и А. С. Шишкова, и В. Л. Пушкина.
3 декабря 1810 года в Петербурге состоялось годичное собрание Российской Академии, на котором А. С. Шишков (в 1813 году он станет президентом Академии) зачитал «Рассуждение о красноречии Священного Писания». В «Присовокуплении к Рассуждению…» он обвинил В. Л. Пушкина в преклонении перед иноземным, приписал ему безверие и безнравственность и язвительно заметил, что есть стихотворцы, которые научались благочестию в «Кандиде», а благонравию и знаниям — в парижских переулках. «Рассуждение…» с «Присовокуплением…» было издано в 1811 году.
Первый отклик В. Л. Пушкина на «Рассуждение о красноречии Священного Писания» мы находим во французском стихотворении «Песня Островитянина», вписанном в альбом Е. А. Демидовой 10 декабря 1810 года, то есть всего неделю спустя после того, как А. С. Шишков произнес в Академии свою речь. Потому и появляются у Василия Львовича иронические стихи о тех, «чьи гениальны строки, / Кто Цицеронам лишь под стать». Называя себя всего лишь сочинителем куплетов, автор стихотворения недвусмысленно объявляет «ученой скукой» сочинения своего литературного противника:
Я в Академии уроки
Пойти бы мог, конечно, брать
У тех, чьи гениальны строки.
Кто Цицеронам лишь под стать.
Врата святилища науки,
Увы, закрыты для меня.
Я не пишу ученой скуки.
Куплетов сочинитель я
[272].